Феликс Светов - Отверзи ми двери

• Название: Отверзи ми двери
• Автор: Феликс Светов
• Жанр: Русская классическая проза

---

Лев Ильич снял пальто, поискал вешалку, не нашел, положил пальто поверх куртки на пачки газет и шагнул вслед за Федей в комнату. Тот не раздевался.

Комната была такая же: широкая, ободранная тахта, ученический письменный стол и несколько стульев, полка с книгами под потолок. Хозяин сидел спиной к ним, быстро стучал на машинке. Не оборачиваясь, он поднял руку, помахал и продолжал печатать. На голых стенах, с ободранными местами обоями, Лев Ильич увидел прикнопленный лист белой бумаги с жирно отпечатанными строчками. Он подошел поближе.

"Ненавижу ваши идеи, но готов умереть за то, чтобы они могли быть свободно высказаны.

Вольтер"

- Жуткая история, - поежился вслух Лев Ильич, - полный безысход.

Хозяин с треском выдернул из машинки лист бумаги и встал. Он был невысок, широкоплеч, в серенькой вязаной рубашке, с засученными рукавами, светлая подстриженная бородка делала лицо еще более круглым, в прозрачных ясных глазах, еще погруженных в то,

что он только что делал, уже проглядывала улыбка.

- А что вас так напугало?

- Слова какие - "ненавижу", "умереть" - в такой короткой фразе и два таких слова.

- А мысль?

- По мне, так жалкая мысль.

- Сильно! А почему?

- Да не верю я ему - это раз. Неужто человек ничего не любит, что могло б удержать его от такой бессмысленной смерти за право кого-то высказывать то, что он ненавидит? Чисто гальское остроумство, парадокс, вроде того, что если б Бога не было, Его надо б выдумать.

- А Бог есть?

- А вы в этом усомнились?

- Нет, по мне, так Его и выдумывать не следует. Добровольно лезть в ярмо, к рабству внешнему прибавлять еще более гнусное - внутреннее.

- Тогда только помирать и, действительно, все равно за что - хоть за то, что ненавидишь. Не все ль равно, когда даже любить не способен.

- А вот тут мы с вами поспорим.

- Вот это сила! - закричал Федя. - Вот это разговор, сразу быка за рога! Да вы еще не познакомились... Лев Ильич. - А это Марк.

- А я догадался, - сказал Марк. - Я его таким и видел, только думал - он, как бы сказать, потише...

- Вот, кстати, - сказал Лев Ильич, - я только что получил еще одно свидетельство бытия Божия... Нет, два, а может быть, три или даже четыре.

- Прямо сразу? - засмеялся Марк, улыбка у него была широкая, открытая.

- Одно за другим. Сначала меня с работы прогнали за то, что в Бога верю. Значит есть? Я в него верю, а они верят в то, что я верю. Федя на моих глазах признался в вечной любви женщине, которая только такой высокой любви и достойна. А она так исстрадалась и так той любви просила у Бога...

- Два, - сказал Марк, все еще улыбаясь.

- Несчастная убогая старушонка, которая меня заложила из ревности к своей вере, такой ощутила мгновенный ад в душе, а я за это такую свою вину перед ней - что уж куда больше. И наконец только что мне поставил поллитра Федин ровесник, которому Бог сам открыл свое бытие - просто сказал ему об этом.

- Это вот непонятно. Сам?

- А это тайна. Бог - обязательно тайна, которую можно услышать, а объяснить нельзя... Дадите чаю?

- Какого ты мужика привел мне, Федя! Будет вам чай - по всем правилам заварю. А чего ты не раздеваешься?

- Да мне... тут, одним словом...

- Ага, понятно.

- Ничего вам не может быть понятно! - крикнул Федя, заливаясь краской.

Лев Ильич моргнул поднявшему было брови Марку. Тот смолчал.

- Я... не смогу выполнить то, что вам обещал, - неожиданно выпалил Федя.

- Сейчас или вообще? - спросил Марк.

- И сейчас, и вообще. То есть, не знаю про "вообще", может быть я и пойму, что неправ, но сейчас знаю твердо и считаю своим долгом предупредить.

- Очень жалко, тем более, это твоя идея.

- Это не моя идея, я ее у Достоевского списал - и вы это знаете. А верней, не у Достоевского, а у Шатова, и даже не у Шатова, а у Лизы - никчемной светской барышни. Не велика потеря. Она ее, кстати, и придумала не для дела, а для своей жалкой интриги.

