Арман Лану - Здравствуйте, Эмиль Золя!

• Название: Здравствуйте, Эмиль Золя!
• Автор: Арман Лану
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

О жизни и творчестве Эмиля Золя написаны сотни книг и статей. У читателя, берущего в руки книгу Армана Лану «Здравствуйте, Эмиль Золя!», естественно, может возникнуть вопрос: «А что нового расскажет она мне об этом всемирно известном писателе?»

Арман Лану несколько лет работал над этим произведением. Его книга об Эмиле Золя — это яркое и своеобразное художественное повествование о большом и трудном пути автора знаменитого письма «Я обвиняю!..» и вместе с тем серьезное и оригинальное исследование творчества создателя «Ругон-Маккаров», «Трех городов» и «Четырех Евангелий». Со страниц книги во весь рост встает мужественная и самобытная фигура Золя, великого писателя и гражданина. Автор показывает его жизнь и творчество на широком фоне социальных и политических событий, происходивших во Франции во второй половине XIX века.

Иногда Лану отдает дань фантазии, вымыслу. После того как герой изучен во всех опосредственных связях, его легко представить беседующим с друзьями, работающим за письменным столом, совершающим моцион. Но Лану не увлекается «приемами романа» и после живой сценки, созданной воображением художника, следует документ и факты, факты… Все эти элементы (вымысел, документ, факт) идут друг за другом, органически переплетаясь. Они-то и создают неповторимое своеобразие книги Лану.

---

Итак, этот отряд вольных молодцов размещается летом в Медане, у добродушного и размякшего Золя, у снисходительной г-жи Золя, хорошей хозяйки дома и искусной стряпухи. Кухня становится изысканной. Здесь лакомятся рыбой краснобородкой, филе с белыми грибами, маленькими пирожками с остро приправленным мясом, салатом из трюфелей, икрой. Шамбертен и мозельское здесь предпочитают шампанскому. Эмиль Золя смотрит на блюдо рябчиков, поданное на стол, покрытый вышитой скатертью, на которой изображены сцены из охоты на оленей, и не может удержаться от восклицания: «Ну как? Вы чувствуете! Ведь можно подумать, что мы проглатываем все сокровища лесов России».

Мэтру[80] тридцать восемь лет, Полю Алексису — тридцать один, Гюисмансу — тридцать, Сеару — двадцать семь, Эннику — двадцать шесть. Вне всякого сомнения, эти «господа Золя», как их называют, чувствуют себя ближе к Флоберу или к Гонкуру, даже к Бодлеру, чем к автору «Западни». Но Золя — их глава, молодой и полный жизненных сил.

Наступило лето 1878 года. Прошел год напряженной работы. «Страница любви» печаталась сначала в «Бьен пюблик», с И декабря 1877 по 4 апреля 1878 года, а затем, в июне 1878 года, вышла отдельным изданием в «Библиотэк Шарпантье». Золя говорил об этой книге:

«Она немного поверхностная, немного вялая, но мне думается, что ее прочтут с удовольствием. Я хочу удивить читателей „Западни“ этой добродушной книгой».

Будучи реалистом, он уточнил свою мысль в письме к Шарпантье:

«Книга не будет иметь успеха „Западни“. На этот раз „Страница любви“ — произведение слишком тонкое и нежное, чтобы увлечь читателя… Продадим 10 000 экземпляров и скажем: мы удовлетворены! Но мы наверстаем упущенное с помощью „Нана“. Я мечтаю о необыкновенной „Нана“».

Надеясь, что в «Нана» он снова обретет свою «свирепость», Золя опубликовал самую бесцветную из своих книг. Сюжет ее лишен оригинальности, слабо разработан, плохо связан с остальными произведениями «Ругонов», если не считать образа маленькой Жанны и того внешнего факта, что книга открывается знаменитым генеалогическим древом семьи.

Однако в «Странице любви» можно было обнаружить ряд великолепнейших картин Парижа, созданных писателем, который любил этот город:

«У подножия Трокадеро, под медленным полетом последних снежинок, город, цвета свинца, казался мертвым. В неподвижном воздухе, с едва заметным непрерывным колебанием, сеялись на темном фоне бледные крапинки снега. За трубами Военной пекарни, кирпичные башни которой окрашивались в тона старой меди, бесконечное скольжение этих белых мух сгущалось, — в воздухе словно реяли газовые ткани, развертываемые нитка по нитке. Ни единый вздох не веял от этого дождя, — он, казалось, падал не наяву, а во сне, заколдованный на лету, словно убаюканный. Чудилось, что хлопья, приближаясь к крышам, замедляют свой лет; они оседали без перерыва, миллионами, в таком безмолвии, что лепесток, роняемый облетающим цветком, падал бы слышнее; забвением земли и жизни, нерушимым миром веяло от этих движущихся сонмов, беззвучно рассекавших пространство»[81].

Это описание напоминает прекрасные зимние пейзажи Моне, Моне, создавшего «Ледоход». Молодые люди, собравшиеся в Медане, больше наслаждались этими страницами, чем сюжетом. Впрочем, Золя следовало бы остерегаться: Понмартен сказал, что эта книга исполнена «скромного и изысканного изящества».

Вот, однако, важная деталь, о которой Золя не знал. 30 марта 1878 года Эдмон де Гонкур с раздражением и злостью писал в своем дневнике:

«Мне никогда не приходилось видеть более требовательного и менее удовлетворенного своим огромным состоянием человека, чем тот, кого именуют Золя (sic). Шарпантье рассказывал, что, когда на одном обеде он сообщил Золя, что издаст „Страницу любви“ тиражом 15 000 экземпляров, тот до конца обеда не переставал жаловаться, хныкать и брюзжать. Во время обеда приносят генеалогическое древо Ругонов, сделанное Регаме. Очевидно, это древо выглядело ужасно, и недовольный Золя стал жаловаться, что одна ветвь расположена немного выше другой; почти плачущим голосом он сказал, что никогда не делают так, как он хочет».

