Алексей Пехов - Страж. Тетралогия

• Название: Страж. Тетралогия
• Автор: Алексей Пехов
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9922-2037-7

Стучит молот загадочного кузнеца, создавая из пламени кинжалы. В землях княжеств, среди гор, заброшенных деревень, Темнолесья и на морском берегу беснуются темные души. Весь мир замер в ожидании аутодафе — оглашения приговора, который изменит привычный порядок вещей. На пустынной дороге вьется пыль, принося кровавые жертвы, и людям необходима помощь Братства стражей. Кто-то из них должен разгадать тайну и отправиться в путь, полный новых опасностей и приключений.

---

Дубовая роща рядом с дорогой смердела смертью. Воду из вытекающего из-под деревьев ручейка я бы не осмелился пить даже под угрозой расстрела. Судя по множеству белых тряпочек, накрученных на нижние ветви деревьев, это место являлось объектом паломничества.

— Кто из святых был здесь? — поинтересовался я.

— Петр, — неохотно ответил Кавальери. — Но это не спасает от болезни. Здесь я вас оставлю.

— Это неразумно, синьор, — возразил я. — Я не вижу тех, кто там лежит, но прекрасно их чувствую. Им святость места не помогла. Да оно теперь и не похоже на святыню.

— Я задержусь ненадолго. Где-то здесь остался мой брат. Раньше я был связан клятвой герцогу, теперь же ничто не мешает мне найти его тело.

— Сейчас ночь, вам ничего не разглядеть.

— Боюсь, что до утра я ждать не могу. До города осталось недалеко, вам лучше всего въезжать через Розовые ворота. Это прямо, мимо старых чумных ям, а за сгоревшей мельницей поверните налево.

— Благодарю вас за помощь и компанию, — искренне сказал я. — Надеюсь, что вы сумеете преодолеть болезнь, и очень сожалею, что ничем не могу вам помочь.

Он вежливо улыбнулся:

— Прощайте и берегите себя, синьор Людвиг, — а затем, натянув повязку на нос, направил лошадь к дубам.

Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что набаты бьют лишь в двух церквях из тех двадцати девяти, что располагались в городской черте. На Санта-Марии-сопра-Авене и Санта-Марии-делла-Налетте, в юго-восточной, самой богатой части города, вытянувшейся вдоль правого рукава Месолы, гремела бронза, а во всех остальных районах стояла гнетущая тишина. То ли звонарям не было никакого дела до приказа кардинала, то ли они давно умерли или бежали из города.

Конь шел с большой неохотой, упрямился, косился на тянущуюся справа от меня городскую стену. Его пугали тяжелый запах мертвечины и гул колоколов. Вокруг витали такие миазмы, что даже в середине лета, в самую жару, на поле боя через неделю после сражения, я не ощущал ничего похожего. Глаза слезились, желудок, несмотря на то что я всегда считал его железным, бунтовал, и к горлу то и дело подкатывал липкий комок тошноты. Солезино превратился в разверзнутый склеп, и я бы многое дал, чтобы оказаться как можно дальше отсюда. Уже достаточно давно я снял шейный платок, повязал его на лицо, закрывая нос и рот, но стало не намного легче.

В отличие от меня, Пугалу здесь явно нравилось. Оно приободрилось и ковыляло впереди, вот-вот собираясь пуститься в пляс. Я знал, что оно чувствует и какие желания его обуревают. Несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза, затем я негромко сказал:

— Сейчас многие умирают, но это не значит, что тебе есть до них дело. Они не твоя забава, и я бы расстроился, если бы ты решил питаться их болью.

Оно тут же помрачнело, словно солнце во время затмения, хотя лыбиться не перестало. Улыбка у Пугала столь же опасная штука, как его серп. Некоторых она должна была пугать до потери пульса. Я немного прикинул и нашел компромисс:

— Синьор Ланцо сказал, что еще не всех убийц, насильников и мародеров забрала болезнь. Я знаю, тебе нужна свежая кровь, иначе рано или поздно ты сорвешься, и от этого всем нам будет только хуже. Так что не вижу причин сдерживать твой серп в тех случаях, если ты встретишь настоящих шакалов и гиен. Но пообещай мне, что будешь умерен и не станешь рубить всех жителей направо и налево.

Оно поспешно кивнуло, опасаясь, что я передумаю.

Имею ли я право спускать его с поводка? Проповедник сказал бы, что нет. Но он пока далеко, так что некому бередить мою совесть. К тому же я не видел трагедии в смерти существ, которых по ошибке сочли людьми.

— Я направляюсь в палаццо кардинала, и, если ничего не изменилось, там будут другие стражи. Постарайся не попадаться им на глаза. Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь из вас пострадал.

Пугало выслушало, снова кивнуло, и наши дороги разошлись. Оно потопало в сторону догорающих развалин пригорода и кварталов бедняков. Ветер сейчас как раздул оттуда, пролетая над левым рукавом Месолы, узким и порожистым, вливающимся в морской залив с юго-запада, и приносил запах гари, золы и едкого дыма, которые хоть немного сглаживали смрад смерти.

