Норман Лебрехт - Кто убил классическую музыку?

• Название: Кто убил классическую музыку?
• Автор: Норман Лебрехт
• Издательство: «Классика-XXI»
• Жанр: Культурология
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-89817-202-2

На вопрос, вынесенный в заглавие своего бестселлера, авторитетный английский критик и публицист отвечает: с музыкой «расправились» агенты, импресарио и владельцы крупных бизнес-корпораций, политика которых направлена исключительно на извлечение прибыли.

Стремясь показать механизмы функционирования музыкальной индустрии, автор описывает скрытые пружины блистательных карьер и рисует выразительные портреты тех, кто, оставаясь неизвестным широкой публике, дергает за ниточки из-за кулис.

Однако Лебрехт не считает, что классика «убита» окончательно и бесповоротно, она вполне может возродиться «при условии разрушения системы звезд и восстановления здоровой экономики».

Книга адресована всем, кому небезразличны судьбы музыки и культуры в современном мире.

---

Если бы высокие гонорары, как во времена Тосканини, Горовица и Хейфеца, ограничивались лишь двумя дирижерами и солистами за поколение, оркестры могли бы выдержать это давление. Но Уилфорд превратил непомерные требования в норму. Его успехи (и успехи Юрока) стали петлей на шее оркестров. Теперь если последние хотели заполнить залы, им нужно было платить звезде больше, чем могли дать полные кассовые сборы. На возмещение убытков за счет концертов более низкого уровня, редко собиравших полные залы, рассчитывать не приходилось. А если, по чистой случайности, удавалось свести концы с концами, то в следующем же сезоне оркестр разорялся, поскольку был вынужден платить непозволительно большие гонорары менее известным солистам.

Эта «уловка-22»[489]* «Коламбии» мягкой хваткой сжимала горло американских оркестров, доводя многие из них до роспуска. Калифорния лишилась прекрасного коллектива в Окленде. Припертые к стене Денвер и Новый Орлеан смогли оправиться, только создав оркестры, управляемые самими музыкантами. Оркестр Луисвилла, первопроходец, открывший слушателям новую музыку в пятидесятых годах, был вынужден уволить ряд музыкантов и снизить зарплату оставшимся до двадцати четырех тысяч долларов в год, что составило ровно половину того, что получали за один вечер Перлман, Муттер или Джесси Норман. Внештатные оркестранты девяти коллективов Нью-Йорка, получавшие менее ста двадцати долларов за концерт, объявили в ноябре 1993 года забастовку, заявив, что за такие деньги можно разве что донести смычок до струн. Чем больше богатели звезды, тем тяжелее становились судьбы рядовых музыкантов и финансовое бремя региональных концертов.

Одному калифорнийскому агенту позвонили из небольшого оркестра: «Нет ли у вас какого-нибудь хорошего и недорогого исполнителя?» Агент поинтересовался, что стало причиной такой постановки вопроса, и ему ответили: «У нас — юбилейный сезон, а весь бюджет, отведенный на солистов, мы потратили на один концерт со Стерном. Теперь надо латать дыры»[490].

Суммарный эффект от скачка гонораров стал очевидным в 1992 году после публикации отчета Лиги американских симфонических оркестров. Согласно этому отчету, затраты оркестров за двадцать лет выросли в восемь раз — с 87,5 миллионов в 1971 году до почти семисот миллионов. Более половины этого резкого прироста, в три раза превышавшего темпы роста стоимости жизни, приходилось на «расходы по оплате солистов». За пять лет, с 1986 по 1991 год, эти расходы увеличились на 50 % и достигли 335,8 миллионов. Поскольку зарплаты оркестрантов только снижались, самой разорительной статьей бюджета американских оркестров оставались гонорары дирижера и солиста; при этом подавляющее большинство из них были ангажированы при посредстве «Коламбии», то есть являлись звездами самого Роналда Уилфорда.

Единственный способ, с помощью которого оркестры могли позволить себе пригласить солистов от Уилфорда, состоял в поиске альтернативных источников дохода. Поэтому на первое место выдвинулись коммерческие способности персонала, а творческие ценности отошли на второй план. «Сегодня, когда администрация крупного оркестра напоминает управленческую команду крупной корпорации, — писал пианист Гэри Граффман, — рыночная методика, применяемая ею для продажи симфонического оркестра, не имеет ничего общего с изначальной задачей подобной сделки: представить лучшую музыку в лучшем и наиболее профессиональном исполнении публике, желающей ее слушать. В отчаянных поисках способа сделать оркестр более доступным для всех искусственные уловки, неизменно направленные на получение "выгоды", приводят только к всеобщему снижению стандартов»[491].

В эпоху Уилфорда американские оркестры вступили в отчаянную борьбу за выживание. «Джадсон никогда не давил на нас, — сказал директор одного оркестра. — С Уилфордом все по-другому».

Хозяин с 57-й улицы, сидя в полумраке кабинета за опущенными японскими жалюзи, невидимый и неизвестный слушателям, отмахивался от жалоб с хорошо отработанным презрением. Если какой-то оркестр хочет пригласить его солиста, он должен быть в состоянии позволить себе эту роскошь. Нет денег — нет и музыки. «Мне безразлично, что думают другие», — говорил Уилфорд.