Возникает глубокая литературная зависть, вызванная успехами Золя, которых Гонкур не мог вынести. Она особенно усилится в последующие годы.

В Медане дома крестьян расположены вдоль дороги, ведущей в Триель, «на середине чудесного волнистого склона, по которому тут и там раскинулись купы высоких орешников, причем отдельные домишки как бы съехали вниз, к самой насыпи Западной железной дороги…» Поль Алексис, насвистывая, идет размеренным шагом по дороге, «тенистой, незапыленной и чистой, как аллея английского парка». Подойдя к ограде, он зовет Золя; выбегают собаки, за ними показывается хозяин дома.

— Я уже успел отдохнуть после обеда. Заходите, дорогой. Скажите, как платят девке?

— Что?

— Я имею в виду проститутку. Как с ней расплачиваются — до или после?

Алексис покатывается со смеху. Золя, сохраняя невозмутимый вид, говорит ему:

— Алексис, зайдите взглянуть на строительные работы.

Золя наблюдает за своей стройкой, он одновременно подрядчик и архитектор.

— Видите, я стал инженером. Как отец.

Габриэлла охвачена жаждой деятельности: она отдает распоряжения, хлопочет на птичьем дворе, расплачивается с рабочими. Она помешана на постельном белье. Им заполнены все шкафы. Габриэлла подбирает и мебель. Но здесь у нее есть соперник: собственный муж. Они оба, но каждый сам по себе, бегают по антикварным лавкам.

Вот как выглядит Медан снаружи и изнутри — на этот раз в описании Мопассана:

«Четырехугольная башня, у основания которой прилепился крошечный домик, точно карлик рядом с великаном… Золя работает в очень большой и высокой комнате, ярко освещенной широким окном, из которого открывается вид на равнину… Средневековое оружие, подлинное или нет, мирно уживается с причудливой японской мебелью и изящными вещичками XVIII века»[82].

В парижской квартире на улице Булонь — та же роскошь. Среди обюссонских ковров (марка которых не внушает, впрочем, доверия) и гобеленов возвышается кровать в стиле Генриха II. Гонкур не высказывается. Эта безвкусная роскошь раздражает его вкус коллекционера. Но Флобер приемлет ее или лишь делает вид:

— Золя, я всегда мечтал о том, чтобы спать в такой кровати! Это комната святого Юлиана Отступника.

Здесь был бы нужен музейный эксперт. В комнате находятся витражи, мебель, напоминающая стиль Людовика XVI, статуэтки индийских будд, турецкие диваны, голландские медные трубы, кимоно из универсального магазина, венецианские столы, другие вещи, и среди них даже готический амвон из лакированного дерева, расположенный над альковом! В комнате преобладают два резких цвета: фиолетовый, напоминающий цвет епископской мантии, и ядовито-зеленый. Словом, это домашний Трокадеро!

Не будем упрекать Золя. Как бы ни были комично обставлены его дом в Медане и новая парижская квартира, им все равно далеко до ужасающего в своей эксцентричности дома в Рошфоре Пьера Лоти, этого «человека со вкусом».

Чтобы принимать друзей и учеников, Золя расширил дом метрдотеля. Позднее Дениза Ле Блон-Золя напишет: «Наряду с творческой работой для отца все большее значение будет приобретать дом». Из широкого окна в «кабинете мэтра» открывается вид на запад, восток и частично на север: на леса Во, на склоны Оти, Триель, Шантлу, Андрези, на место слияния Уазы и Сены. Река протекает рядом с железнодорожной насыпью, которая отделяет усадьбу от берега. Золя купил остров, расположенный на другой стороне маленького рукава.

Мэтр, как об этом рассказывает его дочь, изменит даже название местечка. Когда Алексис заметил однажды, что слово Medan, имеющее «е» немое, труднопроизносимо, Золя ответил ему:

— Ну и что ж! Поставим «аксант эгю»[83], который войдет в историю!

Вода безраздельно господствовала в этом импрессионистском пейзаже. Нужна лодка. Золя между тем не перестает говорить о Нана.

— Лодка будет называться «Нана», — говорит Мопассан.

О, эта лодка! Технической стороной вопроса занимается Мопассан. Вот небольшое описание, сделанное любителем гребного спорта в последней четверти XIX века:

«Я повидал нескольких жителей Пуасси, и вот какие мне удалось получить сведения о лодочных мастерах и о лодках в этой местности. Человека, у которого вы [Золя] были, зовут не то Бодю, не то Даллемань… Возможно, я путаю имена… Но не в этом дело, оба они воры и не заслуживают никакого доверия. Им нельзя заказать даже рукоятку от багра. Все лодки местных владельцев или парижан, находящиеся там, были построены в Буживале, Шату, Аржантёйе или Аньере. Что касается яликов, то это не что иное, как рыбачьи челноки, как их принято повсюду называть. Если бы вы купили подобную монументальную посудину, то вам пришлось бы немедленно ее перепродать: люди, пользующиеся ими для своего ремесла, умеют заставить ее двигаться, но очень медленно, прилагая при этом значительное физическое усилие. Когда на Сене сильное течение, как, например, в этом году, то человек, не имеющий навыка, не в состоянии подняться по реке против течения даже на расстояние ста метров. Самой распространенной и самой лучшей лодкой для семейных прогулок является легкая норвежка (охотничья лодка)…»[84]