Евгений Евтушенко - Не теряйте отчаянья. Новая книга. Стихи 2014–2015 гг.

• Название: Не теряйте отчаянья. Новая книга. Стихи 2014–2015 гг.
• Автор: Евгений Евтушенко
• Жанр: Поэзия
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-389-10206-4

В новую книгу Евгения Александровича Евтушенко, знаменитого поэта-шестидесятника, вошли стихи, написанные в 2014–2015 гг. Стихи о любви и достоинстве, о мире и войне, о милосердии, о силе поэзии и силе добра, об отчаянии и надежде, о мужестве. Честный разговор о времени и о себе… «Типичный» Евтушенко, как сказал автор, отдавая сборник в печать, – Евтушенко, которого знают и любят многие поколения читателей.

---

Евгений Евтушенко Не теряйте отчаянья. Новая книга. Стихи 2014–2015 гг.

© Е. Евтушенко, 2015

© Оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015

Издательство АЗБУКА®

* * *

«Ты напрасно на мать разобиделся…»

Ты напрасно на мать разобиделся,
               Левушка-Гумилевушка…
С нею встретясь на небе,
                    прости ее,
                         благослови.
Как же не понимала
               твоя золотая головушка
то, что если мы все по колено в крови,
               то спасенье в любви.
В коммуналке,
     где ныне музей петербургский Ахматовой,
твоей ревности жар,
               что вполне обьясним,
к человеку, который тебе не отец,
               тебя, Левушка, знобко охватывал,
но вы схвачены были, как будто сообщники, с ним.
И расслышал и ты,
                    и дотошные энкавэдэшники,
наглый стук чьих сапог коммуналку шатнул,
вместо: «Вы не теряйте надежд» –
               когда не было ни надеждинки,
«Не теряйте отчаянья!» –
     Пунин Ахматовой нежно шепнул.
И казалось, что все уже с ними окончено
и, как Блок предсказал,
          что никто не вернется назад,
и, забившись в уборную,
     Пунина дочка выглядывала в окошечко,
когда их уводили по лестнице в дантовский ад.
А в дверях,
     не теряя в униженности величавости,
встала Анна Андреевна,
               окаменев,
научившаяся
               так бесслезно отчаиваться,
чтоб себе не позволить
          ни слабость,
                    ни гнев.
Ей везло на несчастья…
          Она их притягивала.
Стала жизнь одиночкой
     в такой многокамерной нашей стране.
Но прощальная фраза
          пульсировала и вздрагивала:
«Не теряйте отчаянья!» –
               и повторялась во сне.
Есть надежды,
          какие приравнены к выгодам.
Счастье скользкое – быть
     оправдавшим надежды свои подлецом.
Но отчаянье, ставшее мужеством,
               может стать выходом,
благороднейшим выходом,
               а не концом.

4 августа 2014

Написано после посещения петербургского Музея Анны Ахматовой, находящегося в бывшей коммуналке, где Анна Андреевна жила в гражданском браке с историком-искусствоведом Н. Н. Пуниным (1888–1953), куда временами приезжал ее сын Л. Гумилев (1912–1992).

В университетском киноклассе

Двадцать лет я в Оклахоме, в Талсе,
словно в неоконченном бою,
будто бы один в живых остался,
Эльбы братский дух преподаю.

Я люблю моих американцев,
чьи солдаты-дедушки тогда
с русскими не стали пререкаться,
и война была на всех одна.

Как они на лодках с водкой в глотках
обнимались, видел я в кино,
при регулировщицах-красотках,
их и наших, что не все ль равно.

Дина Дурбин пела о Победе
и была у стольких на значках.
«Едут леди на велосипеде»,
распевая, я по ней зачах.

Вжились вместе Рузвельт, Черчилль, Сталин
и де Голль, как бурлаки, в их роль.
Чаплином и Теркиным был свален
Гитлер – разгероенный герой.

Все фашисты носом ткнулись слепо
в геббельсовский пепел заодно.
Сент-Экзюпери разил их с неба,
а Хемингуэй пускал на дно.
Вот какое удалось кино!

Правда, все мы сделали полдела –
почему? Понять я не могу,
а потом война опять сдурела,
превратясь в холодную каргу.
Я учу всех не иметь с ней дела,
как не верить общему врагу.

Но о мире фразы, фразы, фразы,
обещая вроде благодать,
превращаться стали в дроны, в базы,
а сквозь них сердец не увидать.

Не шестидесятники-поэты,
а за лицемером лицемер
объявили собственной победой
роковой развал СССР.

Разве ты, искусство, разучилось
нас объединять? Я не пойму,
как в стране Шевченко приключилось
с пушкинской страной вести войну?

Вкрадчивая Третья мировая
на земле измученной идет,
но не устает, нас примиряя,
пырьевский князь Мышкин, «идиот».

Если б «идиоты» все такие
были бы, мир стал бы исцелим,
были б в дружбе и Луганск, и Киев,
даже Газа и Иерусалим.

Как сплотились воры и воришки
в мафии, где жизни на кону,
и как слиплись войны и войнишки
в третью лицемерную войну!

Помню – вместе с жертвами сгорая,
небоскреб пронзя в конце концов,
полетел к обещанному раю
самолет джихадовских слепцов.

