Любовь Воробьёва - Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г.

• Название: Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г.
• Автор: Любовь Воробьёва
• Издательство: ФИВ
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-91862-016-8

Вниманию читателей предлагается книга о полной драматизма судьбе Прибалтики и её коренных народов (преимущественно эстонцев) в условиях военного-политического, цивилизационного, информационно-психологического соперничества германцев (немцы, датчане, шведы) и славян (поляки, русские), мира западного (римско-католического, протестантского) и мира восточного (православного), носителей вестернизированной идеологии (социализм, этнонационализм, парламентаризм) и приверженцев идеологии традиционалистской (самодержавная власть, консерватизм, Единая и Неделимая Россия). Анализ охватывает более восьми столетий (XII — начало XX в.) и прослеживает процессы, приведшие к отрыву Прибалтики от России в 1920 г.

---

Из собранных справок Арсеньев установил, что батраки, за 365-дневную и ночную работу, получают крайне скудное пропитание и крайне жалкую одежду. Участь их до того несчастна, что, как бы они ни трудились, им никогда не выбраться из бедственного состояния. По этой причине многие из батраков не женились. Они стремились попасть в милость к жене хозяина. И после смерти мужа старуха, прельщённая работником, выходила за него замуж и делала хозяином.

Арсеньев не уставал убеждать правительство, что в целях утверждения благосостояния народа предметом законодательства должны быть батраки. В их поступках и поведении он видел, прежде всего, проявления того, как они стеснены и как вредно такое рабство для государства.

Арсеньев был свидетелем, как ранним утром работники конные и пешие приходят на барскую мызу, чтобы остаться на всю неделю. Обычно это толпа из ста или двухсот человек, разного возраста и пола. Это оборванные, запачканные, испитые люди, вынужденные бродить, как цыгане, без жилья и крова, укрываться от непогоды в хлевах и сараях, а от холода зимой — в ригах, поскольку для них не предусмотрено никакого помещения. Они должны приходить со своим хлебом и своим кормом для лошадей. Некоторые помещики отпускают харчи от себя. Это даёт повод работникам требовать того же и от своих врагов — крестьян-хозяев.

Нужда и голод учат красть. Батраки пробираются на барскую кухню, в огороды, где приворовывают хлебца и разные плохо лежащие вещи. Таким путём некоторым удаётся нажить лошадь или корову.

Утром староста или кубайс выгоняет батраков на разные работы и следит, чтобы барщина отправлялась исправно. Но батраки не спешат, зная: сделаешь одну работу, дадут другую. Помещик в наказание увеличивает работу, а батрак лукавит и увиливает, стараясь работать для виду. Староста бегает с плетью или палкой, бьёт то того, то другого. Битый берётся за работу, а небитый отлынивает. Примечательно, что староста и приказчик научились извлекать наживу из своего положения надсмотрщика даже среди практически неимущих. Тех, кто ублажил их подарком, они щадили. И, напротив, налегали на тех, кто пришёл с пустыми руками. Прийти же с подарком можно было не иначе, как отняв кусок хлеба у своего ребёнка.

В своих донесениях министру Арсеньев не только подробно описывал быт батраков и излагал невыгоды обязательной барщины, но и делал предложения по улучшению ситуации в Прибалтийском крае. В конечном итоге он представил графу Кочубею полный проект переделки крестьянского положения 1804 г. В основу проекта было положено три общих положения.

Во-первых, по закону совести и правды, человек, ничего не получающий, не обязан ничего уделять из своей собственности тому, кто ничего ему не даёт. Отсюда делался вывод, что нет правомерного основания дозволять помещику распоряжаться рабочими силами сельского пролетариата, т.е. батраков.

Во-вторых, правительство в праве требовать от помещика, чтобы он обеспечил средства к безбедному существованию не одному какому-либо классу, а всем крестьянам, прикреплённым к его имению. Эту обязанность он должен исполнять отводом поземельного надела в определённом размере.

В-третьих, все крестьяне, приписанные к одному имению, имеют право на получение одинакового надела, за который должны отбывать одинаковую повинность{133}.

Для уравнения в наделе и повинностях крестьян между собой (хозяев и батраков без различия) Арсеньев предлагал принять за единицу тягло, под которым понимал взрослого женатого или могущего жениться работника. С каждого тягла и отведённого на него от восьми до шестнадцати десятин земли полагалось работать на помещика два дня в неделю, или 104 дня в году.

По сути, Арсеньев выступал за перенос в Лифляндию великорусской системы развёрстки земли и повинностей[48]. Хотя Арсеньев, согласно его критикам, упустил из виду, что тягло в великорусских губерниях было неразрывно связано с общинной формой землевладения и потому его было практически невозможно применить к установившейся в Лифляндии форме личного, наследственного владения, всё же многие из лифляндских помещиков (например, Криднер, Гапзель, граф Миних) выступили сторонниками проекта о введении тяглового надела.

