Гюи Шантеплёр - Невеста „1-го Апреля“

• Название: Невеста „1-го Апреля“
• Автор: Гюи Шантеплёр
• Издательство: Русское Книжное Товарищество "Деятель"
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1913

Роман о любви. История, которая началась с невинной шутки, а закончилась трепетной любовью.

---

И он почувствовал благодарность, так как ему было бы тяжело бежать из под собственной кровли. Он подумал, что Сюзанна действительно была веселая, милая, приятная и что ее головка выделялась красиво и изящно на зеленых обоях стен.

— Видитесь вы часто с Рео? — спросил он.

Рео! Она была без ума от Рео. Как прелестна эта Тереза! Добрая, умная и такая простая! Так как г-жа Рео лишь на год старше Сюзанны, церемонные отношения между ними длились недолго. Через неделю они уже называли друг друга по именам; Симона Шазе, совершенное дитя, но какая милая! И Поль был превосходный юноша, и г-н Рео прелестный человек… От этих восторженных похвал хорошее настроение Тремора еще выросло. Ему казалось, что г-жа Рео должна была иметь на Сюзанну благотворное влияние.

Этот разговор продолжался, не смущаемый никакой задней мыслью.

— Я, однако, погрешаю против всех моих обязанностей, — воскликнула Сюзанна, — я вас не расспрашиваю о вашем путешествии… Есть путешественники, которые бы мне этого не простили…

— О! — заметил довольно меланхолично молодой человек, — путешественники любят говорить о своих путешествиях, чтобы рассказывать о себе самих… Я же не нахожу себя достаточно интересным, чтобы говорить о себе…

— Это не то, но у меня были ваши письма. Они были очень хороши, ваши письма. Мне казалось, что я читаю статью из „Revue des Deux Mondes“, — утверждала Сюзанна с тем спокойствием, которое заставляло часто сомневаться: шутит она или говорит серьезно.

Задавая себе вопрос, была ли эта фраза похвалой автору писем или наоборот критикой писем жениха, Мишель поклонился.

Она продолжала:

— Не скажу, чтобы это вызвало у меня охоту поехать на Северный полюс. Я там заболела бы сплином.

Тогда, находясь еще под обаянием страны, покинутой им, Мишель стал восхвалять ее меланхолическую и мечтательную прелесть, круговорот ее бурной и торопливой жизни, этот чудесный долгий день, эту обильную растительность, это лихорадочное веселье, которые, казалось, спешат появиться и расцвесть, как бы неся в себе сознание своей скоротечности.

Потом с предметов он перешел на людей.

Сюзанна слушала его, удивленная, заинтересованная, говоря сама лишь настолько, чтобы Мишель мог сохранить убеждение, что за ним следят и его понимают. До того в их разговорах он заставлял говорить невесту гораздо больше, чем говорил сам.

Но вскоре он остановился и принялся смеяться.

— Ну, — сказал он, — я поддался общей слабости путешественников и стал вам рассказывать похождения моего воображения в Норвегии. Часто упрекают путешественников в недостатке правдивости, жалуются на их лживые или мало искренние рассказы. Таким образом, люди вполне умные, возвращаясь с Востока, например, говорят вам: Восток, — но он не существует, я искал синевы, золота, великолепия, грез; я нашел грязные улицы, мало симпатичное народонаселение и брак базаров улицы Оперы! Тот, кто описал Восток, как страну чудес — солгал! Но тот не солгал, кто видел, действительно видел, — не сомневайтесь, — и прекрасное небо, и прекрасные мечети, он даль себя захватить этому неведомому, неизвестному ему до того, очарованию… Только первый путешественник, умный или нет, не был, конечно, неправ… И не спрашивайте меня, кто из двух путешественников видел правильно… Может быть, вы были бы теперь изумлены, если бы знали Норвегию!

По окончании обеда Мишель распаковал часть привезенных вещей: резьба по дереву, редкая, с чем то глубоко индивидуальным в замысле и в работе, вышивки с гармоничными и тонкими оттенками — работа норвежских крестьянок; Сюзанна покраснела от удовольствия, когда ее жених преподнес их ей. Со смехом дети овладели игрушками, привезенными им, и Низетта сжимала в своих объятиях куклу в финском костюме, больше ее ростом.

Но уже карета ждала в течение нескольких минут. Стоя перед зеркалом, выгибая свою хорошенькую талию, в черном атласном поясе, мисс Северн прилаживала свою вуалетку.

— Итак, вы не были скандализованы моим визитом? — спросила она через плечо. — Ведь у вас тут, во Франции, такие смешные. Вначале я была озабочена, постоянно спрашивая себя: принято ли здесь или нет, прилична ли я? А затем, баста! я решила быть самой собой! О! я буду вас конфузить, вы увидите, если не сегодня, то это будет завтра или позднее!

Он протестовала так как действительно, приехав тоскующим и не ожидая ничего веселого, он провел прелестный вечер.

