Николай Прохоров - Комендант брянских лесов

• Название: Комендант брянских лесов
• Автор: Николай Прохоров
• Жанр: Прочие приключения

В книге рассказывается героической борьбе брянских партизан с гитлеровскими захватчиками, об их самоотверженных делах и сложных судьбах.

---

Пуля не задела Петровну. Она грохнулась с перепугу. Партизаны подхватили ошеломленную женщину под руки и быстро потащили на другой берег. Только в воде она очнулась и жестоко начала бранить партизан за то, что они испугали ее до смерти.

Так в отряде появилась Агафья Дорогавцева, которая вскоре и была определена на должность поварихи. Она не любила вспоминать подробности своего «поступления» в партизаны и очень враждовала с Егором, постоянно подшучивавшим над ней.

Когда после обеда Ефим свежей травой протирал котелок, к нему подошел комиссар.

— Ну, Ефим Акимович, вам пора. Не забывайте: три трассирующих в одном направлении! — сказал Куликов.

Ефим понимающе кивнул головой. Вскоре он, вскинув карабин через плечо вниз стволом, вышел из лагеря один.

«К родной деревне как вор, подкрадываешься», — думал Ефим, притаившись в логу среди колючего татарника и крапивы. Земля была теплая, пахучая. Этот знакомый, всегда волнующий крестьянина запах теперь почти ощутимой болью отзывался в сердце Ефима Рачкова.

В сумерках Ефим ползком добрался до погоста. Он еще засветло приметил там часового и двух солдат у пушки, и теперь, когда совсем стемнело, до него доносилась чужая речь да монотонный хруст жевавших траву лошадей. Со стороны огородов тянуло пряным запахом укропа.

Близилась полночь, и расстояние между Ефимом и фашистами у пушки все сокращалось. Деревня словно вымерла. Даже собаки молчали.

Ефим лежа в траве, и горькие думы мучили его. Вот пропел петух, где-то в другом конце ему еле слышно откликнулся еще один. И снова тихо. «Всю птицу, должно, пожрали», — думал Ефим, вспоминая, какой гомон, бывало, поднимали в полночь петухи, когда до войны ходил он на колхозную конюшню, чтобы проверить, у всех ли лошадей есть корм.

Внезапно одна за другой взвились три трассирующие пули, прочертив в темноте ярко-зеленую дугу. Зарокотали пулеметы, автоматы, вспыхнула ракета, осветив все улицы деревни. Ожила Карнауховка!

У пушки засуетились, заговорили возбужденно. И хотя Ефим не понимал слов, но по тону угадывал, что фашисты перепуганы. Они торопливо подвели запряженных лошадей, поставили пушку на передки. Вот солдаты вспрыгнули на лафет, ездовой сел верхом и ударил по лошадям. Ефим выстрелил, громко, торжествующе крикнув:

— Держись, каналья!..

Он закончил фразу крепким непечатным словом.

Испуганные лошади бешено рванули.

Ездовой, как мешок, плюхнулся им под ноги. Ефим задрожал — пушка уходила из рук. Старый артиллерист прицелился и выстрелил в лопатку одной из лошадей. Она с ходу взвилась на дыбы и со стоном рухнула наземь.

Фашистов словно ветром сдуло. Ефим зарядил карабин новой обоймой и бросился к пушке. Перепуганный конь, нервно перебирая ногами, фыркал, порываясь вперед. Но его удерживала раненая лошадь. Чуя приближение смерти, она тонко, тоскливо ржала и все била задними ногами о колеса, пытаясь встать. Чтобы избавить животное от мучений, Ефим в упор выстрелил ей в лоб. Вздрогнув, лошадь вытянулась и утихла.

Уже светало. Улицы Карнауховки по-прежнему были пустынны. Жители попрятались в погреба, сараи. А на окраине шел бой. Засевшие в избах и в здании колхозного правления окруженные фашисты не хотели сдаваться. Они яростно отстреливались в окна из пулеметов, прячась за простенками. Две первые избы партизаны буквально изрешетили, но только с помощью противотанковых гранат истребили оккупантов. В одном из домов вместе с солдатами укрылся комендант и два младших офицера. Стены этого дома оказались толстыми — не всякая пуля пройдет сквозь смолистые сосновые бревна.

Командир отделения Марулев решил гранатами подавить вражеский пулемет. Вместе с двумя бойцами он подполз совсем близко и бросил в окно две гранаты. Одна из них ударилась в крестовину рамы, вторая разорвалась в помещении. Немцы перестали стрелять. Партизаны бросились к дому, но в это время из окна раздался сухой треск пулеметной очереди, будто кто-то рвал большой холст, и три бойца упали мертвыми.

— Эх, поторопились, — простонал командир отряда Гуров, наблюдавший из-за укрытия. Он вызвал подрывника Леонова.

— Ни один фашист не должен уйти живым из этого дома! Действуйте осторожно, если не удастся подорвать — зажигайте.

— Будет сделано, — коротко ответил Леонов, взяв под козырек.

