Юлия Лешко - Мамочки мои… или Больничный Декамерон

• Название: Мамочки мои… или Больничный Декамерон
• Автор: Юлия Лешко
• Жанр: Русское современное
• Год: 2013
• ISBN: 978-985-6937-69-2

Эта книга родилась из киносценария, написанного Юлией Лешко для 12-серийного телефильма «Ой, ма-мо-чки!..», чтобы частично восстановить те линии, которые по разным причинам потерялись в экранной версии.

…Кто-то, возможно, упрекнет автора в том, что уж очень они хорошие, эти ее «мамочки». Что реальная жизнь куда жестче и в портретах медиков не всегда преобладают акварельные тона. Что проблем куда больше, чем может показаться, когда читаешь эту книгу.

Просто автор ставила перед собой другую цель. Чтобы одни читательницы улыбнулись, вспомнив этот период своей жизни – за несколько недель до рождения ребенка, и всех тех, кто помогал ему появиться на свет. Другие – задумались о материнстве. Кто-то – обрел надежду на материнство.

Героини этой книги – завтрашние мадонны. Пусть их будет больше!

---

Он шел, машинально здороваясь с проходившими мимо коллегами, привычно обозревая обычный для больницы интерьер: вереницу палат, украшенных розовыми табличками, холл с креслами и телевизором под потолком, на стенках – яркие плакаты с разнообразными полезными советами, многие украшены фото толстеньких, большей частью импортных карапузов и улыбающихся модельных матерей…

В приемном покое было, как обычно, людно и пестро. Но неожиданный «ай-стоппер» все же тормознул опущенный долу взгляд Владимира Николаевича: на скамейке так же понуро, как шел он сам, сидел Дед Мороз. Не удержавшись, Бобровский подошел к «старику»:

– Дедуля, а ты не рановато?

– Что? – переспросил от неожиданности «дед» и поднял на врача молодое веснушчатое лицо. – А… Я это…

– Снегурочку привез? – пришел на помощь Владимир Николаевич.

– Нет, – застенчиво улыбнулся ранний вестник Нового года, – Зайку. Коллегу, то есть. Вот, – и для пущей убедительности поднял за уши пустой меховой комбинезончик с хвостом.

– Здрасьте, доктор, – мелодичный голос заставил Бобровского обернуться. Даже сквозь густой фантазийный грим можно было разглядеть красавицу: большие светлые глаза, аккуратный носик, красивый ротик. Черное блестящее пятно на кончике носа и нарисованные над верхней губой, уходящие на щеки усики общего впечатления не портили.

– Здравствуй… Белочка, – осторожно ответил Владимир Николаевич на приветствие. Ошибся! Потому что красавица даже несколько обиделась:

– Я – Лисичка. Доктор, мы волнуемся, как там у нашей подруги дела. Может, ей что-то понадобится, мы ведь прямо с утренника сюда.

– А вот сейчас и узнаем, – заверил доктор и вошел в смотровой кабинет.

Лисичка присела рядом с Дедом Морозом:

– Слушай, а у нас же еще сегодня в 16.00 во Дворце железнодорожников утренник. Ладно, я на всякий случай Людке Колесовой позвоню, подменит Зойку.

Дед Мороз издал какое-то хрюканье:

– В Людке метр восемьдесят без каблуков. Заяц-мутант, блин…

Лисичка покосилась на коллегу:

– Ну и ладно, смешнее будет. Лишь бы тут, – она кивнула в сторону закрытой двери, – все в порядке было.

* * *

А за дверью врач приемного покоя заполняла карточку сидящей на кушетке мамочки. Бобровский, скрестив руки на груди, внимательно слушал и так же внимательно разглядывал молодую женщину. Хотя разглядеть было мудрено: большущий казенный халат скрывал небольшое тельце, а уж лица было и вовсе не разглядеть. Кроме глаз, конечно. Глаза – наивные, голубые, с наклеенными длинными ресницами, вполне подошли бы Мальвине, например. Однако два больших белых зуба, мастерски нанесенные рукой художника-гримера сразу под носом, не оставляли никаких сомнений: это – Заяц. Бобровский стоял и думал: как бы так изловчиться, да и сфотографировать этот персонаж на телефон, но чтобы мамочка не обиделась?…

– Сколько полных лет?

Заяц ответил вполне женским, чуть с хрипотцой голосом:

– Тридцать пять… С половиной…

Врач привычно поправила:

– Тридцать пять… Какая беременность?

Вопрос почему-то озадачил мамочку:

– Какая беременность?

Врач констатировала:

– Первая, значит… – и ошиблась, потому что мамочка уточнила:

– Нет, не первая. Ну да, первая, в общем, получается…

Бобровский решил вмешаться:

– Первый раз – аборт?

Мамочка обратила к нему свою потешную мордашку:

– Выкидыш.

Врач молча записала что-то в карточке, а потом ненароком глянула на пациентку:

– Да ну вас, в самом деле, – и засмеялась.

А Бобровский не засмеялся, хотя давно уже не видел на этом месте никого смешнее. Он просто увидел, как у мамочки задрожали губы.

– На каком сроке? – спросил он, и Заяц повернула к нему свое лицо и свои, полные слез, прекрасные глаза. Увидела доктора, похожего на голливудского актера, и мигом прониклась к нему доверием:

– На малом.

Бобровский кивнул:

– И после… Не беременели?

Заяц опустила глаза и нахмурилась:

– Развод был после… Да, в смысле, больше беременностей не было.

