Льюис Кэрролл - Дневник путешествия в Россию в 1867 году

• Название: Дневник путешествия в Россию в 1867 году
• Автор: Льюис Кэрролл
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-06168-1

Льюис Кэрролл (он же Чарльз Лютвидж Доджсон) очень любил логику и математику. Кроме того, его всегда притягивало то, что лежит у крайних пределов логического мира, позволяет заглянуть за грань здравого смысла и рационального. Не исключено, что именно потому, написав «Алису в Стране Чудес» — знаменитую книгу о девочке, которую любопытство завело в безумный подземный мир, — Кэрролл отправился путешествовать в Россию.

---

Вечером мы снова отправились на прогулку, перебрались на противоположный берег реки и смогли насладиться чудесной панорамой всего города. Это произошло после отличного ужина (все ужины и проч. до сих пор были такими же отличными) и бутылки rudescheimer, полностью соответствующего замечанию, которым наш жизнерадостный маленький официант представил его нашему вниманию, — «полагаю, это хорошее вино!». Поселились мы в гостинице «Дю Норд».

16 июля (вт.).

Мы совершили поход по нескольким церквям, в результате чего у меня не осталось очень четкого представления ни об одной из них. Это были: «Церковь св. Урсулы и одиннадцати тысяч девственниц», чьи мощи покоятся в ящиках, закрытых стеклом, через которое их едва можно рассмотреть;

«Св. Гереон» — еще один склеп с любопытным десятигранным куполом, «Апостольская церковь», «церковь св. Петра» с запрестольным образом работы Рубенса, изображающим распятие св. Петра (рядом мы обнаружили дом с табличкой, подтверждающей, что в нем родился Рубенс), «Св. Марии в Капитолио».

В половине второго Лиддон пошел в табльдот, а я воспользовался этой возможностью и вернулся в Апостольскую церковь, чтобы поприсутствовать на свадебной церемонии. Там было довольно много людей, а также немало детей, которые бегали по церкви как им заблагорассудится, однако делали это тихо и совсем не так, как английские дети. Все гости находились внутри ограждения, где они стояли на коленях (все время) за переносными столиками.

Служба, как мне кажется, началась с молитв, вопросов и ответов, затем священник, удобно опершись на престол, закрыл свою книгу и произнес длинную речь, судя по всему, экспромптом, после чего помахал над ними чем-то похожим на сосуд со святой водой.

Затем служка принес и положил на престол книгу с пером и чернильницей, и священник долго вносил в нее какие-то записи, в течение какового времени к нему подошли два господина и начали что-то ему нашептывать,— наверное, давали свои имена в качестве свидетелей, затем священник слегка поклонился гостям и новобрачным, и все закончилось. Когда я совершал экскурсию по церквям, меня очень поразило количество людей, которые молились как бы сами по себе. В одной из них три женщины исповедовались в трех разных исповедальнях одновременно: они закрывали лица ладонями, а священник держал перед лицом носовой платок, но занавесок не было. Весьма примечательно количество детей, которые, похоже, самостоятельно пришли помолиться: у некоторых из них были молитвенники, но не у всех — большинство из них, кажется, смотрели на нас, когда мы проходили мимо, но вскоре снова возвращались к молитве и по одному вставали и выходили, явно приходя и уходя, когда им этого хотелось. Я не заметил, чтобы это делали мальчики или мужчины (хотя на воскресной службе в Брюсселе их было много)… Днем мы поднялись на вершину собора и смогли насладиться великолепным видом города с его морем белых стен и серых крыш и многомильной лентой Рейна. Мы договорились, что попробуем совершить поездку в Берлин ночью, и, соответственно, сели в поезд в семь пятнадцать вечера и прибыли в Берлин около восьми утра. Сиденья в вагоне вытягивались, и из-них получалась весьма недурная постель, кроме того, лампа была снабжена абажуром из зеленого шелка, который можно было опустить, если мешал свет, и нам удалось весьма комфортно провести ночь, хотя должен с сожалением заметить, что Лиддон не спал.

17 июля (ср.).

В Берлине, когда мы хотели взять кеб (который здесь называют droschky), чтобы добраться до «Отель де Рюсси», нам дали билет с номером, и мы были вынуждены взять кеб с этим номером на стоянке — правило, которое в Англии не стали бы долго терпеть. В течение дня мы осмотрели великолепную конную статую Фридриха Великого (работы Рауха) и знаменитую «Амазонка и тигр» (Кисса) и посетили две картинные галереи, по которым пронеслись в большой спешке,— нужно будет обязательно осмотреть их более обстоятельно, если получится. Мы пообедали в три, за табльдотом (не забыть: что «potage а la Flamande» означает бульон из баранины, что утку едят с вишнями и что во время трапезы не принято спрашивать чистые вилку и нож), а вечером мы гуляли по городу и, обнаружив, что в церкви св. Петра (евангелической) проходит служба, зашли и в течение двадцати минут слушали весьма беглую, произнесенную экспромптом проповедь на немецком языке: проповедник закончил длинной импровизированной молитвой и «Отче наш», затем поднялся (и вместе с ним все присутствовавшие) и, распростерши руки, благословил паству, затем грянул орган, проповедник удалился, и прихожане снова сели и стали петь длинный и очень мелодичный гимн.

