Роман Светлов - Прорицатель

• Название: Прорицатель
• Автор: Роман Светлов
• Издательство: Комплект
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1994
• ISBN: 5-88596-009-7

Эта книга об истории и о нас одновременно. Эллада после смерти Александра Великого, Шумер легендарного Гильгамеша, Древний Рим времен трагедии в Тевтобургском лесу — со всем этим читатель встретится в книге. Со всем этим и с самим собой: любящим, ненавидящим, радующимся и печалящимся. Ибо прелесть этой книги не столько в исторической экзотике, сколько в ощущении единства прошлого и настоящего, в романтике искренних чувств и искренних красок.

---

— С каких это пор ты стал бояться смерти? — язвительно произнес наемник.

— Смерти? Вы пришли… чтобы угрожать мне смертью? — Антиген присел еще ниже. — За что? Кто прислал вас?

— Эвмен, — коротко ответил Дотим.

— Эвмен?? — от ужаса лицо Антигена вытянулось. — Он же мертв. Он же сегодня…

— Ага! — торжествующе воскликнул наемник. — Ты знаешь! Тем лучше!

Дотим, нахмурившись, сделал шаг к Антигену.

— Стой! Подожди! Это охранники. Они сказали! Калхас! — умоляюще повернулся к пастуху аргираспид. — Умоляю, останови его! Неужели ты не помнишь?..

Спасаясь от Дотима Антиген перескочил через ложе и схватил предсказателя за руку. Речь его стала быстрой, старика колотила дрожь, по дряблой коже на висках тек пот.

— Ведь это ты спас меня в Танафе! Зачем? Только для того, чтобы убить сейчас? Это несправедливо. Боги не допустят этого. Я добыл тебе жену. Я мог забрать ее себе, но оставил для тебя. Я сделал тебя человеком, близким стратегу. Неужели после этого ты дашь меня убить? Одумайся, прошу… Зверь! — завопил он, когда Дотим занес меч, и укрылся за спину пастуха. — Что тебе этот зверь?

— Отойди, Калхас, — нетерпеливо буркнул наемник.

К своему удивлению прорицатель колебался. Он испытывал не ненависть, а жалость, смешанную с брезгливостью. Всего, чего угодно, ожидал пастух, но только не такого поведения аргираспида.

— Калхас, останови его! — умолял ветеран. — Ты не понимаешь, что все это на руку Антигону! Он хочет, чтобы мой гарнизон открыл ворота в Сузах. Но я не дам ему золота! Не дам, не дам! Пусть сломает зубы о Сузы — там на несколько лет пищи, внутри источник, сокровища глубоко под землей. Не достанет! — неожиданно голос аргираспида стал плаксивым. — Он угрожает, что сожжет меня в деревянной скрыне. Варвар! Думает, что испугает! Все равно не дамся!

— Долго это будет продолжаться? — устало спросил Дотим. — Чего мы ждем?

— Да, хорошо, — встряхнулся пастух.

Он с силой вырвал руку у Антигена и оттолкнул того к стене шатра.

— Ты мог остановить македонян. И я тебя просил об этом.

— Нет, не мог бы. Уже не мог бы! — аргираспид метнулся в сторону и опять укрылся за ложем.

— Мог бы. Даже я, наверное, мог. Иначе зачем ты собирался меня убить?

— Нет, нет! — кричал Антиген. — Я не хотел тебя убивать! Лишь оглушить. Только оглушить!

— Чушь, — Калхас отвернулся. — Дотим, давай.

Пастух спиной ощущал, как наемник сделал шаг, занес меч. Но вместо удара он услышал странный кашляющий плач.

Обернувшись, потрясенный Калхас замер. Антиген успел схватить пилку для ногтей и вонзил ее в живот наемника. Дотим выронил меч — тот медленно, неправдоподобно медленно упал вниз. Почти тут же македонянин дернул пилку вверх. Плач сменился хрипом. Дотим неестественно всплеснул руками, ноги его разъехались и аркадянин — так же медленно, как и меч, — повалился на спину.

Только теперь Калхас заставил себя действовать. Он прыгнул вперед и ударом кулака опрокинул Антигена. Затем, все не веря случившемуся, склонился над наемником. В глазах Дотима еще теплился светлячок жизни.

— Терпи, терпи, — дрожащим голосом пробормотал пастух. — Сейчас я отправлю к Фригийцу, сейчас приведут лекарей…

— Уже? — обращаясь в пустоту прошепелявил Дотим. — Пусть Калхас возьмет пояс. Пояс… — наемник втянул щеки и лицо его перекосила гримаса смертной боли. — Пояс…

Серая тьма залила глаза Калхаса. Где-то в темени билось сердце, а руки онемели — он даже не чувствовал их. Вот только кто-то был рядом, кто-то мешал его скорби, говорил нечто странное, гадкое, глупое.

— И хорошо, и хорошо, — утирая с губ кровь весело причитал Антиген. — Он должен был умереть. Фригиец будет доволен, клянусь Зевсом. Он меня испытывал, испытывал. — Безумный взгляд македонянина остановился на прорицателе. — Нет, его хранят боги. Его нельзя, не получится. Но Одноухий… это хорошо! Не сожжет меня Фригиец. Зачем меня сжигать? Зачем ему золото? У него столько золота!..

Наконец Калхас прорвался сквозь серую пелену и увидел Антигена. Рука пастуха сама потянулась к мечу.

— Эй! — старик заметил это. — Не надо! Остановись, мы поговорим с Фригийцем, у тебя будут деньги… Остановись!..