Насмехаясь над страстью Сола Юрока к саморекламе, Уилфорд легко выходил из себя от выходок старого ловкача. Когда восьмидесятилетний импресарио решил вновь взять на работу своего бывшего помощника Шелдона Гоулда, временно ушедшего в «Коламбию», взбешенный Уилфорд, как рассказывали, отключил телефон Гоулда и держал его «практически как узника… в кабинете, похожем на клозет»[492], пока не истек срок его контракта. Такое поведение не характерно для человека, доверяющего тем, кто его окружает, и Уилфорд соглашался, что, может быть, ему, как провинциалу, присуща некоторая мнительность. «Думаю, что в определенной степени я обязан репутацией безжалостного человека тому, что, переехав в Нью-Йорк, я отсек многие чувства», — говорил он в интервью «Таймс» в 1971 году. Это интервью дало общественности последнюю возможность заглянуть в его внутренний мир, но даже после того, как занавес плотно задернулся, менеджеры и артисты внезапно почувствовали, что растроганы глубоко спрятанной уязвимостью этого человека. «В нем есть что-то, вызывающее любовь»[493], — сказал один из уволенных им агентов. «Когда он хочет очаровывать, — отмечал Стивен Рубин в "Таймс", — он оказывает гипнотизирующее воздействие и на мужчин, и на женщин».

Юрок умер в 1974 году, и его компания, после трехлетних потрясений и судебных тяжб, перешла в руки Шелдона Гоулда и гигантского голливудского агентства «Интернэшнл криэйтив менеджмент» («Ай-Си-Эм»). Беспокойство, которое мог бы испытывать Уилфорд, наблюдая за усилиями конкурента, поддерживаемого кинематографом, опирающегося на «банду» Стерна и управляемого бывшим сотрудником «Коламбии», улеглось, когда он увидел, как спокойно ведет себя Гоулд. Этот по-европейски заботливый менеджер поддерживал тесные связи с избранной кучкой артистов, и они долго оплакивали его безвременную кончину в 1985 году. «Шелли Гоулд был последним из менеджеров старого образца»[494], — сокрушался Ицхак Перлман. Гоулд любил повторять: «"Коламбия артистс" — это та же "Дженерал моторс", с полным модельным рядом, рассчитанным на любые вкусы. А мы — это сливки сливок, "роллс-ройс" музыкального бизнеса»[495].

Его преемница, Ли Ламонт, оказалась человеком другой закалки. Она создала филиал компании в Лондоне и проявила жесткость в переговорах с европейскими агентами, соблюдая, однако, при этом, дистанцию по отношению к Уилфорду. Каждый из них уважал территорию другого, подобно диким кошкам, не нарушающим границ охотничьей территории. Ламонт и «Ай-Си-Эм» владели ведущими скрипачами, а также Йо-Йо Ma, Уинтоном Марсалисом[496]* и целой плеядой выпускников Джульярдской школы. Уилфорду и «Коламбии» принадлежали дирижеры и большинство остальных солистов.

Используя художественных руководителей оркестров как агентов влияния, Уилфорд начал перестраивать их институт в соответствии со своими идеями. Зачем самому заниматься оркестром, как это делал Джадсон, если струны в нем можно настраивать через посредников? В тот день 1973 года, когда за пульт Метрополитен-оперы встал Джеймс Ливайн, театр вошел в число владений Уилфорда. Бостонский симфонический оркестр начал прислушиваться к Уилфорду в 1972 году, когда сделал своим главным дирижером Сейджи Озаву. Филадельфия, Сан-Франциско и Детройт нанимали художественных руководителей исключительно через Уилфорда: Мути и Заваллиш[497]*, Блумстедт[498]* и Тилсон Томас, Ярви[499]*. На ключевых административных постах этих оркестров один за другим сменялись люди «Коламбии». Когда в «Мет» открылся отдел электронных средств массовой информации, его возглавил один из директоров «Коламбии», Питер Гелб, ранее работавший в Бостонском симфоническом оркестре и остававшийся его советником по вопросам найма артистов. Мэтью Эпстайн, консультант по вокалу чикагской «Лирик-опера» и оперного театра Санта-Фе, также был партнером «Коламбии». Публика не ведала о столь деликатном взаимопроникновении, но музыканты чувствовали правду. Среди певцов ходили слухи, что если кто-то хочет получить роль в Метрополитен или в Чикаго, то помочь этому может контракт с «Коламбией». А все дирижеры прекрасно знали, что первым условием карьеры в Америке является поддержка Уилфорда.

Не препятствуя распространению этих слухов, «Коламбия» под руководством Роналда Уилфорда расширилась вдвое, подчинив себе восемьсот артистов. Некоторые из них при этом неизбежно чувствовали себя обойденными вниманием. «Роналд твердил всем менеджерам "Коламбии", что они должны приспосабливаться к психологии каждого артиста. Но как можно стать психоаналитиком для пятисот певцов? Может ли кто-то рассчитывать на индивидуальное внимание в отделе, где сосредоточены сто пятьдесят артистов?» — вопрошал уходивший из компании агент[500].