Арман Лану - Здравствуйте, Эмиль Золя!

• Название: Здравствуйте, Эмиль Золя!
• Автор: Арман Лану
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

О жизни и творчестве Эмиля Золя написаны сотни книг и статей. У читателя, берущего в руки книгу Армана Лану «Здравствуйте, Эмиль Золя!», естественно, может возникнуть вопрос: «А что нового расскажет она мне об этом всемирно известном писателе?»

Арман Лану несколько лет работал над этим произведением. Его книга об Эмиле Золя — это яркое и своеобразное художественное повествование о большом и трудном пути автора знаменитого письма «Я обвиняю!..» и вместе с тем серьезное и оригинальное исследование творчества создателя «Ругон-Маккаров», «Трех городов» и «Четырех Евангелий». Со страниц книги во весь рост встает мужественная и самобытная фигура Золя, великого писателя и гражданина. Автор показывает его жизнь и творчество на широком фоне социальных и политических событий, происходивших во Франции во второй половине XIX века.

Иногда Лану отдает дань фантазии, вымыслу. После того как герой изучен во всех опосредственных связях, его легко представить беседующим с друзьями, работающим за письменным столом, совершающим моцион. Но Лану не увлекается «приемами романа» и после живой сценки, созданной воображением художника, следует документ и факты, факты… Все эти элементы (вымысел, документ, факт) идут друг за другом, органически переплетаясь. Они-то и создают неповторимое своеобразие книги Лану.

---

Сент-Бёв увидел в «Терезе Ракен» «примечательное произведение, которое может составить эпоху в истории современного романа». Но сей упитанный пономарь от литературы снабдил свой отзыв красноречивыми оговорками: «С первых же страниц вы описываете проезд у Пон-Нёф; я знаю этот проезд лучше, чем кто-либо другой, так как будучи молодым человеком бродил по нему [учтите!]. Так вот, вое это неправдоподобно, описание фантастично, как, например, у Бальзака улица Соли. Проезд тесный, самый обыкновенный, уродливый, очень узкий; и у него вовсе нет той мрачной глубины и рембрандтовских красок… В этом проявилась манера отступать от правды» (июнь 1868 года). Обходительный академик продолжает: «Если Клитемнестра и Эгиси, влюбленные до неистовства, могли отдаваться друг другу возле еще теплого окровавленного трупа Агамемнона, и этот труп отнюдь не смущал их, по крайней мере в первые ночи [а в романе Гюго разве труп смущал любовника Адели?], то я совершенно не могу понять ваших любовников, их угрызений совести и взаимного охлаждения, наступившего до того, как они добились своей цели…» О, господин Сент-Бёв неплохо разбирался в этом!

Гонкуры написали романисту, что «Тереза Ракен» — «великолепная книга, раскрывающая на всех своих страницах муки раскаяния, где трепетно описаны утонченные чувства, своего рода небывалый нервный ужас… На стороне вашей книги все наши симпатии, мы выступаем вместе с вами за идеи, принципы, за утверждения прав современного искусства на Правду и Жизнь».

Тем не менее Луи Ульбах, подписавшийся псевдонимом Феррагюс, обрушился на страницах «Фигаро», с которой Золя только что расстался, против «растленной литературы»:

«Любопытство заставило меня на этих днях окунуться в лужу грязи и крови, называющейся „Терезой Ракен“, автор которой, г-н Золя, слывет талантливым молодым писателем… Я не осуждаю кричащие нотки и яростные, темные мазки, которыми написано произведение; я сетую на то, что они слишком кричащи; однообразие в изображении мерзостей — худшее из однообразий».

Эта резкая критика со стороны старшего друга Золя, вызвала бы у нас недоумение, если бы мы не знали, в чем секрет. Золя не возражал против этой едкой оценки Ульбаха [к тому же вполне искренней] — главное, чтобы о книге говорили! Этот принцип романист уже давно проводил в жизнь. Расчет оказался верным. Ульбах раздразнил читателей «Терезой».

И Золя хорошо ответил ударом на удар:

«…Я в полном восторге от сознания, что у моих собратьев столь девически чувствительные нервы… В „Терезе“ я поставил перед собой задачу изучить не характеры, а темпераменты. В этом весь смысл книги… Среди голосов, кричавших: „Автор „Терезы Ракен“ — жалкий маньяк, которому доставляют удовольствие порнографические сцены“, — я тщетно надеялся услышать голос, который бы возразил: „Да нет, этот писатель — просто исследователь, который хоть и погрузился в гущу человеческой грязи, но погрузился в нее так, как медик погружается в изучение трупа…“»[31].

Всегда объективный, сочетая анализ с ярким изображением, он делает вывод:

«„Тереза Ракен“ — исследование случая чересчур исключительного; драма современной жизни проще, в ней меньше ужасов и безумия. Такие явления не должны стоять на первом плане в книге… С другой стороны, стилю этого произведения недостает той красоты, какой требует аналитический роман. Следовательно, чтобы написать хороший роман, писателю теперь надо изучать общество более разносторонне, описывать его в более многочисленных и разнообразных аспектах, а главное — пользоваться языком ясным и естественным»[32].