И по той преступной страшной трассе
до сих пор, почти полузабыт,
во французском фильме[1], в киноклассе
он сквозь наши ребра все летит.

Но я, слава Богу, был свидетель,
как, прокляв тот день календаря,
встали в ряд арабские студенты,
жертвам взрывов кровь свою даря.

Ненависть я с детства ненавижу.
Я люблю тебя, мой кинокласс,
и, надеюсь, будущее вижу
в глубине твоих беззлобных глаз.

Отрезают головы ножами.
Без голов о чем поговорим?
А потом – лишь кнопочку нажали,
да и меньше племенем одним.

Ну а человеческое племя –
неужели нам не до того?
Неужели атомное пламя
выжжет окончательно его?

Может быть, кому-то снится слава
здесь, на этой лучшей из планет,
доктора нацистского Стрейнджлава?[2]
Обещаю – в нашем классе – нет.

Не бомбят младенцев бомбовозы
в классе нерехнувшемся моем.
Лошадь тянет Сталина под слезы
лишь о трупах Трубной – не о нем[3].

Здесь так любят о холодном лете
прошкинский, пожалуй, лучший фильм[4]
дети Чили и Анголы дети,
парагвайка, чероки[5] и финн…

Плакали ковбоистые янки,
что Папанов уркой был убит.
И не будет в сердце китаянки
никогда Приемыхов забыт.

Жаль, что запоздало Мордюковой
выразил ковбой за «Комиссар»
благодарность дедовской подковой –
этот фильм – он стольких потрясал.

Вот что написала поэтесса,
и представьте, что из США:
«Думала над фильм „Unfinished пьеса“[6]…
У меня теперь другой душа…»

И в письме Самойловой Татьяне,
веря, что она еще жива,
фото мужа, павшего в Афгане,
принесла талсанская вдова.

Разве землю мало истерзали?
Кинокласс – особая страна.
Войнообожателей нет в зале.
В зале все твои враги, война.

Снайпером Кабирия[7] не стала,
хоть жилось ей вовсе не легко,
и дорогу к храму показала
всем Анджапаридзе Верико[8].

31 декабря 2014 – 2 января 2015(дописано автором с учетом отликов и предложений читателей на сайте КП)

Самое главное сейчас – остановить кровь. Все идеологии, вместе взятые, не стоят и одной человеческой жизни[9]

Много лет назад после дня рождения Роберта Кеннеди один из его гостей предложил мне свою машину, чтобы добраться до Вашингтона. Было уже за полночь, и я спешил на свидание в ночной ресторан. Собеседник представился секретарем Макнамара. В английском языке нет склонений, и я решил, что передо мной секретарь министра обороны США. Шел 1966 год, в полном разгаре война во Вьетнаме, но она была настолько непопулярна в мире, что когда венецианские гондольеры приняли меня за американца, то отказались брать на борт не только меня, но и мою спутницу. Я напел им несколько куплетов из любимой итальянскими антифашистами-партизанами песни «Выходила на берег Катюша», и они, поняв, что я русский, посадили нас в гондолу бесплатно, еще и вином угостили.

В то время 27 университетов Америки пригласили меня для поэтического турне. Президент Линдон Джонсон, узнав, что я в США, через своего помощника позвал меня в Белый дом. Мне было бы, безусловно, интересно поговорить с американским президентом, да еще и с глазу на глаз, но я ответил ему честно в своем письме, что Союз американских студентов, который составлял мое расписание и всячески поддерживал антивоенные демонстрации, неправильно бы это понял, и выразил президенту вежливое сожаление. Посол СССР Анатолий Добрынин очень хотел, чтобы я встретился с Джонсоном, но я стоял на своем: не сейчас. Это было время эскалации конфликта и усиления бомбежек во Вьетнаме.

Человека, показавшегося мне секретарем Макнамары, я как бы в шутку спросил: «А это правда, что ваш босс такой уж крокодил войны, как его недавно изобразила левая хипповая газета в Сохо?» Он понял мою ошибку, но ему хватило чувства юмора, чтобы ответить со вздохом: «Этот крокодил, к сожалению, не мой босс, а я сам». Разумеется, после этого мы разговорились всерьез, и, зная, что я не какой-то желтый журналистик, а известный поэт, друг Роберта Фроста, Артура Миллера, Джона Стейнбека, Билла Стайрона, он мне сказал очень грустно и исповедально: «Это вам покажется странным, но, наверное, никто в мире так не ненавидит эту вьетнамскую войну, как я. И я бы много отдал, чтобы ее остановить. Но большая война – как локомотив, движущийся по инерции: вы нажимаете на тормоз, а состав еще долго едет по живому…» Кстати, много лет спустя Макнамара летел через Москву из Вьетнама, куда приезжал вместе с документальным фильмом о Вьетнаме, со своими горькими и честными комментариями. Может быть, он кому-то и показался двуликим Янусом, но я свидетельствую, защищая его честь, что он и тогда, будучи министром обороны США, говорил то же самое, а остановить локомотив не смог. А мы обязаны это сделать, иначе зачем же так называемое перемирие? Все те, кто его нарушает, должны быть объявлены военными преступниками.