Гюи Шантеплёр - Невѣста „1-го Апрѣля“

• Название: Невѣста „1-го Апрѣля“
• Автор: Гюи Шантеплёр
• Издательство: Русское Книжное Товарищество "Деятель"
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1913

Роман о любви. История, которая началась с невинной шутки, а закончилась трепетной любовью.

---

Бока Пепы сгибались. Уже молодой дѣвушкѣ казалось, что она чувствуетъ, какъ громадная тяжесть упавшаго животнаго раздавливаетъ ей грудь. Инстинктивно она бросила стремя и луку и, закрывъ глаза, быстрымъ движеніемъ прыгнула въ сторону.

У нея было сознаніе толчка, она ощутила боль въ головѣ, затѣмъ потеряла сознаніе.

Когда она пришла въ себя, то увидѣла себя въ ландо г-жи Сенваль. Лошади бѣжали рысью. Она встрѣтила тревожный взглядъ, жадно выжидавшій ея взгляда, и увидѣла Мишеля, очень блѣднаго, наклонившагося надъ нею, поддерживая ее рукою. Тогда она почувствовала невыразимо пріятное спокойствіе.

— Это пустяки, Майкъ… — пролепетала она.

Затѣмъ, ея качавшаяся отъ толчковъ экипажа голова, ища поддержки, прижалась къ груди Мишеля, и усталая, она закрыла глаза.

* * *

Колетта приблизилась къ дивану, на которомъ сидѣлъ Мишель, и очень нѣжно наклонившись, положила руку на плечо своего брата.

— Ты можешь успокоиться, мой бѣдный братецъ, — сказала она, — докторъ повторилъ буквально то же Роберту, что онъ сказалъ намъ. Это чудо, но у нея нѣтъ ничего опаснаго. Маленькая рана на лбу незначительна, и два или три дня отдыха справятся съ потрясеніемъ нервовъ. Бѣдная малютка! Какой ужасный страхъ она испытала! А мы то!… — прибавила г-жа Фовель, облегченно вздохнувъ.

Увидя Сюзанну, блѣдную, шатающуюся и какъ бы безучастную ко всему, что происходило вокругь нея, съ пораненнымъ лбомъ, когда рана, плохо умытая, казалась большей и болѣе страшной, затѣмъ Мишеля, совершенно блѣднаго, съ трудомъ произносившаго короткія, отрывистыя слова, Колетта испытала одно изъ самыхъ ужасныхъ волненій въ своей жизни.

Визитъ доктора ее подбодрилъ, но, казалось, что Мишель не раздѣлялъ спокойную увѣренность своей сестры; въ то время, какъ она говорила, онъ слушалъ ее съ усиліемъ, съ опущенной головой, совершенно подавленный.

— Робертъ увѣренъ, что докторъ ничего не скрываетъ? — спросилъ онъ однако упавшимъ голосомъ.

— Совершенно увѣренъ.

Онъ началъ опять тѣмъ же голосомъ и какъ бы въ забытьи:

— Мнѣ кажется, очень густая, высокая трава немного ослабила толчокъ… Я видѣлъ, она ранила лобъ о сухую вѣтку…

Г-жа Фовель продолжала говорить тихо, повторяя слова и фразы, который могли ободрить Мишеля, окончательно успокоить его томящуюся душу. Съ тѣхъ поръ какъ Сюзи приняла ванну, она чувствовала себя болѣе спокойной и бодрой. У нея болѣла немного голова, но у нея не было лихорадки и вообще никакого недомоганія, могущаго служить дурнымъ предзнаменованіемъ. Она только что заснула. Мишель поднялся.

— Я ухожу, — сказалъ онъ.

— Но ты здѣсь обѣдаешь? — воскликнула удивленная м-мъ Фовель.

— Нѣтъ, я предпочитаю вернуться домой.