«Тереза Ракен» — это метрика Эмиля Золя, французского романиста, родившегося в двадцать семь лет. Неверующий, безразлично относящийся к метафизике, убежденный сторонник Тэна, сжегший корабли романтизма, преданный «тяжелому орудию — прозе», использующий в новом смысле слово «натурализм», нащупывающий пути создания фундаментального произведения, задира и публицист, раздувающий интерес к собственной особе, дерзкий победитель толпы, человек, готовый взорваться от ярости при малейшей несправедливости, противник Империи и буржуазии, бросивший вызов прокурору («я избрал сильные средства и держу в руке хлыст») — вот Золя, изображенный в натуральную величину — даже больше! — в скульптуре Солари, ловкач, средиземноморский проповедник, обожающий изваяние, к работе над которым он, впрочем, и сам приложил руку, когда вместе с Сезанном помогал брату Луизы освободить гипс из формы.

Годы становления прошли, отцвела вторая молодость. Эмиль Золя обрел собственное лицо. Он стал взрослым. Теперь он уже трудится над собственным монументом.

Часть третья ЕСТЕСТВЕННАЯ И СОЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ «ТОЩЕГО» РОМАНИСТА

Я признаю в искусстве лишь действительность и индивидуальность, а поэтому не люблю ни египтян, ни греков, ни аскетических художников.

Глава первая

Обед у Гонкуров 14 декабря 1868 года. — Неосторожные признания гурона. — Золя о Гонкурах. — Гуаро-Бергассы. — Туманность Ругон-Маккаров. — «На излучине между Бальзаком и Гюго». — Мысли о романе-реке. — Проспер Люка, Дарвин, Клод Бернар, Жан Ростан. — Падение Бонапарта.

14 декабря 1868 года Гонкуры записали в свой дневник:

«Сегодня за завтраком мы видели нашего поклонника и ученика — Золя, существо нераспознаваемое, глубокое, противоречивое, существо, страдающее, тревожное, беспокойное, двойственное. Он говорит о трудностях своей жизни, о том, что ему хотелось бы, что ему необходимо найти издателя, который купил бы его на шесть лет за 30 000 франков… Он хотел бы создавать крупные вещи и не сочинять больше этих статей, „подлых, гнусных статей, — говорит он, возмущаясь самим собой, — таких, какие я сейчас вынужден писать для „Трибюн“, где я окружен людьми, навязывающими мне свои идиотские мнения…“ И сквозь его горькие сетования прорывается вибрирующая нотка, которая свидетельствует о хваткой воле и неукротимой энергии».

Приглашение Гонкуров было послано Золя за несколько недель.

«Наш адрес: бульвар Монморанси, 53, Париж. Отейль. Поезда идут каждые полчаса. Наш дом в трех шагах от вокзала».

Братья встретили своего «почитателя» как могикана. Они заставили Золя высказаться и сразу раскусили его. Золя-Растиньяк был перед ними как на ладони. Они поняли, что этот человек, являющийся их антиподом, несмотря на угрюмый вид, привычку браниться и напускную грубость, — личность ищущая. Они распознали невропата в карьеристе. Несколько крупных штрихов, и импровизированный портрет Золя готов!

Эдмон в ту пору был изнеженным и меланхоличным мушкетером. Ему было сорок шесть лет, а брату Жюлю — тридцать шесть. Прислонившись к камину, Эдмон наблюдал за Золя, и ему все больше и больше казалось, что этот человек, которого Мане недавно изобразил почти красивым, с широким лбом, черными волосами, прямым и тонким носом, темными глазами, словно персонаж эпохи Возрождения, — всего лишь плохо воспитанный бедняк и студент-недоучка.

Дружба Гонкуров с Золя началась в 1865 году, после выхода «Жермини Ласерте». В своей статье[33], посвященной этому произведению, Золя заявил, что «романист имеет право написать медицинский роман, изучить… любопытный случай истерии, как это сделали Гонкуры». Они поблагодарили его: «Никто, кроме вас, до сих пор не понял того, что мы хотели изобразить… Ваша статья служит для нас утешением, позволяет забыть на время о лицемерии нынешней литературы». Золя увидел в этой записке не просто выражение учтивости, тем более что ими было написано так много хорошего о его «Терезе Ракен» и однажды сказано: «Считайте нас своими друзьями».

К этому времени у него было имя, но больше ничего, а имя — непрочный капитал. Он регулярно сотрудничает в оппозиционной газете «Трибюн», но это приносит ему гроши. В 1867 и 1868 годах Золя особенно нуждается. Он готов на все, лишь бы как-то заработать на жизнь, и неустанно повторяет:

«Как трудно заставить говорить о себе! Мы пришли позже, мы знаем, что вы — Флобер и вы — наши старшие собратья. Да, вы! Даже ваши враги признают, что вы создали свое искусство: они думают, что это пустяки! Глупцы!»

Теперь гость вспоминает, как на премьере «Анриетты Марешаль» во враждебно настроенном зале он один поддержал авторов.

«Эти торговцы спектаклями пресмыкаются перед клиентами, которые подходят к театральной кассе! Так было с моей „Мадленой“, которую этот олух Монтиньи не пожелал поставить в „Жимназ“ и которую я вынужден был переделать в роман! А что произошло дальше? Эти скоты из прокуратуры свалились на меня как снег на голову, когда он стал печататься в газете! Любопытная история, черт возьми, очень любопытная! Имперский прокурор вызвал Анри Бауэра и потребовал, чтобы он прекратил публикацию. Этот лицемерный чиновник доверительно сообщил мне, что, по мнению министра, нет необходимости преследовать издателя „Эвенеман иллюстре“!