Иван Истомин - Живун

• Название: Живун
• Автор: Иван Истомин
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-7529-0674-1 (Т. 1), 5-7529-0675-Х

Переиздание одноименного романа, повести «Последняя кочевка» и рассказов старейшего ненецкого писателя. Произведения, написанные на автобиографической основе, воссоздают историю Тюменского Севера 20-х–30-х годов нашего столетия.

---

— Вон в чем дело-то! Перестань шлепать девчонку! Тебе самой всыпать надо как следует.

Схватившись за голову, Экся завопила:

— Ой, беда-беда! Зачем полез без спросу?!

— Жди, когда скажешь! Богато живешь. Кто мог бы подумать. Эх, Экся, Экся… Ответишь по закону!

Женщина упала на колени, завопила:

— Я не виновата! Я не виновата!..

— А кто же! Мотька, что ль?

— Не мой сур, не мой! Ей-Богу!..

— Гажа-Эльки, да?

— Его, его, будь неладен! Принесло его на мою голову… Ой, что я — нет! Не его, — в отчаянии металась Экся.

— А чей же? Почему в твоей кадке?

— Навязали на мою душу… Гал пристал… Я не хотела… Уломал…

— Какой Гал? Их много в селе.

— Да Биасин-Гал! Пропади он пропадом. Сам трусит, а меня подставил, — голосила Экся.

— А не врешь?

Женщина подняла мокрое от слез лицо.

— Нет, миленький, нет! Правду сказала… Что же мне теперь будет?

— Разберемся! Вставай, чего ползаешь по полу. — Вечка помог Эксе подняться, скорчил рожицу все еще плакавшей Мотьке. Сострил: — Удачная получилась операция — попалась кооперация…

Глава четырнадцатая Сельская сходка

1

Спал Куш-Юр беспокойно. Мучили сновидения: то являлась Сандра, то Яшка, то Гажа-Эль в образе медведя, под конец даже Озыр-Митька приснился. Пробудился Куш-Юр в плохом настроении, от тупой боли ломило голову. Но, вспомнив о приезде Гриша, он живо вскочил, оделся, решил, что надо с утра встретиться с другом, — днем мало ли что помешает, да и Гриш может куда-нибудь отлучиться.

Гриша он застал во дворе, возле завалинки старого дома, на солнцегреве, в окружении братьев и родственников. Они дымили самокрутками и чему-то весело смеялись. Куш-Юр поморщился: целая сходка, поди, ему уже кости перемыли. Но хозяева встретили Куш-Юра дружелюбными прибаутками:

— О, идет, сельсовет — ни заря ни свет.

— Начальникам и богачам не спится и по ночам.

— Подходи скорее. Мы уже в сборе. Открывай сходку!

Куш-Юр усмехнулся, за словом в карман не полез:

— Сходка будет вечером. И не при вашем доме, а в Нардоме. — А потом уж и поздоровался. — Привет, мужики! А гостю нашему — самое большое «доброе утро!». С приездом! Узнал — появились вотся-гортские, и вот поспешил повидать.

— Спасибонько, — крепко пожимая руку Куш-Юра, Гриш радостно улыбнулся. — Ну и нюх у тебя. Как хоть ты так быстро новости узнаешь?

Куш-Юр поведал о ночном происшествии во дворе Абезихи.

Мужики, слушая его рассказ, гоготали от души. А Гриш встревожился.

— Вот лешак! — ерошил он в беспокойстве волосы на непокрытой голове. — Налижется, запропастится и нас задержит тут. А ведь осень…

Куш-Юр успокоил Гриша:

— Во всем селе не найдет выпивки — навели мы порядок. Так что не горюй… Ну, как летовали?

— Да всяко… — Гриш бросил взгляд на братьев, и Куш-Юр понял: о делах лучше с глазу на глаз, и перевел речь на другое:

— Комары не загрызли?

— Хватало…

— Сгинули небось?

— Пропали. Да мошки налетело. Ужас! Позлее тех поедников…

Гриш отвечал как-то нехотя. Ему хотелось побыть с Куш-Юром вдвоем, обсказать все, что так томит его. Почувствовав натянутость в разговоре, братья и родственники Гриша догадались, что лишние, и поспешили уйти.

Варов-Гриш отвел Куш-Юра за угол старого дома, на южную сторону двора. Там торчал из земли огромный высохший пень, похожий на врытую в землю кадку. Усаживаясь на него, Гриш сказал:

— Во, какие толстенные деревья-великаны росли когда-то здесь. Нам с тобой вдвоем не обхватить такое дерево.

— Мда-а. Многовечная была лиственница. И не гниет пень-то. Не один десяток лет, поди, стоит.

— Годов сорок, ежели по дому нашему судить. Корнями-то, чай, до самой преисподней дотянулся. По всему двору они расползлись. Живун, как все село наше, да и как мы все.

— Живун, да-а-а, — повторил Куш-Юр. И наступила неловкая пауза.

Трудные, малоприятные объяснения всегда начинаются издалека. Куш-Юр решил, что Гриш заговорил о пне из дипломатии, чтобы помягче перейти к беседе о разных сплетнях про него, председателя, и про Эгрунь, кулацкую дочку. Куш-Юр не любил, когда с ним осторожничали да деликатничали, и даже желал в открытую объясниться, потому что верил — Гриш поймет его.

