Гюи Шантеплёр - Невеста „1-го Апреля“

• Название: Невеста „1-го Апреля“
• Автор: Гюи Шантеплёр
• Издательство: Русское Книжное Товарищество "Деятель"
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1913

Роман о любви. История, которая началась с невинной шутки, а закончилась трепетной любовью.

---

Это наслаждение интимностью немного опьяняло. Однако, Мишель не произнес ни одного слова любви. Его постоянно преследовала та мысль, что Сюзи тогда торжествовала бы победу над единственным человеком, не признававшим над собою власти ее чар. А Мишелю хотелось, чтобы признание с его стороны сделало ее более счастливой, чем торжествующей. Затем он жаждал быть любимым и он боялся слова, которое вырвало бы у него лелеемую им мечту; он боялся, что, может быть, во всей этой опьяняющей его грации, в глубине прелести этих слов, доходивших до его сердца, не было любви, а только желание нравиться и немного дружбы и доверия.

Сюзанна же не рассуждала совсем. Она чувствовала себя счастливой и отдавалась с чем-то в роде лени наслаждению этим нежным и спокойным счастьем.

Однажды, сравнительно незадолго, за два дня до злополучной прогулки, когда она просила Мишеля принять более „вид жениха“, она задала себе вопрос: „как можно знать любишь ли?“, и вопрос не был еще решен. Эту досаду, которую подозревал и которой боялся Мишель, мисс Северн ее испытывала. Уже очень давно, может быть даже до от езда в Норвегию, равнодушие молодого человека ее оскорбляло, терзало, как почти мучительное унижение; очень скоро она сказала себе об этом странном женихе: „Почему он исключение? Почему я для него ни красива, ни пленительна, тогда как столько других, до которых мне нет никакого дела, находят меня и красивой и пленительной?“ Но всегда к этой досаде примешивалось какое-то наивное преклонение, какая-то инстинктивная покорность, какое-то не поддающееся анализу желание нравиться этому холодному человеку, едва удостаивавшему редким взглядом свою невесту, очаровать именно его, так как его похвала в глазах той, на которую он не обращал внимания, была бы самой драгоценной, самой приятной.

Целая сложная работа происходила в Сюзанне. Она видела вокруг себя любовь, и сердце ее было ею встревожено, и она испытывала смутное желание любить, в особенности быть любимой, как Тереза, как Симона, быть первой, быть единственной в его мужественной и нежной душе. Она ревновала Мишеля за очень невинное внимание к г-же де Лорж, ревновала до слез к некогда обожаемой женщине, к „разочарованию“ Мишеля, как она говорила, к грозной тени, восстававшей, может быть, между нею и ее женихом. Она огорчалась суровостью Тремора, предпочитая однако в глубине души видеть его скорее жестким, чем равнодушным; она страдала оттого, что Мишель, казалось, не замечал тех усилий, которые она употребляла, чтобы завоевать его; она плакала, когда на другой день после бала, на котором она веселилась, Мишель злобно упрекнул ее за несколько часов удовольствия, когда он ее порицал не во имя любви, которая бы ее тронула, но в силу какой-то мужской гордости, показавшейся ей возмутительной…

Мишель тогда был растроган, он молил, он стал на колени перед своей невестой… О! конечно, у Сюзанны был момент незабвенного триумфа, когда она увидела Мишеля на коленях!.. и с этого момента она стала чувствовать себя более чем до этого времени удовлетворенной, когда Мишель бывал с ней; она с большей живостью желала его присутствия; она испытывала сильнее впечатление, удивившее вначале ее самое, что те часы, когда Мишеля нет с нею, лишены всякого содержания, как будто на эти моменты замирает в ней жизнь, ее ум сосредоточивался на том моменте, когда он должен был придти или когда можно было ожидать его прихода. Но чувство, завладевшее Сюзанной и принимавшее столь различные формы, было ли оно любовью? Было ли это чем-нибудь, на много отличавшимся от того трудно определимого интереса, который вносит флирт в ежедневное существование?

Да, это было другое, совершенно другое. Затем, эта прогулка в Франшар, приключение около Козьего холма. Открыв глаза, как ни была Сюзанна слаба и разбита, она заметила бледность Мишеля, встретила его взволнованный взгляд и почувствовала себя тогда такой спокойной, счастливой в руках, ее поддерживавших.

А с тех пор?..