— Послушай, это будетъ безуміе, — настаивала Колетта; — останься, ты вечеромъ получишь новыя свѣдѣнія, можетъ быть сможешь увидать Сюзи.

— О! я вернусь послѣ обѣда.

— Но, мой бѣдный другъ, ты усталь, ты измученъ!

Треморъ сдѣлалъ жесть чрезмѣрной усталости:

— Умоляю тебя, Колетта, — пробормоталъ онъ, — мнѣ необходимо вернуться.

Онъ не могъ никогда отдать себѣ отчета, какъ онъ очутился въ своемъ рабочемъ кабинетѣ въ башнѣ Сенъ-Сильвера. Съ точностью автомата слѣдовалъ онъ по знакомой дорогѣ, не чувствуя, что идетъ, не видя, не слыша ничего. Одна и та же мысль, завладѣвшая его мозгомъ, какъ отвратительные щупальцы спрута, впивающіеся въ тѣло измученнаго пловца, терзала его, лишала сознанія окружающаго, уничтожая въ немъ всякую мыслительную силу.

„Если бы она убилась или даже тяжко была ранена, если бы, когда я ее поднялъ на руки, наполовину обезумѣвшiй, я не почувствовалъ бы болѣе бiенiя ея сердца, или, если бы я ее увидѣлъ расшибленной, ужасно изувѣченной“…

Одинъ моментъ, нѣсколько секундъ! Она была такая розовая, свѣжая, полная здоровья, она говорила, смѣялась радостная, и вся эта свѣжесть, эта молодость остались бы однимъ воспоминанiемъ. Эта жестокая вещь могла бы совершиться! Дорогiе, большiе глаза, только что такiе свѣтлые, закрылись бы навсегда угасшiе, ясный голосокъ, вибрирующее эхо котораго отзывалось еще въ ушахъ Мишеля, смолкъ бы навсегда… Да, въ одно короткое мгновеніе все было бы кончено! Кончена радость видѣть и слышать это восхитительное созданіе, въ которомъ такъ много, неисчерпаемый источникъ жизни.

Вдругъ страстная надежда сдѣлать ее своей, унести ее далеко, отвоевать ее у другихъ и у нея самой, стать наконецъ силой любви властелиномъ ея сердца, любимымъ — это стало бы пустой мечтой, исчезнувшей химерой… Подъ впечатлѣніемъ этой открывшейся ему на мигъ пустоты, на краю бездны, отъ которой онъ не въ силахъ былъ оторваться, Мишель прекрасно чувствовалъ, что вотъ уже съ мѣсяцъ эта надежда была его жизнью, всей его жизнью, единственнымъ смысломъ его существованія. И что бы онъ ни дѣлалъ, о чемъ бы ни думалъ, онъ видѣлъ Сюзанну мертвой, переживая, какъ въ воспоминаніи, ужасныя событія, которыя могли произойти, и тогда два слова постоянно къ нему возвращались, подобно машинальному припѣву, и онъ повторялъ ихъ безсознательно, мысленно или устами: „моя дорогая, моя дорогая“…

Онъ сѣлъ, опершись локтями на столъ, сжимая обѣими руками виски. Нѣчто въ родѣ рыданій безъ слезъ потрясало его широкія, ослабшія плечи. И однако, мало-по-малу, вопреки овладѣвшему имъ кошмару, безпокойству, не покидавшему его, несмотря на успокоительныя слова доктора, необыкновенная радость заполнила его сердце, поглощала все его существо… потому что теперь онъ болѣе не сомневался, онъ зналъ прекрасно, что онъ ее любилъ, маленькую невѣсту „1-го апрѣля“, данную ему случаемъ, любилъ ее страстно.

Часть третья. I.

Возвращаясь въ Кастельфлоръ къ восьми часамъ, Мишель былъ болѣе спокоенъ. Онъ засталъ въ гостиной г-на Сенваля и Лангилля, пришедшихъ за новыми свѣдѣніями, затѣмъ Робертъ повторилъ ему то, что уже сказала Колетта объ увѣреніяхъ доктора. Почти тотчасъ же вошла г-жа Фовель и увела своего брата къ Сюзаннѣ.

