Карина Демина - Семь минут до весны (СИ)

• Название: Семь минут до весны (СИ)
• Автор: Карина Демина
• Издательство: СамИздат
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2014

Третья книга из "Мира Камня и Железа".  Он – матерый пес, получивший во время войны с альвами смертельное ранение, и отправившийся не зализывать раны, а в буквальном смысле слова умирать, и гадает лишь о том, сколько дней ему осталось до кончины. Она – альва, лишенная дома и родных, и тоже стоящая на краю могилы, потому что пережить то, что довелось ей и продолжать жить – просто невозможно. А душа теплится в полумертвом теле из чистого упрямства. Но случайная встреча заставляет вчерашних врагов сблизиться и дает им шанс дожить до весны…  

---

Орехи были сладкими.

— Понял, твоя правда. А теперь он учится. И по-хорошему учить должен я, но… — Райдо ссыпал скорлупу в другой кулек. — Гарм осторожен.

— Неужели?

— Разбитый нос и пара синяков — невеликая цена…

— Нира беспокоится.

— С этим я точно ничего поделать не могу, — он протянул золотистое ядро ореха, на его ладони глядевшееся крошечным. — Ийлэ… лучше беспокоиться за живого, чем за мертвого. У Ната такой характер, что он не сможет сидеть тихо. И если пока ему многое спускают из-за возраста, то дальше ему придется или драться, или молчать. А молчать он не сумеет. Единственное, что мы можем для него сделать — это научить.

Наверное, он был прав.

Ийлэ чувствовала его правоту и попыталась объяснить Нире. Та слушала, часто моргая, кривясь, с трудом сдерживая слезы.

— Я… я не знала, что они такие…

Ей было плохо в этом, не своем доме. Она пыталась прижиться, но зимой сложно… и страхи не уходили. У второго тоже было имя: Мирра.

Повадилась навещать сестру, и та не смела сказать, что визиты эти ей вовсе не в радость. Нира терялась. Замолкала. Становилась какой-то тусклой… и Нат, которого это вовсе не радовало, злился. Она же пугалась его злости и терялась сильней прежнего.

Она бледнела.

Краснела.

Начинала заикаться, теребила юбки и платки, если платкам случалась оказаться в руках. Озиралась на Ийлэ, у нее пытаясь найти поддержку, и наверное, следовало бы что-то сказать, как-то ободрить, но Ийлэ не представляла, как именно.

Ей самой было неуютно.

И она с превеликим удовольствием избегала бы этих встреч, но… как было бросить Ниру.

— Я не понимаю, — сказала она как-то, с трудом пытаясь сдержать слезы. — Что ей от меня надо? Что им всем от меня надо?

Нира стиснула кулачки.

— Она такая… такая… я ведь даже не могу сказать ей, чтобы не приезжала! Точнее, я говорила, а она не слышит…

Мирра стала ласковой.

Медвяно-сладкой, словно эта сладость могла кого-то обмануть. Порой с Миррой появлялся Альфред, всегда с подарками, безукоризненно вежливый. Красивый. И Нат, чувствуя превосходство человека, а может свой перед ним долг, отступал.

Злился.

Ревновал, не отдавая себе отчет в том, что испытываемое им чувство — это именно ревность. Он брал Ниру за руку и держал, а если вдруг случалось уйти, то начинал нервничать, и живое железо, проступавшее на его лице, выдавало это беспокойство.

Ната было жаль.

И Ниру.

Альфреда же Ийлэ боялась, и страх заставлял держаться от него в стороне…

…как и от доктора, который, к счастью, родственными визитами не злоупотреблял.

— Я знаю, что вы меня недолюбливаете, — сказал он как-то, впрочем, не глядя на Ийлэ. — И у вас есть на это полное право… но нам все одно придется жить в этом городе.

Он не дождался ответа, ушел, если не сказать — сбежал…

Убийца?

Почему-то Ийлэ не могла отделаться от мысли, что кто-то из этой троицы — убийца.

Альфред с его извечной улыбкой.

Доктор.

Шериф. Он заглядывал лишь единожды, чтобы выпить бокал бренди и перекинуться парой бессмысленных фраз.

— Все хорошо? — он катал бокал в руке, и бренди расползалось по стенкам.

— Все замечательно, — ответил Райдо.

Почти правда.

Замечательно. И зима догорает в ледяных бурях, спешит выплеснуть нерастраченный холод, чувствуя близость весенних костров.

День за днем.

И дни складываются в недели, а недели — в месяц… и Зимний праздник с погасшими свечами проходит мимо. От него остается острый запах смолы, капли ее на паркете, зеленые иглы, которые выметали долго, а они все равно попадались, словно дерево не хотело покидать этот дом.

Был Райдо:

— Побудешь со мной этой ночью?

И свеча в его ладонях, зыбкий огонек, который почти касался кожи.

— Потом… когда я меня не станет… кто-нибудь зажжет свечу в память обо мне, — Райдо устроился в пустой столовой, которая в темноте казалась огромной. — Истинное пламя отзовется… и быть может, позволит душе родиться вновь. Только вряд ли это буду я… пламя меняет.

