Игорь Свинаренко - Наши люди

• Название: Наши люди
• Автор: Игорь Свинаренко
• Жанр: Русская классическая проза

---

-- Расскажите что-нибудь о своих близких.

-- У меня взрослая дочь -- Елена Макарова. Я ее обожаю! Она поет, поет очень прилично. Правда, оперного голоса у нее нет, но она будет хорошей камерной певицей. Недавно я разрешила себе такую вольность: взяла ее в свой концерт. Она имела свой первый успех.

-- У вас ведь сложные отношения с дочкой?

-- Лена очень тяжело переживала мой развод -- мы с мужем развелись, когда она только окончила школу. Со мной она не захотела остаться, уехала с отцом. Страдала она очень сильно, а я -- еще больше. Разрыв продолжался три года. Ну а теперь она меня поняла и мы с ней дружим.

Развод... У меня остались самые хорошие воспоминания о жизни с первым мужем, за многое я ему очень благодарна. Развод -- это тяжелое мучительное испытание. Я выходила на сцену, надо было петь, а сердце разрывалось. Я очень много плакала. Но что делать? Я просто полюбила другого -- Альгиса Жюрайтиса. И вышла замуж второй раз.

-- Вы свободное время как проводите?

-- Слушаю музыку, много. Читаю, но это в основном по работе. Первое, что я стала покупать, когда, как говорится, еще штанов не было, -- это пластинки. А потом книги. Мне нужно было знать историю костюма, разные стили, эпохи. Вот книги -- это все мои дружочки, с которыми прошла моя жизнь, -- показывает она на полки.

-- Сейчас, правда, трагедия с чтением. Несколько лет назад я упала с велосипеда, повредила глаз. Пришлось делать операцию. Так что сегодня я одноглазая почти. (Смеется.) Читаю с лупой.

Еще я очень много пишу. Вот сейчас -- книгу о технике пения. Я пишу, только когда пишется, а сидеть и выдавливать из себя не могу. Потом, у меня есть всякие смешные рассказы о животных. У меня жили и черепаха, и заяц, и еж, и птицы, и собаки, и коты, и у каждого был свой характер. Я думаю, что, когда перестану петь, работа над книгами будет моим основным занятием. Хочу написать книгу о своей жизни. У меня очень много записей для нее уже заготовлено...

-- А когда не пишется, вы что делаете?

-- Гуляю по лесу. Люблю лес, в нем брожу одна, ничего и никого не боюсь. А когда поют соловьи, я могу не спать ночами -- слушаю их. Языки

-- Вы поете на разных языках. Сколько вы их знаете?

-- Свободно -- французский, итальянский. Фразы на уровне "поесть-попить" могу сказать на множестве разных языков. Пою на девяти. Я знаю много певцов, которые легко поют на языке, которого не знают. А у меня так не получается: я должна знать, о чем пою. И сама перевожу, чтоб знать.

Вы помните собаку, описанную Ильфом и Петровым, -- ту, которая умела петь по-немецки? Жаль, что я на нее не похожа: не могу петь на немецком языке. Не могу петь Вагнера. Это моя музыка -- Вагнер, но я не могу ее петь! Диета

-- Елена Васильевна, вы можете рассказать о своей диете или это секрет?

-- Вы знаете, я расположена к полноте. Мой папа был высокий, стройный, красивый и породистый дядька, а мамочка -- маленькая и полная. Они очень смешно смотрелись, как Пат и Паташон. И у меня вот все конечности папины, а вся середина -- мамина. Поэтому дважды в год сажусь на диету. Вот сейчас я толстая, но это не типично. И то уже сбросила двенадцать килограммов. В последние годы я себя запустила, потому что у меня мама болела и мне было не до того. А потом мама умерла, и тоже было не до того. Сейчас двенадцать килограммов спустила, и осталось еще десять.

-- Какая у вас, интересно, диета?

-- Очень простая: мясо, рыба, яйца, цитрусовые. И все это -- сколько хочешь, до потери сознания. Но! Все нужно есть отдельно. Не мешать ни с картошкой, ни с чем. Знаете, это хорошо и быстро помогает.

-- И пению это тоже помогает?

-- Мне очень важно выглядеть красиво, чтобы выйти на сцену. Когда я толстая -- я страдаю. Считаю неприличным выходить на сцену такой.

-- А разные физические упражнения?

-- Нет, этого я не делаю. Хотя раньше любила ходить на лыжах. И в школе, помню, выступала на соревнованиях. Платья

-- На вас смотрит весь мир, и вы, наверное, переживаете из-за туалетов?

-- Одежда... О, как мне хотелось хорошо одеться! Конечно, не всегда получалось. Помню, в Москве появились английские платья из джерси. В одном таком я пришла петь в "Метрополитен", чувствуя себя в нем чуть ли не английской королевой. Но Соломон Юрок -- он тогда только начал работать со мной -- отверг мое джерси и принес другое платье. Я была страшно оскорблена. "Это только для "Метрополитен", -- только так ему удалось меня немножко успокоить.

