Жюль Габриэль Верн - Трилогия о капитане Немо и «Наутилусе» в одном томе

• Название: Трилогия о капитане Немо и «Наутилусе» в одном томе
• Автор: Жюль Габриэль Верн
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-77809-6

Знаменитый французский писатель Жюль Верн создал в литературе новое направление - научную фантастику и предсказал многие открытия: изобретение самолета, телевидения, космические полеты. Три романа - приключенческий, научно-фантастический и роман-робинзонада о необыкновенных путешествиях и загадочном капитане Немо в одном томе. Рекомендовано любителям опасных приключений и дальних странствий. Содержание: Дети капитана Гранта (перевод А. Бекетовой) Двадцать тысяч лье под водой (перевод Н. Яковлевой, Е. Корша) Таинственный остров (перевод Н. Немчиновой, А. Худадовой)

---

Потом мысли наших путешественников от спасенного обратились к спасителю, и, разумеется, майору первому пришло в голову осмотреться кругом.

Шагах в пятидесяти от реки он увидел человека чрезвычайно высокого роста, неподвижно стоявшего на уступе у самой подошвы горы. Он опирался на длинное ружье. Этот неожиданно появившийся человек был широкоплеч, с длинными волосами, схваченными кожаным ремешком. Рост его превышал шесть футов. Его смуглое лицо было раскрашено: красной краской — между глазами, черной — на нижних веках и белой — на лбу. Одет он был, как полагается жителю пограничной полосы Патагонии: на нем был великолепный плащ из шкуры гуанако, разукрашенный красными арабесками и сшитый жилами страуса. Под этим плащом виднелась еще одежда из лисьего меха. Она была стянута поясом, у которого висел мешочек с красками для раскрашивания лица.

Несмотря на пеструю раскраску, лицо этого патагонца было величественно и говорило о его несомненном уме. В позе, полной достоинства, он ожидал, что будет дальше. Глядя на эту неподвижную, внушительную фигуру, можно было принять ее за статую хладнокровия.

Как только майор заметил патагонца, он указал на него Гленарвану, и тот тотчас же побежал к нему. Патагонец сделал два шага вперед. Гленарван взял его руку и крепко пожал.

В глазах Эдуарда, во всем его сияющем лице светилась такая горячая благодарность, что патагонец, конечно, не мог не понять его. Он слегка нагнул голову и произнес несколько слов, которые остались непонятными как для майора, так и для его кузена.

Тогда патагонец, внимательно посмотрев на чужестранцев, заговорил на другом языке, но как он ни старался, и на этот раз его также не поняли. Однако в фразах, произнесенных туземцем, что-то напомнило Гленарвану испанский язык — он знал несколько общеупотребительных испанских слов.

— Espanol?[36] — спросил он.

Патагонец кивнул головой сверху вниз — движение, имеющее одинаковое значение подтверждения у всех народов.

— Отлично, — заявил майор, — теперь дело за нашим другом Паганелем. Хорошо, что ему пришло в голову учить испанский язык!

Позвали Паганеля. Он немедленно прибежал и раскланялся перед патагонцем с чисто французской грацией, которую тот, по всей вероятности, не смог оценить. Географу тотчас рассказали, в чем дело.

— Чудесно! — воскликнул он.

И, широко открывая рот, чтобы яснее выговаривать, он проговорил:

— Vos sois um homera de bem[37].

Туземец, видимо, напряг слух, но ничего не ответил.

— Он не понимает, — промолвил географ.

— Быть может, вы неправильно произносите? — высказал предположение майор.

— Возможно. Произношение дьявольское!

И Паганель снова повторил свою любезную фразу, но успех ее был тот же.

— Ну, выразимся иначе, — сказал географ и, произнося медленно, по-учительски, спросил патагонца:

— Sem duvida, um Patagao[38]?

Тот по-прежнему молчал.

— Dizeime[39]! — добавил Паганель.

Патагонец и на этот раз не проронил ни слова.

— Vos compriendeis?[40]— закричал Паганель так громко, что едва не порвал себе голосовые связки.

Было очевидно, что индеец не понимал того, что ему говорили, так как он ответил наконец по-испански:

— No comprendo[41].

Тут уж настала очередь Паганеля изумиться, и он с видимым раздражением спустил очки со лба на глаза.

— Пусть меня повесят, если я понимаю хоть одно слово из этого дьявольского диалекта! — воскликнул он. — Верно, это арауканское наречие.

— Да нет же, — отозвался Гленарван, — этот человек несомненно ответил по-испански.

И, повернувшись к патагонцу, он вновь спросил его:

— Espanol?[42]

— Si, si![43] — ответил туземец.

Удивление Паганеля превратилось в остолбенение. Майор и Гленарван украдкой переглядывались.

— А знаете, мой ученый друг, — начал, слегка улыбаясь, майор, — не произошло ли здесь чего-нибудь в результате той феноменальной вашей рассеянности, на которую, мне кажется, у вас имеется монополия?

— Как? Что? — насторожился географ.

— Дело в том, что патагонец несомненно говорит по-испански.

— Он?

— Да, он! Уж не изучили ли вы случайно другой язык, приняв его…

Мак-Наббс не успел договорить. Громогласное «О!», сопровождаемое пожатием плеч, прервало его.