— Лоза тоже.

— Вы вспоминаете своих… ушедших?

Сегодня он избегал говорить о смерти.

— Вином. И еще хлебом…

— Тогда надо принести вина и хлеба, если, конечно, это не оскорбит тебя…

Предложи это кто-нибудь другой, Ийлэ и вправду оскорбилась бы, но Райдо поделится огнем, а она — хлебом. В этом будет своя справедливость и свое равновесие.

И она разделила ломоть пополам, а вино разлила по кружкам, глиняным, как того требовала традиция. В глине вино было черным и горчило, или горчило оно без глины, но само по себе.

— Я не знаю, что у вас говорят в таких случаях…

— Ничего.

— Что ж, тогда ничего не скажу, но… мне жаль, что твои родители погибли.

— Мне… тоже, — Ийлэ выпила бокал и вновь налила.

Она не пила… да никогда не пила. И пить не собиралась вовсе, но сейчас, в темноте и тишине поминальной ночи мысль напиться вдруг показалась донельзя удачной.

— Их закопали там… — от вина голова стала легкой и язык тоже, и в этой легкости было что-то правильное. — На заднем дворе. Я закопала… иначе он отдал бы свиньям… это неправильно.

— Неправильно, — Райдо поставил свечу на пол. — Я не знаю ваших обрядов, но будет весна и мы исправим… настолько, насколько это вообще можно исправить.

Он лег на пол, на живот, сунул руки под подбородок.

Он был близко и от этого становилось удивительно спокойно на душе.

— Я раньше думал, что будет, когда умру… вот есть я… и есть мир… и мне нравилось жить… а как этот мир исчезнет… точнее, я исчезну, а вокруг ничего почти не изменится. Быть может, кто-то будет грустить… например, Кейрен… он очень эмоциональный у нас. Мама вот огорчится… но остальной-то мир не заметит даже. Несправедливым казалось.

Ийлэ пила вино медленно.

Ей следовало бы ответить, но она не представляла, какого ответа от нее ждут и ждут ли вовсе.

— Я… не думала о смерти. То есть о том, что будет после… просто жила и… выживала… и нет, думала, но как об избавлении… а оно все не шло и не шло.

Ийлэ легла рядом.

На пол.

Ей никогда не позволяли лежать на полу, это некрасиво и неправильно.

Неприемлемо.

В ее нынешней жизни столько всего неприемлемого, что эта мелочь уже ничего не изменит. Пол был твердым, несмотря на ковер. Ийлэ трогала ворс и до досок полированных паркетных дотянулась.

Закрыла глаза.

И замерла, когда тяжелая ладонь Райдо скользнула по спине.

— Когда началась эта война, я подумывал уже оставить службу… не совсем, чтобы, но перевестись куда-нибудь поближе к столице… может, вообще в полицию пойти.

— Почему?

— Скучно было. Маленький городок. Маленький гарнизон. Одни и те же люди, одни и те же лица… и проблемы день за днем одни и те же… меня туда сослали…

— Из-за чего?

— Из-за избытка дури… но я там годы провел… карьеру сделал… командир гарнизона, чтоб его… и надоело все до невозможности. Подумал, что, быть может, старая история и забылась уже… собирался осесть где-нибудь. Жену подыскал бы… точнее, мне бы подыскали… у матушки моей целый список подходящих невест имеется. А тут война. И я решил, что хрысь бы задрал эту тихую старость… ну и подал рапорт… отец поддержал… он бы в Особый отдел пропихнуть попытался, но там, на мое счастье, решили, что им я не особо нужен. Отправили в разведку… Ийлэ… не знаю, имеет ли это значение, но… я убивал, когда нельзя было не убить. Война шла и… нас не были рады видеть на этих землях. Мне приходилось допрашивать. И пытать приходилось тоже. И я не скажу, что совесть моя совсем уж чиста, но… я никогда никого не мучил ради забавы…

Наверное, это было уже много.

Ийлж вновь ничего не сказала, но лишь коснулась руки. Так и лежали.

До утра.

После Перелома время полетело быстрей. И порой Ийлэ с ужасом обнаруживала, что прошел еще день… или два…

…три.

Она перестала их считать, наверное, не только она, но весь дом замер в неловком ожидании, пока не представляя, чего конкретно стоит ждать.

Весны.

Грозы, первой, которая, быть может, уже зародилась в черной утробе моря. Во всяком случае, отец говорил, что грозы рождаются именно там, на юге, где у моря особенно скверный характер. Порой он рассказывал и о побережье, и о тучах, что тянули пряжу морского тумана, чернея день ото дня. И когда они насыщались, вода делалась светлой, прозрачной а тучи чернели.

Они медленно ползли по небу, добираясь до изломанной линии берега, и крылья ветряков останавливались, а корабли спешили укрыться в безопасной бухте.

Впрочем, отец утверждал, что в первые грозы подобных не оставалось.