- Лиза?.. Не помню интриги, но мысль хорошая. Да вот, Лев Ильич рассудит. Есть мысль составить книгу, а верней, целую серию книг, целую библиотеку. Если внимательно читать наши газеты - центральные, а может быть, особенно провинциальные, то посреди океана напыщенной бессмыслицы можно чуть ли не в каждом номере разыскать кое-что любопытное. По глупости, случайности или еще уж не знаю из каких соображений, но порой проскальзывает поразительная информация, бросающая такой ясный свет на то, что происходит в действительности. Не зря ж западные клеветники такие дотошные читатели именно наших газет, это у нас к своему нет любопытства! И вот, если эти факты, рассеянные и тут же для всех пропавшие собрать и как-то систематизировать, а рядом, скажем, они на левой стороне, а тут же, на правой или в предисловии, в примечаниях дать подлинную информацию о том, что в то же самое время тут же происходило на самом деле, то представляете, какая получится книга! Причем в одном томе можно собрать материал об идиотизме нашей жизни, а в другом об экономическом развале, в третьем о литературе и искусстве, в четвертом о жизни семьи, школы, международной политике... Могут быть книги о сегодняшней жизни и о том, что было двадцать, тридцать лет назад - это все доступно, в библиотеке получите любую подшивку. Представляете, какая может быть серия? Да я вижу целое издательство, работающее над созданием такой многолетней эпопеи уникального свидетельства по всем вопросам существования этого государства со дня его основания... Вот мы и решили с Федей сделать пробный том, взяв наугад какой-то месяц прошлого, скажем, года. Здесь самое трудное определить тему, а также материал подлинный. Это я взял на себя. А Федя обещал посидеть над газетами. Здесь только терпение и время, и, разумеется, идея.

- Да. Прошу на меня не рассчитывать, - набычился Федя.

- Можно узнать, почему?

- Я... не имею права сейчас этим заниматься.

- Права?.. А, дошло - любовная лодка. Доказательство бытия...

- Можете думать, что вам угодно. Впрочем, я не хочу, чтоб этим набрасывалась тень... на нее. Совсем не так плоско, как вы говорите, Марк. Я просто не вижу смысла в таких книгах.

- Ничего не пойму. Ты же сам, здесь, с таким азартом разрисовывал мне эту идею?

- Тогда разрисовывал, а сегодня понял, что все это не так.

- Вот и имей дело с нашими господами интеллигентами, - развел руками Марк. - А я уж газет натащил...

- Лучше остановиться в самом начале, чем потом, когда столько сил и времени будет потрачено, когда это будет сделано, а неизвестно к чему.

- Как неизвестно?

- Ну к чему, что они дадут, эти прекрасные книги?

- Но я только что сказал - может открыться, действительно, потрясающая картина, неожиданная, в самых разных областях - во всех сферах нашей жизни.

- Ну а дальше что? Дальше-то что? - передернулся Федя. - Предположим, мы собрали, издали эти книги. Серию. Библиотеку. Отправили на Запад, напечатали, увезли сюда, разоблачили, заклеймили, пробудили общественное сознание...

- Это и есть дело, за которое стоит положить голову.

- Да черта ли в ней - в голове! А что мы предлагаем - вот в чем вопрос-то проклятый? Предлагаем, а не разоблачаем! Теперь уж в детском саду горшочники разоблачают своих воспитательниц. А дальше что?

- А дальше думать будем, да и за нас кто-то придумает. Пусть эти книги станут мостками через кровавую грязь и трусливое болото.

- Куда мостки? Вы книжку перечитайте, из которой я эту идею вытащил. Там про то и написано, как болото начали гатить, да в такой яме завязли, а теперь - еще, что ль, дальше?.. Лев Ильич, да объясните вы ему, я затем вас и привел, что не мостки нужны, что сперва думать, а уж потом ломать и строить. Что нельзя так больше, что мы, благодаря тем мосткам, так завязли по самые уши, только носом хлюпаем, а все дальше и дальше хотим гнать - а ведь уже и некуда? А потом загоним сами себя уж совсем неведомо куда, что и носом не сможем хлюпать - Господь Бог будет виноват, все Он попустил, Ему кричать станем, что Он нас разума лишил?.. Не знаю я, только не боюсь того, что вы про меня думаете, и не в том дело, что у меня сейчас... так получилось. А может, потому, что получилось, я и понял, что есть кое-что повыше...

Звякнули в дверь.

- Открыто! - крикнул Марк и шагнул в коридор. Федя подошел к Льву Ильичу и стиснул ему руку.

- Я неправ? Да, неправ?.. Может неправ, но я не могу, не хочу делать то, за что сам перед собой не смогу ответить. Может, когда пойму, может, это... слабость и я такой жалкий, напугавшийся, сам себе лгущий, изворотливый перед собой... А ладно, все равно, спасибо вам, я даже не ожидал, как вы его сразу за глотку...

"Можно?" - услышал Лев Ильич Танин голосок.

Федя кинулся из комнаты.

"Познакомьтесь, Марк - это Таня."

"Раздевайтесь, сейчас я всех чаем буду поить."

"Спасибо, мы пошли. У нас..." - Федя говорил сурово, готовый пресечь любую улыбку.

Лев Ильич вышел в коридор. Таня, уже расстегнувшая было пальто, снова его застегивала. На Льва Ильича она и не взглянула.