Молодая дѣвушка была очень блѣдна живой, нѣжной бѣлизной, которой въ видѣ контраста слишкомъ рѣзкая и голубоватая бѣлизна простынь и подушки придавали оттѣнокъ слоновой кости; но мало-помалу извѣстная напряженность въ лицѣ ослабѣвала, и нервное возбужденіе, испугавшее Колетту и старую Антуанетту, улеглось. Когда Мишель и его сестра подошли къ постели, Сюзанна тихо улыбнулась, выдвигая немного руку.

Полотняная повязка, окружавшая лобъ, изъ подъ которой вырывалось нѣсколько непослушныхъ прядей, короткая и вся завитая коса, покоившаяся подлѣ ея лица, придавали ему еще болѣе молодое выраженіе. Треморъ поклялся не выказать своего волненія, но онъ боялся своего прерывающагося голоса; не говоря ни слова онъ спряталъ въ своей рукѣ ручку, протянутую ему миссъ Севернъ.

— Мишель, — сказала молодая дѣвушка, — докторъ былъ очень любезенъ, онъ сказалъ мнѣ, что я, какъ дѣти, сумѣла упасть, не причинивъ себѣ вреда, что я удивительная наѣздница, что я выказала хладнокровіе, достойное похвалы, но что въ общемъ не обошлось тутъ безъ покровительства добраго генія.

Затѣмъ жалобнымъ голосомъ, въ которомъ, можетъ быть, было немного безсознательнаго кокетства больной, желающей, чтобы ее жалѣли, она прибавила:

— Я очень испугалась, дорогой Мишель!

Треморъ конвульсивно пожалъ ручку, которую онъ не выпускалъ.

— Я также, — прошепталъ онъ.

— Бѣдный братецъ, — сказала съ удареніемъ Колетта, — онъ былъ почти такъ же блѣденъ, какъ ты.

Глаза Сюзанны остановились болѣе внимательно на ея женихѣ.

— Значитъ, вы бы горевали, если бы я умерла?

Онъ имѣлъ силу улыбнуться.

— Какой коварный вопросъ! Вы бы, значитъ, не горевали, если бы я умеръ?

— Да, я бы очень горевала.

— Но скажите мнѣ, — спросилъ онъ, ставъ на колѣни подлѣ постели, — вы не страдаете? что вы чувствуете?

Она легко покачала головой.

— Я не страдаю. Я очень устала, затѣмъ у меня немного болитъ голова, вотъ и все. Докторъ правь, Мишель, это чудо; только старикъ докторъ невѣрующій. Я же благодарю Бога, защитившаго меня. О! Я Ему такъ благодарна! У меня не было ни малѣйшаго желанія умереть. Вы Его тоже возблагодарите? Неправда ли?

— Да, Занночка.

Она улыбалась еще, такая хорошенькая, такая чистая, что слезы выступили на глазахъ Мишеля. Онъ наклонился и поцѣловалъ завитую косу.

— Спите хорошо, — пробормоталъ онъ.

— И вы также, — отвѣтила она тихо.

Затѣмъ, когда Треморъ дошелъ до двери, она позвала его опять.

— А Пепа, Мишель, моя бѣдная Пепа?

— Она спокойно упала на всѣ четыре ноги, ваша ужасная Пепа, — сказалъ онъ, поклявшись самъ про себя не поручать болѣе „ужасной Пепѣ“ свое самое дорогое сокровище.

На слѣдующій день Сюзанна оставалась въ постели очень разбитая; но на третій день докторъ поздравилъ ее съ перемѣной къ лучшему, и такъ какъ она безропотно покорилась предписанію хранить еще полный покой въ продолженіе двухъ дней, ей было разрѣшено подняться.