— Вы немножко слишком далеко заходите, майор, — сказал Паганель довольно сухо.

— Но чем же объяснить, что вы его не понимаете? — ответил Мак-Наббс.

— Не понимаю я потому, что этот туземец говорит на плохом испанском языке! — ответил, начиная раздражаться, географ.

— Так вы считаете, что он говорит на плохом наречии, только потому, что вы его не понимаете? — спокойно спросил майор.

— Послушайте, Мак-Наббс, — вмешался Гленарван, — ваше предположение невероятно. Как ни рассеян наш друг Паганель, все же нельзя допустить, чтобы его рассеянность дошла до того, что он мог изучить один язык вместо другого.

— Тогда, дорогой Эдуард, или лучше вы, почтенный Паганель, объясните мне: что здесь происходит?

— Мне нечего объяснять: я констатирую, — ответил географ. — Вот книга, которой я ежедневно пользуюсь для преодоления трудностей испанского языка. Посмотрите на нее, майор, и вы увидите, что я не ввожу вас в заблуждение!

С этими словами Паганель начал рыться в своих многочисленных карманах и через несколько минут поисков вытащил весьма потрепанный томик, который и подал с уверенным видом майору. Тот взял книжку и посмотрел на нее.

— Что это за литературное произведение? — спросил он.

— Это «Луизиада», — ответил Паганель, — великолепная героическая поэма, которая…

— «Луизиада»? — воскликнул Гленарван.

— Да, друг мой, не более не менее, как «Луизиада» великого Камоэнса!

— Камоэнса? — повторил Гленарван. — Но, бедный друг мой, ведь Камоэнс — португалец! Вы в течение последних шести недель изучаете португальский язык!

— Камоэнс… «Луизиада»… Португальский язык… — вот все, что мог пролепетать Паганель.

Глаза его под очками померкли, а в ушах загремел гомерический хохот обступивших его спутников.

Патагонец и бровью не повел. Он терпеливо ждал объяснения того, что происходило на его глазах и было ему совершенно непонятно.

— Ах я безумец, сумасшедший! — воскликнул наконец Паганель. — Вот что! Значит, действительно это так! Это не выдумка для забавы! И это я сделал… я! Да ведь это вавилонское смешение языков! Ах, друзья мои, друзья! Подумайте только: отправиться в Индию и очутиться в Чили, учить испанский язык, а говорить на португальском! Нет, это уж слишком! Если так пойдет и дальше, то в один прекрасный день я, вместо того чтобы выбросить в окно сигару, выброшусь сам.

Наблюдая, как Паганель относится к своему злоключению, видя, как переживает он свою комическую неудачу, нельзя было не смеяться. Да к тому же он первый подал этому пример.

— Смейтесь, друзья мои, смейтесь от всего сердца! — повторял он. — Поверьте мне, что всех больше буду смеяться над собой я сам! — И, говоря это, он захохотал так, как, должно быть, не хохотал никогда ни один ученый в мире.

— Но как бы там ни было, а мы все-таки остались без переводчика, — промолвил майор.

— О, не приходите в отчаяние, — отозвался Паганель — португальский и испанский языки до того похожи один на другой, что, как видите, я смог даже перепутать их, но зато это же сходство поможет мне быстро исправить свою ошибку, и в недалеком будущем я смогу поблагодарить этого достойного патагонца на языке, которым он так хорошо владеет.

Паганель не ошибся: через несколько минут ему удалось обменяться с туземцем несколькими словами. Географ даже узнал, что патагонца зовут Талькав, что на арауканском языке значит «громовержец». По всей вероятности, это прозвище было дано ему благодаря его искусству в обращении с огнестрельным оружием.

Но особенно обрадовался Гленарван тому, что патагонец оказался профессиональным проводником, да еще по пампасам. Встреча с патагонцем являлась такой необыкновенной удачей, что все окончательно уверовали в успех экспедиции, и никто уж не сомневался в спасении капитана Гранта.

Наши путешественники вернулись с индейцем к Роберту. Мальчик протянул руки к туземцу, и тот безмолвно положил ему на голову свою руку. Он осмотрел мальчика, ощупал его ушибленные члены. Затем, улыбаясь, пошел к берегу реки, сорвал там несколько пучков дикого сельдерея и, вернувшись, натер им тело больного. Благодаря этому сделанному чрезвычайно осторожно массажу мальчик почувствовал прилив сил, и стало ясно, что несколько часов покоя поставят его на ноги.

Было решено этот день, а также следующую ночь посвятить отдыху. К тому же надлежало еще обсудить и решить два важных вопроса: относительно пищи и транспорта. Ни съестных припасов, ни мулов у путешественников не было. К счастью, теперь с ними был Талькав. Этот проводник, привыкший сопровождать путешественников вдоль границы Патагонии — один из самых умных местных бакеанос, — взялся снабдить Гленарвана всем необходимым для его небольшого отряда. Он предложил отправиться в индейскую тольдерию, находившуюся в каких-нибудь четырех милях. Там, по его словам, можно будет достать все, в чем нуждалась экспедиция. Предложение это было сделано наполовину с помощью жестов, а наполовину с помощью испанских слов, которые Паганелю удалось понять. Оно было принято, и Гленарван со своим ученым другом, простившись с товарищами, немедленно направились вслед за проводником-патагонцем вверх по течению реки.