Министр внутренних дел вынес проект Арсеньева на обсуждение лифляндского комитета, который не останавливал свою деятельность вплоть до окончательного введения в Лифляндии и Эстляндии крестьянского положения 1804 г. 6 сентября 1805 г. комитет, на заседании которого лично присутствовал отпросившийся в Петербург Арсеньев, не принял предложенный проект, посчитав неудобным отступление от положений, которые уже были высочайше утверждены. При этом комитет указал на то, что целью крестьянского положения было только уничтожение злоупотреблений, а не введение чего-либо совершенно нового.

В то же время комитет обратил внимание на то, что параграф 18 положения допускает определённый простор для деятельности ревизионных комиссий, которые могут рассматривать и определять способы надёжного и достаточного содержания батраков в соответствии со сложившимся порядком вещей на каждой мызе (т.е. назначение на содержание батраков денежной платы и одежды или земли).

Хотя проект был отклонён и положение батраков осталось прежним, Арсеньев не сложил рук. Со ссылкой на параграф 18 положения он разработал устав о содержании батраков и ввёл его в Рижском уезде. По этому уставу хозяевам в многоземельных местностях вменялось в обязанность выделять батракам из своего надела определённое количество пахотной земли, а в местностях, где отвод земли из хозяйских участков был невозможен, вознаграждать батраков за их труд харчами, одеждой и жалованьем.

Устав Арсеньева был поддержан и другими председателями ревизионных комиссий. В результате он постепенно распространился на всю Лифляндию, немного облегчив положение батраков.

В ходе изучения отношений между помещиками и крестьянами, которые проявлялись в составлявшихся новых вакенбухах, Арсеньев наталкивался на новые вопросы и, пытаясь решить их, выступал с новыми распоряжениями, регулирующими повинности в интересах крестьян. Многие из них, касавшиеся, например, таких видов повинностей, как винокуренная, льняной пряжи, издельная, не могли нравиться помещикам. Так что своей деятельностью Арсеньев не только снискал себе уважение в крае, но и, как и Сиверс, нажил себе кучу врагов. По настоянию прибалтийских помещиков он был отозван в Петербург.

После принятия крестьянских законов 1804 г. помещики стали задумываться о продолжении реформ, но сообразно своим интересам. Положение 1804 г., несмотря на многие его несовершенства, всё же ограждало крестьян от притеснений и чётко определяло их права и обязанности. Тем не менее крестьяне не могли выбирать себе занятия сообразно своим способностям и наклонностям, поскольку оставались прикреплёнными к месту своего рождения, к неизменным барщинным работам. Такое положение дел перестало устраивать и помещиков, ибо они были вынуждены довольствоваться работой весьма посредственной, производимой небрежно с помощью плохих орудий труда и лошадей, превратившихся в заезженных кляч. Это ставило преграды рачительной обработке земли и рациональному ведению хозяйства в соответствии с опытом Германии, с которым прибалтийские помещики уже познакомились. Появляются статьи (например, статья г. Меркеля), в которых доказывается, что труд свободных крестьян намного производительнее барщинного труда крепостных. Некоторые наиболее предприимчивые помещики даже пошли в своих имениях на рационализацию сельскохозяйственного производства в соответствии с достижениями современной науки и шире стали использовать труд наёмных рабочих, которых наделяли участком земли.

Поэтому спустя несколько лет после утверждения положения 1804 г. дворянство стало хлопотать о его преобразовании на новых началах. Весной 1811 г. эстляндское дворянство первым заявило правительству о своём согласии освободить крестьян от крепостной зависимости при условии сохранения за собой владения землёй на полном праве собственности. При этом единственной основой отношений землевладельцев и лично свободных крестьян должно было стать обоюдное соглашение между ними. Это-то предложение и было принято за основу при составлении новых крестьянских законов. В окончательном варианте Александр I утвердил их для Эстлявдии 23 мая 1816 г., а для Лифляндии — 26 марта 1819 г.

Крестьянин получал личную свободу и фамилию (до этого времени крестьян называли по месту жительства или по имени отца). В то же время освобождение от крепостной зависимости произошло без земли, и это обесценило дарованную свободу, делало её в отсутствие экономического фундамента условной.

Вся крестьянская земля объявлялась полной собственностью помещика. Крестьяне утрачивали всякое право на неё. Вакенбухи, несмотря на сохранение барщины, заменялись «свободным» соглашением между помещиком и крестьянином. Такое соглашение не регулировалось никакими установленными законом правилами. И это-то ставило крестьян в гораздо большую зависимость от землевладельцев, чем в прежние времена. Они превращались в арендаторов земли по цене и на условиях, которые диктовал помещик.