Помнил ли Мишель о данном в лесу обещании, или его сердце взволновалось при виде опасности, которой подвергалось слабое и молодое существо? Сюзи не делала никакого определенного заключения, но несомненно: со дня приключения у Козьего холма Мишель имел вид „настоящего жениха“. Правда, он ничего не говорил Сюзанне, чего бы не мог сказать ей брат; однако, он более занимался и смотрел на нее больше, чем бы это делал брат или „товарищ“, и в его взглядах, в его словах, в его молчании было что-то, что изумляло молодую девушку и что делало ее необычайно счастливой, и ей являлась еще смутная идея: „неужели он меня любит?“, сопровождаемая другой: „если я так безумно счастлива от надежды быть им любимой, уж не люблю ли я его?“

На эти новые вопросы своего сердца, так же как и на первый, мисс Северн не смела отвечать. Еще потрясенная, она быстро уставала думать, углубляться в мысли, приходившие ей на ум. Да и к чему собственно? Она была счастлива достаточно! Если Мишель ее не любил, она ему была благодарна за то, что он притворялся любящим ее, так как это была бесконечно приятная и немного гордая радость видеть это серьезное лицо, светлевшее, когда она улыбалась, этого отшельника, увлеченного старыми книгами, просиживающего у изголовья выздоравливающей, этого сердитого брюзгу, говорящего мягким голосом и покоряющегося капризам маленькой шалуньи в розовом платье, этого спесивца, приходящего в умиление оттого, что бледный цвет ее лица становился оживленнее.

Таково было немного смутное состояние духа Сюзанны.

…И Мишель, испытуя взглядом под завитками, скрывавшими маленькую ранку, гладкое чистое чело, боязливо желал знать, что таилось под этой непроницаемой белизной. Она так мало походила на других молодых девушек, эта маленькая сумасбродка в розовом платье!

Мишель предложил мисс Северн почитать ей вслух, и эта мысль ее восхитила, но при слове роман она сделала гримасу.

— Разве вы любите романы? — спросила она.

— Да, иногда, как отдых, когда они хорошо написаны и когда они не совершенно лишены идей.

— Я, когда мне нужны идеи, как вы говорите, я их ищу не в романах, а когда мне нужна болтовня, я ее в достаточной мере нахожу в свете, чтобы не искать ее в другом месте. Остаются описания чувств…

— Ну?

— Ну, когда я думаю, что они вымышленные, они меня не интересуют, а если бы я могла предположить, что они правдивы, что автор рассказывает свою интимную жизнь или по крайней мере о своем сердце, я бы стала его еще более порицать за подобные рассказы ради угождения мне.

— Почему? — спросила развеселенная Колетта.

— Потому что я думаю, когда имеешь подобные воспоминания, гораздо лучше делаешь, сохраняя их про себя глубоко скрытыми. Вот.

Г-жа Фовель искренно смеялась.

— Тогда что же читать? — спросил тихо Мишель. — Скажите мне, какую вы сами читали книгу, я буду продолжать с той страницы, на которой вы остановились.

— Рассказы из „Времени Меровингов“ Огюстена Тьерри, — ответила спокойно мисс Северн.

— Это тебя не усыпляет? — воскликнула с удивлением Колетта.

— Усыпляет меня? Но это великолепно! Это целый воскресший мир, с которым все переживаешь. Живешь среди этих исчезнувших созданий, познаешь, видишь, понимаешь их с идеями их времени. Это более романтично, чем все выдуманные романы, что касается приключений, и однако, это настоящая жизнь. Вот какие книги я люблю.

Нельзя было заставить ее изменить свое мнение. Колетта решила, что Занночка была рождена, чтобы выйти замуж за историка, и Мишель прочел книгу, вызывавшую такое восхищение. Но временами г-жа Фовель просила пощады; тогда молодой человек откладывал книгу и начинали разговаривать втроем; затем Низетта, вся розовая и влажная от беготни в саду, пришла посидеть на коленях Сюзанны, добиваясь от нее ласк, а от Мишеля сказки, „такой длинной, которая продолжалась бы до того дня, который наступит за после-завтра“. Мишель скромно сознался, что он не знает такой длинной истории, но предложил рассказать более короткую, и предложение было принято. Его рассказ был чем-то в роде детской и очень забавной пародии на один эпизод из „Времени Меровингов“, приспособленный для понимания Низетты.

Малютка, со скрещенными вокруг шеи мисс Северн руками, с головой, слегка опрокинутой на грудь кузины, смеялась взрывами, и иногда Сюзанна и Колетта, пораженные каким-нибудь удачным местом пародии, заражались этим детским смехом.

Конечно, это время заключения было приятно, так приятно, что Сюзи, счастливая, чувствуя себя еще немного усталой, немного слабой — о! очень немного — не стремилась выходить, хотя доктор ей это разрешал.

На четвертый день Мишель получил разрешение читать стихи и в продолжение более часа он переходил с „Nouvelles poésies“ Мюссе к „Vie intérieure“ или к „Jeunes Filles“ Сюлли Прюд’ома, от Jntimités Коппе к „Bonne Chanson“ Верлэна и к „Préludes“ Анри де Ренье, выбирая в этих сборниках очень изящные стихи, не пламенные, однако, полные трогательного, сильного и сдержанного трепета, те стихи, которые можно читать в лучший момент любви, который ведь не тот, когда говорят: „я тебя люблю“.