– Ну, все ясно, – подытожил Владимир Николаевич и, подойдя поближе, заглянул в записи врача.

– Карницкая Зоя… – прочитал Бобровский. – А как вас друзья зовут?

Неформальный вопрос заставил Зою улыбнуться:

– Зайка…

Бобровский вернул ей улыбку:

– Я почему-то именно так и подумал…

* * *

В палате, куда определили Зойку, уже лежали четыре мамочки. Двое спали, одна стояла и задумчиво смотрела в окно, за которым тихо кружился снежок. Еще одна сидела в постели с книгой и грызла яблоко, каждый раз едва заметно морщась: оно было явно кислое. Когда дверь открылась, женщина отвлеклась от чтения и с интересом посмотрела на вошедшую.

На пороге стояла крохотная, не более метра пятидесяти двух, мамочка. На ней был надет смешной, потому что на несколько размеров больше и длиннее, чем нужно, халат, завязанный под грудью. В руках она держала обычные для ложащейся на сохранение женщины пожитки, с одной поправкой – все только что из магазина. Подруга Женька, благодаря оперативности которой Зоя оказалась в больнице, живой ногой сбегала и купила зубную щетку, мыльницу, полотенце, белые носочки… На первый взгляд новенькая показалась тем, кто не спал, девочкой. На второй – что она, конечно, не девчонка, но все равно – совсем молоденькая. И только в шагах двух-трех становилось видно: ей уже немного за тридцать.

– Здравствуйте, – приятным, немного как будто простуженным голосом сказала Зоя.

Стоявшая у окна мамочка улыбнулась вошедшей:

– Привет.

Зоя подошла к незанятой кроватке, которая стояла у входа, присела, открыла тумбочку:

– Меня Зоя зовут, – представилась она. И стала доставать из пакетика купленные Женькой мелочи, попутно отрывая и отклеивая этикетки.

Улыбчивая мамочка у окна тоже представилась:

– Я – Света, спящие красавицы – Оля и Лена.

Мамочка с яблоком и книгой, тоже улыбнувшись, сказала:

– Катя, – а потом присмотрелась к новенькой Зое, – Зоя, а ты не артистка, случайно?

Зоя кивнула, немного грустно улыбнувшись в ответ, и пошутила:

– Артистка. Только не случайно…

Катя радостно кивнула и продолжила интервью:

– Ты же в детском театре работаешь, да? Я со старшей дочкой часто в ТЮЗ хожу.

На кровати потянулась проснувшаяся Оля:

– Ой, как я заснула сладко… Здравствуйте… Кто это у нас артистка? Вы?

Зоя подняла руку и помахала ладошкой:

– Я.

Оля, протирая заспанные глаза, потянулась за зеркальцем:

– Ой, как интересно! Что, и в кино снимаетесь?

Зоя застенчиво пожала плечами:

– Ну, да… В эпизодах… Немного. В сериалах. Ну… «Сестренки напрокат»… «Приключения в Самоварове»… «Змеиная кровь»… Смотрели?

Катя, первой узнавшая Зою, устроилась поудобнее и попросила, прямо излучая интерес:

– Здорово! Расскажешь нам что-нибудь интересное?

Оля с энтузиазмом поддержала соседку:

– Да, да, из жизни «звезд»!

Зоя, совсем не готовая так сразу начинать актерские байки, задумалась, приподняв брови и опустив глаза. Посмотрела на сидящих и глядящих на нее во все глаза мамочек. Но вместо того, чтобы начать рассказ, вдруг принялась тихо плакать…

Женщины переглянулись, а Катя быстро – насколько ей позволило положение – подошла к плачущей Зое:

– Ты чего? Обиделась, что ли? Не плачь… Нам нельзя плакать: ребеночек нервный будет…

Зоя отрицательно покачала головой:

– Что вы, девочки… Это я так… Вспомнила кое-что… Из жизни «звезд»…

* * *

В родном Зайкином ТЮЗе шла репетиция спектакля «Белоснежка и семь гномов». Главреж принципиально ставил традиционную сказку, так, чтобы без новомодных вывертов, без парадоксальных перевертышей: типа, и Бело снежка не такая уж «белая», и к требовательной Мачехе, возможно, стоит прислушаться, и гномы, если задуматься, просто шайка «черных копателей»…

Белоснежка была прекрасна (ее, как и всех сказочных красавиц, играла Зайкина подруга Женя), гномы веселы, добры и трудолюбивы, Мачеха стервозна и так далее. Хорошая, понятная сказка со справедливой развязкой – дети такие любят.

Репетировали актеры с удовольствием, как чаще всего и бывало в этом небольшом, уютном театре.

Гномы, положив на плечо свои крохотные заступы, шли смешной походкой в ногу, пели свою строевую песню. Зоя, самый маленький гном в забавной шапочке, шла «замыкающей», немного не попадая в общий ритм. Семь веселых голосов выводили нехитрый мотив:

Если злата не добудем,
Пусть найдется серебро:
Значит, самым добрым людям
Будет счастье и добро!

Самоцветы и алмазы
Мы в пещерах не храним!
Все свои богатства сразу
Добрым людям отдадим!

Главный режиссер внимательно смотрел на гномов и думал: «Что-то не то…» Переводя взгляд с одного гнома на другого, заслуженный деятель культуры анализировал свои ощущения, но никак не мог понять – а что, собственно, не то? Пока взгляд его не остановился на Зое. Ах, вот оно, что мешало полному восприятию, вот оно, что диссонировало с трудовым энтузиазмом бригады низкорослых кладоискателей!.. Так-так.