Молодая девушка немного наклонила голову, чтобы застегнуть перчатку; вдруг она подняла ее и посмотрела своему кузену прямо в глаза; это была иногда ее манера.

— Майк, — сказала она, — хотите заключить со мной договор? Не будем изображать из себя жениха и невесту в жанре Манцони[27]!.. Раз уже выяснено, что мы не романтические влюбленные, и что нам не пристало ни одному, ни другой проводить жизнь, воркуя как голубки, будем товарищами. Вы увидите, я премилая, когда захочу; я не совсем глупа, я убеждена, что я сумею вас понять, несмотря на мои ветреные манеры… и мне с вами не скучно, нет, мне кажется, что вы на меня совсем не нагоняете скуки… Затем, со мной вы будете часто смеяться, как сегодня вечером, я в этом уверена… а для вас это будет превосходно, избегать ваших „blue devils“[28]… так как у вас бывают эти „blue devils“. О! не говорите — нет… Мы будем гулять, мы станем разговаривать, и так как мы не будем считать себя обязанными заниматься исключительно только самими собой, мы сможем быть любезными со всеми и прослывем за прелестных жениха и невесту… что разрушит все установившаяся понятия… Идет?

Она протянула ему свою маленькую, открытую ручку; он ее взял и пожал, улыбаясь:

— Идет, — сказал он.

Шаги лошадей замирали в отдалении. Мишель сел под деревьями. Восхитительная свежесть ласкала его лицо, ароматы подымались от травы, где трепетали бледные сияния. Вдали пели голоса, идеализированные расстоянием.

С глазами, устремленными то на небо, как бы забрызганное золотом, то на величественный верх башни Сен-Сильвера, весь в цветах, Мишель долго отдыхал в этой спокойной и мягкой полу-тишине.

Светлые решения, принятая им в те прекрасные дни, когда, облокотившись на перила, он следил за туманными гребнями норвежских гор, как бы двигавшимися навстречу пароходу, скользившему по зеленой воде, крепли в его сознании.

Он посвятит себя счастью этого ребенка, который не был избранной им подругой, но с которым столкнула его судьба. Он постарается развить в ней более серьезные мысли, более энергичную нравственную и умственную жизнь, но он будет иметь дружеское снисхождение к ее молодости.

Товарищи, — сказала Сюзанна, уезжая. Пусть будет так. Они будут товарищами, эти жених и невеста, которые не могли быть влюбленными, и таким образом, не играя банальной комедии, лицемерие которой возмутило бы Мишеля, они научатся понимать друг друга. Их характеры свыкнутся, никакое бессмысленное принуждение — рожденное задней мыслью никогда не выходить из официальной роли, — не помешает им обмениваться мнениями без притворства. Боязнь не понравиться или желание заставить себя более полюбить не будут внушать им тех действий, тех слов, надуманных или невинно рассчитанных, которые составляют почти тот же бессознательный обман; избавленные от заблуждений любви, от опасности идеализировать друг друга, они будут смотреть друг на друга правильными глазами, не ослепленными искусственным скоропреходящим светом.

До опасного испытания совместной жизни, между ними установятся мало-помалу отношения взаимных уступок, снисходительности, осторожности, кротости, которых она требует и которые, сразу навязанные, кажутся несправедливыми, горькими и иногда неприемлемыми, если глубокая любовь не превращает эти жертвы в радости… И может быть оно окажется прелестным, это товарищество?

Спокойный и свободный под этим прекрасным небом от всяких капризных желаний, Мишель припоминал все события вечера. Было так приятно смотреть на эти смеющиеся лица, так было сладко слышать эти веселые голоса! Одну минуту он забыл свою роль жениха, банальную, как букет, посылаемый каждый день из цветочного магазина, чтобы быть самим собою, и чем-то лучшим — существом молодым, беспечно веселым, не резонируя над своей радостью.

На следующий день в Кастельфлоре, с глазу на глаз со своим братом и после тысячи вопросов, Колетта заговорила о Сюзанне.

— Это была прелестная идея поехать пообедать с тобою; она удивительна, эта маленькая Занна. Она ничего не боится и всегда чувствует себя свободно, верхом, на велосипеде… Между бедными, которых она узнала во время своего пребывания в Прекруа, она избрала мать и детей одного крестьянина и каждую неделю, какая бы ни была погода, она им несет помощь; она почувствовала влечение к Терезе Рео и почти ежедневно ходит одна через лес, чтобы провести час в вилле „Ив“; она щебечет и вкривь и вкось обо всем, что ей приходить в голову, она презирает многоязычную молву, как свою первую куклу, и все это так просто, так открыто, так простосердечно, что каждый, наконец, начинает находить ее манеру действовать самой естественной в свете. При этом — француженка, француженка до корня волос, несмотря на свои манеры „янки“! Она тонкая копия с миниатюры тети Регины! Это — обольстительница. Ей достаточно показаться, улыбнуться и произнести два три словечка, чтобы „победить целый край“, как говорить Лангилль, который безумно ее любит и хочет поднести тебе ее портрет. Ах, ты мне дашь прелестную невестку!