Игорь Курукин - Анна Иоанновна

• Название: Анна Иоанновна
• Автор: Игорь Курукин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03752-6

В судьбе Анны Иоанновны было немало крутых поворотов: природную русскую царевну, племянницу Петра I, по его воле выдали замуж за иноземного принца, полжизни провела она бедной вдовствующей герцогиней в европейском захолустье, стала российской императрицей по приглашению вельмож, пытавшихся сделать её номинальной фигурой на троне, но вскоре сумела восстановить самодержавие. Анна не была великим полководцем, прозорливым законодателем или смелым реформатором, но по мере сил способствовала укреплению величия созданной Петром империи, раздвинула её границы и сформировала надёжную и работоспособную структуру управления. При необразованной государыне был основан кадетский корпус, открыто балетное училище и началось создание русского литературного языка.

Книга доктора исторических наук Игоря Курукина, написанная на основе документов, рассказывает о правлении единственной русской императрицы, по иронии судьбы традиционно называемом эпохой иностранного засилья.

---

Может быть, пальбой она пыталась отвлечься от невесёлых мыслей? Избавиться от них не удалось — в июле государыню осаждали челобитчики из ближайшего окружения; началась раздача домов, дворов и «мыз» Волынского и Мусина-Пушкина. Настала пора явить монаршую милость. 3 августа Анна «пожаловала» жену Платона Мусина-Пушкина — вернула ей собственный дом в Москве, правда, без конфискованного имущества. А потом все дела и заботы отошли на второй план: 12 августа 1740 года не отходившая ни на час от племянницы Анна Иоанновна получила долгожданного наследника, названного по прадеду Иоанном. 3 сентября дни рождения и тезоименитства «внука её императорского величества, благоверного государя принца Иоанна» (29 августа — день усекновения главы Иоанна Предтечи) были вписаны в табель «высокоторжественных дней» в качестве официальных праздничных дат{686}.

Будущее династии казалось определённым, и можно было вернуться к повседневным делам. 14 августа императрица назначала управителей дворцовыми волостями из числа отставных офицеров; 15-го пожаловала горнопромышленника Акинфия Демидова в статские советники; 16-го разрешила выдать жалованье московскому губернатору Б.Г. Юсупову, 18-го с подачи Бирона сделала кабинет-министром амбициозного Алексея Петровича Бестужева-Рюмина в качестве очередного противовеса Остерману — свято место пусто не бывает. 25-го числа она повелела губернаторам и воеводам по месту службы «ни с кого и никаких векселей не брать» во избежание «взятков» и подтвердила жалованную грамоту царя Михаила Фёдоровича потомкам Ивана Сусанина — 27 зажиточных «беломестцев» из деревни Коробово Костромского уезда освобождались от всяких податей и повинностей в память славного подвига их предка. В сентябре Анна Иоанновна размышляла о назначении нового сибирского губернатора, президентов Вотчинной и Юстиц-коллегий, начальников Канцелярии конфискации, Судного и Сыскного приказов. Третьего октября она подписала ряд докладов генерал-прокурора, назначила Ивана Мелиссино асессором Юстиц-коллегии и отправила в отставку с чином полковника московского губернского прокурора Ивана Камынина. Это был её последний рабочий день.

В воскресенье 5 октября 1740 года за обедом императрице стало дурно. Её сгубили камни в почках, вызвавшие воспаление и некроз. Кабинет-министры Черкасский и Бестужев-Рюмин после разговора с Бироном отправились к Остерману; «душа» Кабинета порекомендовал в первую очередь издать распоряжение о наследнике престола. Тем же вечером Анна Иоанновна подписала продиктованный Остерманом манифест:

«Назначиваем и определяем после нас в законные наследники нашего всероссийского императорского престола и империи нашего любезнейшего внука благоверного принца Иоанна, рождённого от родной нашей племянницы её высочества благоверной государыни принцессы Анны в супружестве с светлейшим принцом Антоном Улрихом герцогом Брауншвейг-Люнебургским, которому нашему любезному внуку мы титул великого князя всея России всемилостивейше от сего времени пожаловали. А ежели Божеским соизволением оный любезный наш внук благоверный великий князь Иоанн прежде возраста своего и не оставя по себе законно рождённых наследников преставится, то в таком случае определяем и назначиваем в наследники первого по нём принца брата его, от вышеозначенной нашей любезнейшей племянницы её высочества благоверной государыни принцессы Анны и от светлейшего принца Антона Улриха герцога Брауншвейг-Люнебургского раждаемого, а в случае и его преставления других законных из того же супружества раждаемых принцов всегда первого таким порядком, как выше сего установлено»{687}.