Но Гриш молчал, будто чего-то выжидая. И Куш-Юр подумал: может, стесняется, Гриш, история-то щекотливая… Однако и сам разговора не завел, а то покажется Гришу, ровно он, Куш-Юр, оправдывается… Вот и сидели, молчали.

На самом деле ни о каких сплетнях Гриш ничего не слыхал. Братья поведали ему только семейные новости. И молчание Куш-Юра он расценивал по-своему: «Гажа-Эль, поди, все уже выболтал…»

Гриш ожидал от Куш-Юра упреков, а может, даже разноса… Он не собирался что-то утаивать от председателя, просто не хотел, чтоб Гажа-Эль наболтал лишнего. А без того у Гажа-Эля, видно, не обошлось. Вот какой Куш-Юр мрачный!..

— Ну что ж, казни, — вздохнул Гриш.

— За что? — не понял Куш-Юр.

Неподдельное недоумение председателя ободрило Гриша. Опустив голову, не глядя Куш-Юру в глаза, он повинился во всем. Рассказал и про сделку с Ма-Муувемом, и про спирт-водку…

— Вот черт! — выругался Куш-Юр. — И сородичей своих, как вас же, спаса-ает, выр-руча-ает! Дерет втридорога. И все ему должники…

— Ну, а власть-то? — мягко спросил Гриш. Он не собирался укорять председателя в том, что Ма-Муувема все еще не взяли за загривок, не потрясли как кулака. Он просто надеялся услышать желанное обещание, что пармщиков выручат…

Но Куш-Юр промолчал. Долго и старательно он свертывал цигарку, не спеша закуривал. А закурив, пускал дым кольцами, наблюдал, как кольца вытягиваются, скручиваются восьмерками и одно за другим тают.

Гриш тоже помалкивал, теряясь в догадках. Поймав его напряженный взгляд, Куш-Юр процедил:

— Власть… Власть… Теперь его не возьмешь…

— Почто так?! — Гриш аж подскочил от удивления.

— Запрет… Не велено трогать.

Куш-Юр молча, с силой ударил каблуком сапога по земле.

Гриш от волнения сжал кулаки.

— Не кипятись, — осадил его Куш-Юр. — Сердце разуму тут не командир. Разум командовать должен сердцем. Дело куда как серьезно. Кормить народ во всей России надо, а хлеб и прочее у кого — у богачей или у мир-лавки? То-то и оно. В мир-лавке пока не богато, а у торгашей кое-что еще припрятано. Пускай торгуют, все людям польза.

— Выходит, Озыр-Макку из могилы поднимать? Зря прихлопнули, — насмешливо процедил Гриш.

Куш-Юр потемнел: сильно задел его Гриш.

— Его не за торговлю. А за то, что против нашей власти пошел. Это и сейчас с рук не сойдет, по загривку получат, да еще как!

— Значит, Ма-Муувему вольготность, дери с честного народа семь шкур…

— Думаешь, нам в удовольствие, в радость? — тяжело выговорил Куш-Юр. — Сам Ленин, Владимир Ильич, сказал — мол, отступаем, братцы, пока хозяйство малость подправим, а как поокрепнем, на ноги встанем — штурманем! Верь, ненадолго это.

Гриш сидел на старом пне огорошенный, потерянный, безвольно опустив руки. «Влипли. Влипли! — стучало ему в висок. — Отдавать придется целиком — сполна! Зря надеялся!»

Ему стало душно, будто сдавило горло.

— Чего приуныл? — словно откуда-то издалека, едва слышно долетел до него участливый голос Куш-Юра.

— Кое-что забросили нам в мир-лавку, — продолжал говорить Куш-Юр. — Хоть не так много, а все-таки. Хорошо, что приехали, получите свой пай. Рыбы-то привезли?

— Привезли, — ответил Гриш. И добавил: — И ягод-орехов. Все излишки.

— С пустыми руками не уедете.

— Зима долгая, — вздохнул Гриш. — А там и весна. Мы зиму на Ма-Муувема пробатрачим. А нам — ого-го сколько всего надо: прорех больше, чем в неводе ячей. Одна надея на мир-лавку.

Куш-Юр секунду поколебался и сказал:

— Так и в мир-лавке… К тому дело идет: по деньгам — товар, продал — купи.

— Мать родная! — Гриш в отчаянии хлопнул кулаками по бродням. — Полная погибель нам…

Вконец расстроился и Куш-Юр. Понимал, могут заголодовать пармщики, если все отдадут старшине. Пайки-то кончаются. Вдруг надеждой блеснуло воспоминание: инструктор из Обдорска… Пушнину отдавать Ма-Муувему не придется, власть не позволит.

Гриша это не утешило.

— Зато рыбу, окаянный, заберет подчистую. Пушниной, может, и лучше, ее ведь не пожуешь, не поешь.

— Ладно, чего-нибудь сообразим. В беде не бросим, — пообещал Куш-Юр, боясь зря обнадеживать.

Гриш не узнавал председателя. Куда девались его решительность и категоричность? И почему он не отдал распоряжения схватить живодера Ма-Муувема?! Не расспросил, как бывало, про каждого пармщика. Непонятная перемена. Впервые, кажется, обоим не нашлось больше о чем говорить.