Элизабет Гаскелл - Жизнь Шарлотты Бронте

• Название: Жизнь Шарлотты Бронте
• Автор: Элизабет Гаскелл
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-389-10104-3

Эта книга посвящена одной из самых знаменитых английских писательниц XIX века, чей роман «Джейн Эйр» – история простой гувернантки, сумевшей обрести настоящее счастье, – пользуется успехом во всем мире. Однако немногим известно, насколько трагично сложилась судьба самой Шарлотты Бронте. Она мужественно и с достоинством переносила все невзгоды и испытания, выпадавшие на ее долю. Пережив родных сестер и брата, Шарлотта Бронте довольно поздно вышла замуж, но умерла меньше чем через год после свадьбы – ей было 38 лет. Об этом и о многом другом (о жизни семьи Бронте, творчестве сестер Эмили и Энн, литературном дебюте и славе, о встречах с писателями и т. д.) рассказала другая известная английская писательница – Элизабет Гаскелл. Ее знакомство с Шарлоттой Бронте состоялось в 1850 году, и в течение почти пяти лет их связывала личная и творческая дружба. Книга «Жизнь Шарлотты Бронте» – ценнейший биографический источник, основанный на богатом документальном материале. Э. Гаскелл включила в текст сотни писем Ш. Бронте и ее корреспондентов (подруг, родных, литераторов, издателей). Книга «Жизнь Шарлотты Бронте» впервые публикуется на русском языке.

---

Однако потребовалось еще немного терпения, и спустя совсем небольшое время Шарлотта наконец совершила эту приятную поездку, о которой так мечтала. В конце сентября они с подругой отправились в Истон на две недели. Именно там она впервые увидела море.

24 октября

Не забыла ли ты, как выглядит море в это время года, Э.? Не затуманилось ли оно в твоей памяти? Или ты до сих пор видишь его, темное, синее и зеленое, с белой пеной, и слышишь, как оно ревет при сильном ветре или просто шумит в тихую погоду? <…> Я в полном порядке и сильно потолстела. Часто вспоминаю Истон, а также достойного мистера Х. и его добросердечную супругу и наши приятные прогулки до х-го леса и до Бойнтона, наши веселые вечера, шумные игры с маленьким Ханчеоном и т. д. и т. п. Сколько мы будем с тобой жить, столько будем вспоминать это милое время. Скажи, упомянула ли ты в письме к мистеру Х. про мои очки? Без них я испытываю крайние неудобства: тяжело читать, писать и рисовать. Я надеюсь, мадам не откажется прислать их сюда. <…> Прости за краткость письма, я сегодня целый день рисовала, и мои глаза так устали, что даже писать трудно.

Однако вскоре воспоминания о приятном путешествии несколько потускнели. В это время произошел случай, грубо напомнивший о реальной жизни с ее заботами.

21 декабря 1839 года

В последнее время мы были очень заняты, и так обстоит дело до сего дня, поскольку весь этот период времени у нас не было служанки, только девочка на посылках. Бедная Тэбби начала так хромать, что в конечном итоге была вынуждена нас покинуть. Теперь она живет со своей сестрой в собственном маленьком домике, купленном на ее сбережения год или два назад. Тэбби там очень удобно, и она ни в чем не нуждается. Поскольку этот дом находится недалеко от нас, мы часто ее посещаем. Тем временем мы с Эмили, как ты понимаешь, взяли на себя обязанности по дому: я отвечаю за глажку и чистоту комнат, Эмили занимается готовкой и заботится обо всех кухонных делах. Мы все-таки очень странные, поскольку предпочитаем такое положение вещей появлению нового лица среди нас. Кроме того, мы все еще не потеряли надежды на возвращение Тэбби и не хотели бы, чтобы за время отсутствия ее вытеснила другая служанка. Я навлекла на себя гнев тетушки тем, что сожгла одежду при своем первом опыте глажки, но теперь уже научилась. Как все-таки странно устроен человек: я чувствую себя гораздо счастливее, когда чищу плиту, стелю постели и подметаю в доме, чем если бы вела жизнь истинной леди где-нибудь в другом месте. Придется мне, наверное, отказаться от подписки на евреев117, поскольку нет денег ее поддерживать. Мне следовало рассказать тебе об этом раньше, но я совсем забыла, что я подписчица. Я намерена снова получить место, как только найду его, хотя я ненавижу и чувствую отвращение к самой мысли о работе гувернантки. Но это нужно сделать, и следовательно, я бы очень хотела услышать о семействе, которое нуждается в услугах гувернантки.