-- Это было ваше первое настоящее концертное платье?

-- Нет, первое мне сшил Жорж Ставропулос. Перед моим сольным выступлением в "Метрополитен". Ставропулос был большим мастером и одевал всех знаменитостей. К ним он причислил и меня. Жорж сшил мне самое прекрасное платье на свете -- из синего шифона.

Вообще же мне нравится одежда фирмы "Escada". По-моему, она хороша для больших женщин: скрывает всякие недостатки фигуры. Япония

-- Где за границей вам уютней всего?

-- В Японии! Я туда езжу каждый год, мне нравится там жить. Я там очень хорошо себя чувствую: у меня ничего не болит, даже давление не поднимается. Мне очень нравится японская кухня, я с удовольствием ем там всякие морские травки.

Я там преподаю, веду там мастер-класс. И все, что нужно сказать студентам, я перевела на японский, на котором я уже начала говорить. Сначала читала по тетради, а сейчас выучила свой текст наизусть. Студенты в восторге! Кажется, мой японский нравится им больше, чем мое пение. Каллас

-- Вы всегда очень высоко отзываетесь о Каллас. Вы ее называете mon Dieu...

-- С Каллас у меня было две встречи. Впервые я ее увидела на конкурсе Чайковского. Она сидела где-то далеко в жюри, и у меня поджилки тряслись. Не знай я, что Каллас в жюри, думаю, лучше бы пела (куда ж лучше, в тот раз Образцова и так получила золотую медаль. -- Прим. авт). А настоящая встреча была в Гранд-опера. Когда я вошла в зал, представление уже началось. Меня посадили в ложу и сказали: "С вами рядом Мария Каллас". Я смотрела на нее с восхищением. Помню, она была в курточке такой, из ободранного зайца. И я еще удивилась: "Каллас -- и в ободранном зайце?" После, правда, оказалось, что это шиншилла... Сидим, сидим мы так рядом и вдруг... нечаянно стукнулись коленками, -- и меня будто током ударило! Мария сразу начала быстро-быстро говорить: "Все думают, я с ним встречаюсь из-за его богатства. Нет! Я его очень люблю, по-настоящему люблю. Это единственный мужчина, который доставлял мне удовлетворение как женщине..." Я была шокирована! Не сразу и поняла, о чем она говорит. А это она про Онассиса, который тогда как раз только оставил Каллас, женился на Жаклин Кеннеди... После оперы мы пошли в "Максим". Я вернулась домой в четыре часа утра и все рассказывала Маквале, своей подруге, про Каллас -- какая она, как говорит, как поворачивается... Встречу с Каллас я никогда не забуду. Она была какая-то очень странная, какая-то космическая, из других измерений... Вишневская

-- Что вы можете сказать о Галине Вишневской?

-- Да... Последнее время сильной жажды встречаться нет. Она сделала для меня... очень много плохого сделала. Может, то была творческая ревность? Это единственное, что ее могло бы оправдать...

Я же ей никогда ничего плохого не делала. (Все, что говорится об этом в прессе, -- вранье.) Ведь я ее очень любила. А когда я люблю -- я люблю навсегда. Кармен

-- Вы были признаны лучшей в мире Кармен... Это потому, что вам так близка ее роль?

-- Очень близка! Мне понятна любовь до конца! Конкурс этот проходил в Барселоне. Несколько вечеров подряд шли спектакли с разными исполнителями главных ролей. Все были большими мастерами: Розалинда Элиас, Джойс Давидсон, Грейс Бамбри. Моим партнером был Доминго. Я молилась перед образом Мадонны, пела ей: "Я люблю его, обожаю" -- и думала при этом о Хозе. Помню, Доминго поднял меня на руки и пропел: "Арестуйте меня, я ее убийца" -- и очень долго держал меня на руках на авансцене; тогда я была очень худенькая. Для меня это был незабываемый спектакль... Тогда-то я и поняла, прочувствовала, что значит любить до конца.

Я человек очень эмоциональный, я живу в образе, музыка которого меня "забирает". Мне и режиссера не надо, я сама вхожу, вливаюсь в музыку, а музыка берет меня к себе. Это не всегда бывает -- но... почти всегда. Когда "берет", "забирает", я растворяюсь в музыке, образе. Когда, например, пою графиню, то так стараюсь, чувствую себя такой дряхлой, что срочно хочется омолодиться... Там и петь-то почти нечего, но драматически роль настолько сильна, что я потом плохо себя чувствую.

Помню, я страшно переживала, когда молоденькой девчонкой, ничего не зная о любви (я полюбила впервые в двадцать шесть лет, моего первого мужа), должна была петь "Кармен", все эти страсти-мордасти... Я ничего этого не знала, еще не понимала этого! Мне приходилось полагаться только на интуицию...

Помню, был очень смешной случай: в двадцать шесть лет я пела старуху графиню в "Пиковой даме". А Германном был Зураб Анджапаридзе, дивный тенор и красавец, в нем чувствовалась порода. Изумительный был человек, очень мудрый, солнечный, он очень многому меня научил в Большом театре...