Поле, находящееся за городскими стенами, превратилось в огромное кладбище. В первые дни эпидемии жители копали братские могилы, теперь же, когда стало не до этого, трупы сваливали в небольшие ямы или просто-напросто в кучу, у леса, как можно дальше от стен.

Здесь в предрассветном свете каркало воронье, и бродили жалкие тени — те, кто выжил и пытался похоронить своих родственников. Впрочем, кроме них, я уверен, были и иные существа, ничуть не напоминающие людей и приползшие из леса полакомиться мертвечиной. Я объехал это место стороной, глядя, как на берегу реки горят несколько погребальных костров для тех, кому не хватило места в могилах.

Когда я въезжал в настежь распахнутые ворота, мимо проехал воз, груженный мертвыми. Лишь малая их часть была облачена в саваны, остальных болезнь изуродовала до неузнаваемости, во все стороны торчало смешение рук и ног — темно-синих, высохших, покрытых коркой запекшейся крови. Двое мужчин, правящих возом, в разорванных на груди рубахах и колпаках, скрывающих лица, вели под уздцы уставшую лошадь. На меня они даже не посмотрели.

Узкая улица, поднимающаяся в горку, была пуста, если не считать нескольких трупов тех, кто умер этой ночью. Их еще не успели убрать, и ворон, сидевший на карнизе трактира, как раз собирался отзавтракать. До улицы Обезьян отсюда было кварталов семь, и я предполагал, что зрелище меня ждет не из приятных. Во всяком случае, не такое, с которого стоило бы начинать новый день. Но я ошибся. Мертвых было гораздо меньше, чем я думал. В этих районах все еще ходили уборщики, кричали, надрывая голос, что собирают трупы.

При мне двое молодцов выволокли из дома целую семью и стали бросать умерших на мостовую. В доме, надрываясь, плакал ребенок. Его вынесла какая-то старуха и понесла прочь, подальше от мертвых родственников.

Я проехал мимо Санта-Мария-делла-Налетте — красивой церкви, сложенной из розоватого камня, на колокольне которой не смолкал набат. Здесь оказалось довольно много людей, свято молившихся о прощении. Где-то четверть из них выглядела больными. Изможденный священник помогал прихожанам, чем только мог.

Повсюду царили смерть, отчаяние и страх. Люди уже не сражались за свои жизни. Они просто ждали решения высших сил, кому из них жить, а кому умереть. Эта овечья покорность, отупляющая сознание, была не менее страшна, чем сама болезнь.

Я пересек горбатый мост через узкий речной канал, мельком взглянув на раздувшиеся трупы, плавающие в воде, и оказался в богатых кварталах, где меня ждали разоренные дома и палаццо с выбитыми окнами и дверями. Многие особняки сожрало пламя недавнего стихийного пожара, но большинство из них уцелело. Фонари, подвешенные на стальные крюки, горели лишь в редких местах, отчего здесь было темно и мрачно.

Одиночные горожане, изредка попадавшиеся мне на пути, сами казались сотканными из тьмы, призраками, жизнь которых уже завершена. Мимо прошла заплаканная женщина, баюкая на руках узелок. Она плакала столь жалобно, что я окликнул ее, желая помочь, но несчастная покачала головой в темном кружевном платке и даже не остановилась.

Из-под опрокинутого стола, выброшенного со второго этажа зажиточного дома, метнулась крыса. Впереди улицу пересекла легкая невысокая тень. Кажется, ребенок, но я не был готов за это поручиться. Вполне возможно, что это кто-нибудь из иных существ, умудрившихся пробраться в город. Сейчас для них наступила настоящая вольница, ведь люди вокруг дохнут как мухи.

Тяжелые волны смерти густой рекой вытекали из молчаливых домов и из-за заборов, из парков, церквей и разоренных лавок, смешиваясь с липким страхом, убивающим тех, кто еще держался на ногах, точно так же, как убивал их мор.

Возле старых платанов три упитанные собаки рвали лежащий на животе, порядком разложившийся труп. Рядом с этой ужасной картиной сидела женщина в дорогом бордовом бархатном платье. У нее были прекрасные золотистые волосы, которые не мог затемнить даже властвующий на улице мрак. Она еще была жива и тихо стонала, но ее окровавленная кожа уже приобрела бледно-голубой оттенок. Было понятно, что этот час она не переживет.

Юстирский пот — страшная штука. Он начинается совершенно невинно — с легкой сыпи на незначительном участке кожи, обычно на тыльных сторонах запястий или предплечьях. Затем сыпь разрастается, превращается в темно-синие волдыри, которые лопаются кровавой пеной, с ознобом, жаром, потливостью, болью в костях и суставах, сухостью во рту. После приступа лихорадки начинается сильная рвота, резкая боль в животе, судороги. Это может чередоваться с новыми волнами лихорадки, а может сразу привести к последнему этапу.