Он захватил с собой тол, несколько гранат и с огорода пробрался во двор, а потом на чердак дома. Там подрывник уложил заряд около перекладины, подпалил бикфордов шнур, соединенный с толом, и вернулся к своим.

Командир приказал не прекращать огня по фашистам, чтобы те не догадались о готовившемся. Он внимательно следил за домом. Грохнул взрыв. Тесовую крышу как ветром снесло, рухнул потолок. Подбежавший в это время Леонов хотел доложить о выполнении задания, но командир обнял бойца, проговорив:

— Спасибо, Вася!

Теперь оставался только один дом, где гитлеровцы еще сопротивлялись.

Чтобы избежать потерь, командир с комиссаром приняли решение поджечь здание. Внезапно из кустов вынырнула лошадиная морда. Впереди, поддерживая рукой дышло, важно выступал Ефим, ведя на поводу лошадь. Остановившись, старый артиллерист взял под козырек и отрапортовал:

— Мною захвачена вражеская пушка, пять ящиков снарядов, одна лошадь. Пленных нет.

— Молодец, Ефим Акимыч! — похвалил солдата комиссар Куликов.

Ефим благодарно кивнул комиссару и опять обратился к Гурову.

— Дозвольте, товарищ командир, прямой наводкой подавить огонь противника.

— В самом деле, Ефим Акимыч, — обрадовался командир, — валяй по ним из своей артиллерии.

— Будет исполнено, — козырнул артиллерист и, отъехав к соседнему дому, в укрытии развернул пушку. Выпустив прямой наводкой пять фугасных снарядов, старик удовлетворенно оглядел здание, превращенное в груду бревен и щепок, и, довольно подкручивая усы, проговорил:

— Вот так-то в аккурате будет! Совсем другая война, товарищ командир, а?

Стрельба прекратилась. Партизаны складывали на подводы трофейное оружие, продукты. Было взято несколько ящиков сигарет. В табаке партизаны всегда нуждались. Хоть и не любили они трофейные сигареты, но обрадовались и этой находке.

Из землянок и погребов начали вылезать люди, боязливо оглядываясь вокруг.

Кто-то из партизан крикнул:

— Не бойтесь, товарищи, здесь все свои, русские!

Их окружили женщины, старики. Вокруг сновали ребятишки.

— Голубчики, не хотите ли молочка, родимые? — причитала старуха, подходя с крынкой, покрытой концом фартука. И вдруг удивленно всплеснула руками.

— Матерь моя! Да ведь это Ефим! А мы думали, что он, горемышный, в неволю попал, в Ерманию угнали. Словно в воду канул человек. А дом твой, Ефим Акимыч, староста спалил.

Артиллерист важно сидел на лафете покуривая.

— Небось, не угнали, — ответил он. — Эка важность, дом. После войны новый построю. А что Евсейка все еще собирает яйца для этих подлецов?

— Ох, и не спрашивай, Ефим Акимыч, поедом ест, начисто всю деревню разорил. Правда ли, будто убили его сегодня? — страстным шепотом спросила старуха.

Не успел Ефим собраться с ответом, как увидел Егора. Рядом с ним семенил человек, нагруженный мешком. Ефим узнал старосту Вихлянцева.

Вездесущий Егор нашел старосту в погребе, под опрокинутой вверх дном кадкой. Разведчик обнаружил там же два мешка соли. Один из них приказал старосте взять, заранее предвидя, как обрадуется Агафья Петровна.

Ефим заметил, что и Егор что-то несет, пряча под плащ-палаткой.

— Как ты его нашел? — кивнул Ефим на Вихлянцева. — Небось, в навозе где-нибудь зарылся?.

— Почему же в навозе?

— Такую тварь всегда надобно искать в нечистотах. Ну! — яростно крикнул Ефим, в упор глядя на Вихлянцева. — Нет, ты гляди мне в глаза, сволочь!

Ярость вдруг обуяла старого артиллериста. Он шагал взад и вперед, не находя себе места, еле сдерживаясь от желания броситься на Вихлянцева. Егор молча стоял в стороне наблюдая. Евсей Вихлянцев опустил голову, не в силах вымолвить ни слова. Борода его мелко дрожала. Простонав: «Прости, христа ради», он рухнул Ефиму в ноги.

Презрительно сплюнув, артиллерист отошел в сторону и только тут заметил, что за ним наблюдает толпа собравшихся колхозников.

— Так, так его, окаянного! — послышался старческий голос. — И прости ты меня, Ефим Акимыч, за то, что подумал о тебе тогда плохо. Все через него, проклятого отступника!

Перед артиллеристом стоял школьный сторож Степан Фомич.

— Промашку, слышь, дал я насчет тебя. Смотрю тогда, засиделся в твоей хате этот Евсейка-каин. Ну, думаю, и Ефим, значит, пошел с ним по черной дороге. А теперь вижу, что ошибся. Прости, ради бога.

Ефим, смущенно улыбаясь, подал ему руку в знак примирения.

Подошел комиссар. Егор рассказал о своем «трофее». Выслушав, комиссар громко, чтобы все колхозники слышали, спросил Вихлянцева: