Ринат Мусин - Любви все роботы покорны (сборник)

• Название: Любви все роботы покорны (сборник)
• Автор: Ринат Мусин
• Издательство: Литагент «1 редакция»0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-78947-4

Что будет с миром, где покупают любовь и продают мечты? Можно ли одинаково сильно любить двоих? Что будет платой за исполнение желаний – тело, душа? Может боль быть желанной?

Мрачное и прекрасное, смешное и странное – все смешалось в палитре страстей, пороков и затаенных желаний. Мир многогранен, и не сосчитать вариантов того, что возможно. И эльфийка задорно подмигивает орку. Среброволосая дева целует губы мраморного бога, демон покоряется смертному, и вовсе не бесстрастно наблюдает за утехами людей электронное око робота…

Генри Лайон Олди, Святослав Логинов, Евгений Лукин, Далия Трускиновская, Игорь Минаков, Максим Хорсун и другие в неожиданном и провокационном сборнике русской эротической фантастики!

---

Вот только что искать?

Самое интересное, самое важное, что может дать эта лазейка – сведения о «Саранче Апокалипсиса». Но она абсолютно не представляла, какая подсказка может быть дана из прошлой лазейки. По сохранившимся упоминаниям никак невозможно понять, что представляла собой эта Саранча, однако дата ее появления зафиксирована точно: на пятом году от основания Ньютауна, то есть ровно тридцать лет назад. Кто бы ни работал в индейском поселении семнадцатого века, он определенно не попадал в этот срок.

Очень досадная «дыра», словно нарочно. Но это факт, с которым предстоит считаться.

О самой саранче ее сверстницы, конечно, даже не слышали, это она еще раньше выяснила. Наверно, каждая практикантка тут начинает работу именно с такой вот попытки: и знаешь ведь, что пустой номер, но все равно удержаться невозможно.

Тридцать лет для девчонок совсем уж седая древность, но дело даже не в том: здесь такие темы с юницами и при юницах не обсуждают. Табу. Даже среди почтенных глав семейств, уважаемых членов общины, об этом почти не говорят. Тем более – с приезжими.

В «Воспоминаниях местной жительницы, итожащих длительный опыт, содержащих рассуждения и назидания» передано краткое упоминание о слышанном ею разговоре, но эти свои мемуары Дженни написала в совсем взрослом и даже пожилом возрасте, ее нынешние воспоминания ничего похожего еще не содержат. Да и разговор тот, конечно, седьмая вода на киселе, рассказ о пересказе слуха. Поди разберись по нему, живое существо то было или механизм.

Этого, правда, и по другим источникам не понять. Вон профессор Морис ведь утверждал недавно – в реале, конечно, недавно, – что все интерпретации феномена Саранчи как кибермеханического базируются на косвенных основаниях, а на самом деле нет нужды плодить лишние сущности, коль скоро в индейском фольклоре существуют предания о Ва-ки-йя, «громовой птице». Поскольку же на континенте в исторически недавние времена действительно существовала реликтовая популяция до неприличия исполинских грифов-тераторницид…

Профессору вежливо поаплодировали. Лишние сущности, конечно, плодить никому не хочется. И представить, будто на первопоселенцев Ньютауна навел страх всего лишь гриф, даже до неприличия огромный, гораздо комфортней, чем думать о Саранче как о роботе с иной планеты или из иного измерения. Особенно если учесть, что все попытки отыскать хоть какой-то конкретный след до сих пор оказались тщетными. А стоили слишком дорого. Во всех смыслах.

Но, конечно, этих людей никакой гриф не заставил бы думать, что наступил Апокалипсис. Не произвело бы существо из плоти и крови таких опустошений, не выдержало бы без видимого вреда стольких попаданий тяжелых пуль – причем как минимум три из ведших по нему огонь ружей были нарезными.

И вообще тут слишком много «не». Многим из которых (если не всем), видимо, предстоит остаться таковыми навсегда.

О старом индейском поселении подружек тоже расспрашивать бесполезно. О нем и старожилы толком не знают: опустело еще до их прихода. К счастью для обеих сторон.

В любом случае придется идти к той скале. Она, как девочки рассказали, близко. Может быть, даже сегодня еще получится успеть.

Поворот тропы – и вот уже открывается вид на Ньютаун. А вдалеке, возле дороги к выгону, стоят и разговаривают…

Ой.

Джедадию Пека, советника, с кем-то перепутать трудно: очень высокий, седобородый, во всегдашнем своем сюртуке, долгополом и черном. Строго-благообразный (ключевое слово тут «строго»). А рядом – Томас Гриффитс. Даже если не все девчонки его сразу узнали на таком расстоянии, то уж Дженни-то не ошибется, а с ней и она.

Разумеется, всем было ясно, что когда дочь советника вернется домой зареванная, с разбитым носом, в помятом чепце и разорванном платье, то Джедадия непременно захочет провести беседу с опекуном обидчицы. Но, наверно, он бы мог так не спешить. Видать, действительно счел случай серьезным.