Казалось, что восстанавливается традиционный переход престола от «природной» государыни-бабки к законному внуку. Но в том же манифесте упоминался уничтоживший эту традицию петровский указ о престолонаследии 1722 года; это означало, что в важнейшем для монархии деле возможны неожиданные перемены. К тому же младенец управлять страной не мог, но о регентстве в документе не упоминалось. Уклонился от обсуждения вопроса и Остерман; Анну Леопольдовну он рассматривал лишь как родительницу законных принцев-наследников, но и о Бироне не сказал ни слова, предпочитая образование регентского совета. Эта идея герцогу определённо не понравилась. «Какой тут совет! — заявил он вернувшемуся от вице-канцлера Рейнгольду Левенвольде. — Сколько голов, сколько разных мыслей будет»{688}.

Саксонский дипломат отмечал: «…в манере герцога было так управлять делами, которых он более всего желал, что их ему в конце концов преподносили, и казалось, что всё происходит само по себе». В составленной уже в ссылке записке «Об обстоятельствах, приготовивших опалу Э.И. Бирона, герцога Курляндского» сам бывший правитель утверждал, что в тот же день «нашёл у себя множество особ», в том числе фельдмаршала Миниха: «От него я узнал, что присутствующее у меня собрание — ревностные патриоты, которые, рассуждая по совести, кому бы приличнее было вручить правление на время малолетства императора в случае, если Господь воззовёт к себе государыню, — после многих размышлений и единственно в видах государственной пользы нашли способнейшим к управлению Россией меня». Герцог, ссылаясь на «истощение сил» и домашние заботы, отказывался, чем глубоко опечалил собеседников. Однако они не сдались и через два дня, предводительствуемые Остерманом, явились в опочивальню больной государыни с просьбой назначить Бирона регентом и с заготовленным проектом указа.

Если верить Бирону, Анна Иоанновна несколько раз была готова пойти навстречу министрам, но он, «несмотря на продолжительные настояния её величества, отклонял её от такого исполнения». Тогда неугомонные просители «пригласили в собрание все чиновные лица до капитан-поручиков гвардии» (около 190 человек) и подали императрице прошение «в выражениях самых патетических». Сам Бирон, понятное дело, об этом ничего не знал и сутки спустя был застигнут врасплох утверждением акта о своём назначении, тогда как Анна Леопольдовна якобы капризничала, заявляла о своей болезни и тем обидела лежавшую на смертном одре тётку. В то же время герцог говорил принцессе Анне, что не огорчён утратой власти в России, поскольку у него остаётся «прекрасное герцогство», а принц Антон Ульрих был убеждён, что именно его супруга примет «главное участие в правлении»{689}.

Другие действующие лица этого спектакля (прежде всего Миних и Остерман) в показаниях после своего ареста в 1741 году и мемуарах охотно уступали друг другу сомнительную честь выдвижения Бирона{690}. Первый историк «эпохи дворцовых переворотов» А.Ф. Бюшинг описал, как фельдмаршал убеждал его в том, что именно Остерман и Черкасский «сделали» Бирона регентом, в то время как сам учёный располагал сведениями, что как раз Миних «ночи в одном покое с герцогом Курляндским проводил». Сын фельдмаршала выдвигал на первое место Черкасского и Бестужева-Рюмина{691}, а тот после ареста называл «первым предводителем к регентству» Миниха, но в конце концов признал, что сам выдвигал Бирона и вечером 5 октября писал «духовную» Анны Иоанновны.

Антон Ульрих то посылал адъютанта разведать о происходившем в Кабинете министров сборе подписей, то отправлялся за советом к своему покровителю Остерману. Опытный царедворец почти буквально держал руку на пульсе: дипломат и президент Академии наук Карл фон Бреверн каждый день записками извещал его о состоянии императрицы. Министр намекнул принцу, что действовать можно только в случае, если у него есть своя «партия», а иначе разумнее присоединиться к большинству{692}. Пруссак Мардефельд указал на отсутствие сплочённости сторонников Анны-младшей и сообщил, что Остерман советовал принцессе самой просить у императрицы регентства для себя, а та хотела, чтобы это сделали кабинет-министры{693}.

Принцесса проявила характер — отказалась поддержать прошение о назначении Бирона регентом, учтиво ответив, что «никогда не мешалась в дела государственные, а при настоящих обстоятельствах ещё менее отваживается вступать в оные; что хотя императрица, по-видимому, в опасности жизни находится, однако с помощью Божией и учитывая её возраст, может выздороветь, и потому если её величеству представить об упомянутом, то сие значит снова напоминать о смерти, к чему она, принцесса, приступить отнюдь не соглашается; что если её императорскому величеству всемилостивейше благоугодно было принца Иоанна избрать наследником престола, то и нельзя сомневаться, чтобы её величество не соизволила сделать нужные и о государственном правлении распоряжения; потому всё оное и предоставляет она на собственное её величества благоусмотрение; а впрочем, не неприятно ей будет, если императрица благоволит вверить герцогу регентство во время малолетства принца Иоанна»{694}.