Глава 9

Начало 1840 года застало всех Бронте, кроме Энн, дома, в Хауорте. Не знаю, по какой причине был отвергнут план отправить Брэнвелла учиться в Королевскую академию. Скорее всего, обнаружилось, что затраты на его учебу окажутся выше, чем это позволял скромный доход отца, даже если учесть помощь, которую принесла работа Шарлотты у мисс Вулер, позволившая оплатить обучение и пребывание Энн в школе. Я слышала, что Брэнвелл был ужасно расстроен, когда план провалился. Он обладал действительно блестящими способностями и, прекрасно зная об этом, страстно желал прославиться в рисовании или живописи. Однако в то же время юноша начал все больше проявлять склонность к разнообразным удовольствиям и распущенности, что не могло не стать серьезным препятствием на пути к славе. Эти недостатки усиливали в нем жажду столичной жизни: он полагал, что только Лондон даст толчок развитию его мощного интеллекта и что только в крупных городах его таланты раскроются в полной мере. Поэтому он всей душой стремился в Лондон и по многу часов проводил над картой города, сосредоточенно ее изучая. О последнем можно судить из следующей истории, услышанной мной от местных жителей. Некий коммивояжер лондонской торговой фирмы приехал в Хауорт на один день. По несчастному обычаю, возникшему в деревне, «умницу Патрика» (так всегда называли его деревенские, в то время как в своей семье он был Брэнвеллом) позвали в трактир, чтобы занять приезжего умными разговорами и шутками. Заговорили о Лондоне, о тамошней жизни и увеселительных заведениях, и Брэнвелл подсказал лондонцу, как можно было бы кратчайшим образом до них добраться: пути пролегали по малоизвестным закоулкам. И только к концу разговора путешественник узнал из признания самого Брэнвелла, что его собеседник никогда в глаза не видел Лондона.

Судьба молодого человека в это время находилась в его собственных руках. Его отличали как необыкновенные таланты, так и благородные порывы. Однако он никак не мог научиться противостоять искушениям, его сдерживала только привязанность к своей семье. Когда он демонстрировал эту привязанность к родным, те укреплялись в вере, что с течением времени Брэнвелл исправится и они будут гордиться тем, как он сумел распорядиться своими блестящими талантами. Особенно любила его тетушка: у нее он был настоящим фаворитом. В жизни единственного брата, росшего в окружении сестер, всегда есть определенные сложности. От него ожидали поступков, он должен был действовать, в то время как сестрам надлежало только жить. Они чувствовали, что должны отступать, давая дорогу брату, и они преувеличивали эту свою обязанность, пропуская его вперед во всем. В результате молодой человек вырос совершенным эгоистом. В том семействе, о котором я пишу, все были почти аскетами по привычкам, но Брэнвеллу разрешалось потакать собственным прихотям. Правда, в ранней юности его способность привлекать и привязывать к себе людей была очень велика, и многие, вступая с ним в общение, оказывались так ослеплены, что были готовы удовлетворять любые его желания. Разумеется, он действовал осторожно и не открывал отцу и сестрам всех тех развлечений, которым предавался. Но со временем строй его мыслей и манера говорить становились все грубее. Сестры убеждали себя, что эта грубость – часть мужественности, и за своей любовью к брату не желали видеть, насколько Брэнвелл вел себя хуже, чем другие молодые люди. Они догадывались, что он подвержен неким заблуждениям, подлинную природу которых не понимали, но тем не менее брат оставался их любимцем, их надеждой, их гордостью – тем, кто со временем принесет великую славу имени Бронте.