Защищая голову, он обхватил ее руками. Калхас заметил, что Антиген все еще сжимает в правом кулаке окровавленную пилку. Багряное бешенство вспыхнуло перед его глазами. И все это бешенство он вложил в удар.

Кисти и голова Антигена отлетели в дальний угол шатра. Обезглавленное тело старика рухнуло на ложе. Кровь волнами полилась с него на пол. Сжав зубы, Калхас нашел более или менее чистую тряпку и тщательно вытер меч. Потом подошел к пологу, приподнял его и позвал:

— Тевтам!

Вождь аргираспидов торопливо нырнул в шатер. Некоторое время он привыкал к полумраку. Затем подошел к Дотиму и удивленно осмотрел тело. Пожав плечами, неопределенно хмыкнув, шагнул к ложу. Кровь все медленнее и медленнее бежала из обезглавленного тела Антигена. Словно собака, Тевтам склонился над своим соперником. Его грудная клетка судорожно вздымалась: аргираспид жадно вдыхал в себя горячий терпкий дух.

Калхас подождал, пока македонянин насытится зрелищем. Потом достал из-за пояса нож и похлопал его по плечу.

Тевтам с готовностью обернулся. Глаза его были полузакрыты, по губам блуждала отрешенно-счастливая улыбка. Он даже не видел широкого железного треугольника в руке пастуха.

— Дотим назвал бы тебя мерзавцем, — негромка произнес предсказатель и с силой полоснул по горлу Тевтама.

Вождь аргираспидов судорожно взвился. Калхас отскочил назад и несколько мгновений тупо смотрел на то, как македонянин хватается за воздух перед своим лицом. Когда Тевтам наконец опустился на пол, пастух бросил нож Тиридата рядом с ним.

Он не испытывал ни сожаления, ни облегчения, только пустота и боль мучили душу. К горлу медленно подступал обманчивый комок тошноты. Нужно уходить… Нет, что-то он забыл, что-то важное.

Калхас подошел к наемнику. Морщась, словно эта ужасная рана была нанесена ему, снял с того пояс. Потом наклонился и осторожно поцеловал аркадянина в губы.

На улице было холодно. Опять из пустого неба падали редкие жгучие снежинки.

— Все наконец? — нетерпеливо спросил командир фессалийцев.

— Все, — хрипло сказал Калхас. — Передай Антигону, что он должен похоронить Дотима.

7

Вначале был холод в душе и горькое ощущение потери. Эвмен — доброжелательный, спокойный, уверенный, надежный даже в ту ночь, когда Эвдим поведал о заговоре: Калхас просто не мог представить его мертвым. Живое, умное лицо Эвмена стояло перед глазами пастуха и, как он ни тряс головой, избавиться от этого видения не мог. Губы сами собой раздвигались в ответной улыбке, но тем тяжелее становилось на сердце, тем острее была боль в груди. Эвмен, доверчивый политик, мягкосердечный стратег, победитель, которому не удавалось воспользоваться плодами победы… эпитафия ему была бы странной. Слишком многое он унес в могилу вместе с собой. Он унес то, к чему не только Калхас, но и Дотим успели прикоснуться лишь в последний момент. С Эвменом ушел век Александра, век Македонца, пестрый век, собравший сонм героев у подножия престола Героя. Ушли бег за славой и подвигами, вера в божественное предназначение; и этого уже не вернуть. Нуждался в эпитафии век, а не Эвмен. Эвмен пережил его, он пережил не слишком мало, а слишком много. Себялюбие, пугливая осторожность, варварская спесь — все то, что в избытке породил новый век, выталкивали, гнали стратега прочь.

Он мог одержать еще сколь угодно много побед, но первое же поражение опять поставило бы его на край могилы.

Только сейчас Калхас сознавал предопределенность их крушения. Боль становилась приглушеннее, но глубже. Словно душа его вмещала весь космический порядок, и этот порядок был безнадежно печален. Такое существо, как Александр, отнял у Космоса слишком много сил; теперь в мир возвращались серые, сонные цвета. А платой за отдых станут новые потоки человеческой крови. Ибо когда еще серое поймет, что оно серое! До тех пор, пока Антигон и подобные ему будут считать себя новыми Александрами, покоя в ойкумене не дождаться.

Какое-то время Калхас был зол на себя. Они, словно огоньки на догорающем полене, вспыхивали, начинали надеяться на что-то, едва лишь сила, придавливающая их к земле, слегка отпускала. Они не верили, что она придавит окончательно, а она сделала это так легко, что они не успели даже услышать хруста собственных костей.

Злость сменялась на совершенную опустошенность и растерянность, едва пастух вспоминал Дотима. А его-то зачем? Почему должен был умереть и этот человек? В чем он провинился перед порядком? В богохульных словах, за которыми не было настоящего зла, а лишь бравада? Или в любви к Эвмену? Но почему тогда Психопомп не пришел за ним, за Калхасом?

Пастух опустился к шее коня и обессиленно закрыл глаза. Он ехал мимо холмов, поросших лесом, мимо аккуратно огороженных полей, мимо маленьких деревушек. Вокруг была дремлющая, а, может, затаившаяся в ожидании победителя, Габиена. Конь шел быстрой рысью, и вскоре Калхас должен был оказаться в том селении, где осталась Гиртеада. Как она там? Аркадянин подумал, что за последние дни он ни разу не вспомнил о жене. Но мысль эта не вызвала в его душе раскаяния. «Кто родился у нее?.. Мальчик? Наверное, мальчик», — равнодушно вздохнул он. Сердце оставалось холодным, таким же холодным, как и земля, по которой звонко постукивали лошадиные копыта.