Тут она поймала себя на том, что оценивает ситуацию с точки зрения Дженни – и даже улыбнулась. Нет уж. Не ее тело, не ее боль и стыд.

Почтенный Пек закончил разговор, со степенной вежливостью кивнул своему собеседнику и направил стопы обратно в город. На стайку девушек он за время беседы так ни разу и не посмотрел.

Томас постоял некоторое время в задумчивости. Потом встряхнулся, бросил взгляд на нее (то есть на Дженни, конечно), сделал какой-то незавершенный жест, будто подзывая к себе – но, как видно, раздумал делать это при всех. Тоже зашагал в сторону Ньютауна, настолько же отставая от советника, насколько опережая девушек.

– Бедная Дженни… – всхлипнула рыженькая.

– Послушай-ка, мейстрисс Гриффитс, – рассудительно сказала дочь священника, – ведь на самом-то деле вина Гвенделин гораздо больше твоей. Что, если мы все объясним?..

– И к чему это приведет, мейстрисс Перкинс? – спокойно возразила она. – Как ни вмешайся – мою участь ты, пожалуй, только усугубишь. Ну, достанется и этой несносной Пек – не тебе, Лиззи! – тоже. Так ей в любом случае достанется: и сейчас, и вообще. С таким-то главой семейства – Гвенделин наверняка полосатей папоротникового листа… Думаешь, она просто так в рубашке купаться собиралась, а служанка ее на берегу с простыней ждала?

– О! – в изумленном восторге двуголосо выкрикнули близняшки.

– Да и как вы можете «все объяснить»? – продолжила она нарочито таким же рассудительным тоном, как Перкинс. – Не сами же к советнику или моему дяде пойдете, так ведь совсем не положено… Значит, сперва своим отцам рассказать должны, а там уж они примут решение: вмешаться, не вмешаться или что другое. К тому времени все уже давно будет позади. Ладно вам, подружки: это ведь не грех, а всего лишь проступок. Ничего страшного. Увидимся завтра.

Она еще раз улыбнулась сверстницам – солнечно, свободно! – и, обогнав их, поспешила по тропе вслед за Томасом Гриффитсом.

Действительно, ничего страшного не предвиделось. Сплошная обыденность.

Через десятки лет мейстрисс Гриффитс даже сочла уместным описать этот эпизод в своих «Воспоминаниях», в назидание дерзостным юницам. Мистер Гриффитс все-таки не положился на одну лишь только версию советника Пека, но выслушал и саму Дженни тоже. После чего спросил, что, по ее мнению, должно было последовать, находись сейчас троюродная племянница не под его опекой, но в отцовском доме. На что племянница без колебаний ответила: отец бы немедленно вручил ей ножницы. «Ножницы?» – переспросил Томас. «Да. И приказал бы мне собственноручно нарезать достодолжное количество розог. Кои тотчас и применил бы с большим усердием». «Что ж, – сказал Томас Гриффитс после короткой паузы. – Можешь ли ты назвать причину, по которой я должен поступить иначе?» На этот вопрос племянница ответила отрицательно. «Тогда, – сказал ее опекун, – тебе известно, где в доме лежат ножницы».

Конец цитаты.

Действительно, какую причину она могла бы назвать? Что троюродный дядя, к тому же ставший ее опекуном без году неделя, все-таки не отец? Но он ведь в самом деле единственный ее живой родственник и, по всем законам, ответственен за ее судьбу: по законам самой жизни тоже, без него Дженни бы просто-напросто пропала. К тому же жили они, судя по всему, душа в душу: и до этого эпизода, и после.

Что, негоже двадцатисемилетнему мужчине раскладывать девушку десятью годами его младшую на скамье и стегать ее прутьями по голому заду? Но ведь оба они находились в зоне действия пуританских представлений о допустимости и недопустимости, а раз так – то ситуация воспринимается как «глава семьи наставляет порученного его заботам ребенка». Даже в пору старости мейстрисс Гриффитс эти представления еще были полностью в ходу, что уж говорить о времени ее отрочества…

Вот только чего Томас Гриффитс точно не мог знать, так это что еще прежде, чем Дженни возьмет ножницы, в дверь постучит мальчишка, сын доктора Хьюза, со срочной вестью: совет самоуправления незамедлительно созывает всех членов общины. С оружием. Сбор – в торговом складе Пауэлса.

О причине паренек не знал, да ему и не положено было. Зато знала она, по все тем же «Воспоминаниям»: ожидается налет индейцев.

Томас собрался мгновенно, тут у каждого ружье и боеприпасы всегда в полной готовности. Наспех отдал несколько распоряжений – ни одно из которых не было связано с темой ножниц – и поспешил к месту сбора.

А она теперь стоит возле того чуть тронутого прозеленью утеса, который в Ньютауне носит название Изумрудной скалы.

В кармане фартука у нее свечка и огниво. А в другом кармане – ножницы: опекун ведь не отменил прежнего решения, значит, Дженни должна его выполнить. Однако теперь, поскольку глава семьи не рассчитывает вернуться раньше ночи, она может сходить за прутьями даже до Изумрудной скалы. Отчего бы нет?