18 июля (чт.).

Мы нанесли второй, более длительный визит в огромную картинную галерею (в которой представлены 1243 картины), организованную великим критиком и искусствоведом Ваагеном.

Впрочем, в его каталоге содержится мало критицизма (если таковой вообще имеется): он просто перечисляет то, что изображено на каждом полотне. Сюжет большинства картин взят из Священного Писания, и там много «Мадонн с младенцем», выполненных в самых разнообразных стилях: на многих из них присутствует и св. Себастьян (уже пронзенный стрелами), на некоторых Мария поставила младенца на землю и преклоняет пред Ним колена в молитве, а на одной, замечательном образце живописи, Иосиф представлен спящим, с ангелом, который нашептывает ему на ухо. Есть прекрасная картина с изображением Вавилонской башни, с тысячами фигур, еще одна с Эдемским садом, со множеством всевозможных зверей и птиц, и несколько, хорошо знакомых по гравюрам произведений, таких, как искушение св. Антония. Одно из самых замечательных по своей завершенности произведений, которые мне доводилось видеть, это триптих Ван Вейдена, представляющий сцены после смерти нашего Господа,— на одной, где Мария плачет, каждая слеза являет собой тщательно выписанную полусферу со своим собственным бликом и собственной тенью; на полу лежит раскрытая книга со слегка истрепанными страницами, и одна из застежек свисает так, что тень от нее ложится на края страниц, и, хотя тень эта длиной всего около дюйма, там, где пространство между страницами самое маленькое, художник очень тонко показал, что тень уходит под нижний лист. Если смотреть на все картины в общем, то возникает особенное ощущение красоты, но едва ли можно выбрать какую-либо картину, где несколько более внимательное изучение не раскрывает чудеса исполнения. Понадобилось бы много дней, чтобы приблизительно оценить по достоинству все собрание. После табльдота пошел сильный дождь, и мы смогли совершить только короткую прогулку и посмотреть на церковь св. Николая.

19 июля (пт.).

Мы встали (с помощью будильника) в половине седьмого и вскоре после половины восьмого позавтракали.

Утром мы посетили церковь св. Николая, в которой я обнаружил новый для меня элемент интерьера — придел, полностью отделенный перегородкой и расположенный вдоль алтарного выступа в восточной части храма, за кругом колонн, в то время как алтарь находился внутри круга, с обычным нагромождением мраморных деталей.

Перегородка была увешана старыми картинами (в основном на библейские темы), каждая из которых — дань памяти о каком-либо усопшем. Здесь же мы увидели гробницу Пуффендорфа. Отсюда мы направились в Шлосс, или Королевский дворец, где нас вместе с толпой других экскурсантов провели по анфиладе роскошных покоев, показав также большую круглую часовню: все, что можно было покрыть позолотой, было позолоченным.

Парадная лестница, по которой мы вошли, была сделана не ступеньками, но представляла собой нечто вроде пологой мощеной улицы, напомнившей мне некоторые из улиц Уитби, но после того, как мы осмотрели помещения и заплатили гиду, на нас перестали обращать внимание и оставили выбираться самим по винтовой черной лестнице среди ведер и рабочих, производивших ремонт,— отсюда вытекает глубокая мораль, начинающаяся словами: «Такова княжья доля…». Остальную часть утра мы посвятили двум картинным галереям.

После ужина мы поехали, на крыше омнибуса, в Шарлоттенсбург (примерно в четырех милях к западу), по дороге насладившись грандиозным панорамным видом Унтер-ден-Линден. Там имеется еще один дворец и несколько весьма милых кусочков улицы, но единственная действительно достойная внимания вещь — это часовня, в которой похоронена принцесса[2]. Ее гробница представляет собой тонко выполненную из мрамора статую, лежащую на кушетке,— чрезвычайно восхитительный эффект создается с помощью фиолетового стекла, вставленного в некоторые из окон на крыше, что придает мрамору неописуемую мягкость и впечатление нереальности.

Вечером мы гуляли по городу и посмотрели на синагогу, которую, как нам сказали, стоит посмотреть,— это нам сообщил один господин из Нью-Йорка, с которым (и с его женой) мы познакомились за табльдотом и которые, похоже, весьма приятные люди. Они приехали сюда, не зная ни слова по-немецки, и поэтому пребывание здесь для них оказалась довольно сложным испытанием.