Брэнвелл, как и его сестра Шарлотта, был худеньким и небольшого роста, в то время как две другие сестры казались и крупнее, и выше. Мне довелось видеть портрет Брэнвелла, изображенного в профиль: таких, как он, считают весьма красивыми. Лоб высокий, глаза правильно расположенные, и общее выражение лица – тонкое и умное. Нос тоже неплох, а вот линия рта несколько грубоватая, и губы, хотя и прекрасной формы, толстоваты и приоткрыты, что указывает на распущенность, как и оттянутый немного назад подбородок выдает слабость воли. Волосы у него были рыжеватые, и цвет лица обычный для рыжеволосых людей. В его жилах текло достаточно ирландской крови, чтобы в манере вести себя ощущалась раскованность и сердечность, с оттенком природной обходительности. В отрывках рукописи, которую я читала, есть удивительно точные и удачные выражения. Это начало некоего рассказа, и герои в нем изображены уверенной рукой художника-портретиста, чистым и простым языком, характерным для произведений Аддисона в «Спектейторе»118. Фрагмент слишком короток, и по нему трудно судить, был ли у автора талант драматурга: его персонажи не вступают в диалог. Однако элегантность и спокойствие стиля весьма неожиданны для такого склонного к бурным излишествам человека, как Брэнвелл. В его груди горело желание литературной славы – то же, что иногда вспыхивало у сестер Бронте. Его талант искал различные выходы. Брэнвелл писал стихи, посылал их Вордсворту и Колриджу (оба они отнеслись к нему благожелательно и похвалили его опыты) и часто печатал их в «Лидс меркюри». В 1849 году, находясь дома, он пробовал себя в различных видах сочинений и ожидал, что подвернется какая-нибудь работа, которой он мог бы заняться, не получив предварительно дорогостоящего образования. Нельзя сказать, что он ожидал ее нетерпеливо: он встречался со все тем же обществом (на его языке это называлось «познавать жизнь») в таверне «Черный бык», а в пасторском доме продолжал оставаться всеобщим любимцем.

Мисс Брэнвелл понятия не имела о брожении невостребованных талантов вокруг нее. Она не была конфиденткой своих племянниц, и, по всей вероятности, никто в ее возрасте не смог бы стать таковой. Однако их отец, от которого сестры Бронте отчасти унаследовали склонность к приключениям, хотя и не подавал виду, но был осведомлен о многом из того, на что не обращала внимания мисс Брэнвелл. После племянника она больше всех любила послушную, задумчивую Энн. О ней мисс Брэнвелл заботилась с младенчества. Энн была всегда терпелива и покорна, она тихо склонялась перед подавляющей силой, даже если остро чувствовала несправедливость происходящего. В этом Энн была совсем не похожа на своих старших сестер: те, столкнувшись с несправедливостью, громко выражали свое негодование. В такие минуты Эмили высказывалась так же сильно, как Шарлотта, хотя делала это не так часто. Однако, если не считать этих случаев, когда мисс Брэнвелл вела себя необдуманно, в целом она ладила с племянницами, и те, даже если их и раздражали мелкие тетушкины придирки, относились к ней с искренним уважением и немалой привязанностью. Более того, они были благодарны мисс Брэнвелл за множество полезных привычек, которые она им внушила и которые со временем стали их второй натурой: порядок, методичность, опрятность во всем, отличное знание всех видов домоводства, замечательная пунктуальность и послушание законам места и времени – все то, что, по словам Шарлотты, они сумели оценить гораздо позднее. Для сестер Бронте, с их импульсивными натурами, было чрезвычайно полезно научиться подчиняться неким непреложным законам. Жители Хауорта уверяли меня, что могли сказать в любой час и даже в любую минуту, чем заняты сейчас обитатели пастората. В определенное время девицы шили в комнате тетушки – в той самой, где они когда-то у нее учились, пока не превзошли мисс Брэнвелл своими знаниями. В другие часы они принимали пищу, очень рано. С шести до восьми мисс Брэнвелл читала вслух мистеру Бронте. Ровно в восемь семейство собиралось для вечерней молитвы в его кабинете. А к девяти священник, мисс Брэнвелл и Тэбби уже почивали, и барышни могли расхаживать туда-сюда по гостиной (как неугомонные дикие животные), обсуждая свои планы и проекты и размышляя, какой должна быть их жизнь в будущем.