Стефан Куртуа - Черная книга коммунизма

• Название: Черная книга коммунизма
• Автор: Стефан Куртуа
• Издательство: Три века истории
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-93453-037-2

«Черная книга коммунизма» — первое фундаментальное справочное издание, посвященное исследованию преступлений коммунистических режимов, существовавших в ХХ веке. Международный коллектив ученых-историков провел огромную работу, собрав воедино всю информацию о преступлениях, совершенных под флагом коммунизма во многих странах и на разных континентах. При этом использовались не только многочисленные свидетельства и воспоминания очевидцев, но также материалы из недоступных ранее архивов.

Книга, предлагаемая вниманию читателя, уже издана во многих европейских странах. Она серьезна, масштабна, туго набита фактами, многие из них уникальны своей новизной, подчас невероятностью. Это своего рода исследование о раковой опухоли большевизма, которая беспощадно уничтожала поколение за поколением во всем мире и, прежде всего, в России.

Книгу создали зарубежные историки. Жаль, что не российские. Но замечательно, что исследование выходит в русском издании.

Что же это за явление — большевизм, основанный В .Ульяновым в 1903 году?

Ленин в начале века патетически воскликнул: «Дайте нам партию революционеров, и мы перевернем Россию!»

Перевернули. Поставили с ног на голову. Что получили? Ничего, зато потеряли целое столетие. На то же столетие отстали от цивилизованных стран. Убиты десятки миллионов людей. Страна — нищая, отсталая, нация биологически вырождается. И перспективы выздоровления страны и нации отнюдь не радужны. Почему? Потому, что наше общество пусть еще не смертельно, но все еще запредельно отравлено ложью. Мы все еще продолжаем жить в каком-то кошмарном сне. Боремся за свободу, а живем по-советски.

Самое ужасное, что существует на белом свете, — это извращение прекрасного. большевистский режим родился из революционной решительности, на словах вдохновляемой гуманистическими идеалами. Ленинцы были убеждены, что только насилие является универсальным и единственным средством осуществления этих идеалов.

Большевизм и фашизм — две стороны одной и той же медали. Медали вселенского зла.

---

«У меня нет ни малейшего желания возвращаться в Россию. Я бы не смог писать, если бы был вынужден тратить время на повторение старой песни «не убий». Но все сомнения революционеров, не принадлежавших к большевикам, все предупреждения самих большевиков были превращены в ничто яростью Ленина, на смену которому пришел Сталин».

2 ноября 1930 года Горький, уже примкнувший к «гениальному вождю», пишет тому же Роллану:

«По-моему, вы бы подходили к событиям в Союзе более здраво и уравновешенно, если бы согласились с простейшим фактом, а именно: советская власть и авангард рабочей партии находятся в состоянии гражданской войны, то есть войны классовой. Враги, с которыми они борются и должны бороться, — это интеллигенция, пытающаяся реставрировать власть буржуазии, и богатое крестьянство, которое, защищая свою жалкую собственность, основу капитализма, препятствует делу коллективизации; они прибегают к террору, к убийствам колхозников, к поджогам обобществленного имущества и прочим методам партизанской войны. А на войне убивают».

Так Россия вошла в третью фазу революции, символом которой до 1953 года был Сталин. Она характеризовалась массовым террором, символом которого стал Большой террор 1937–1938 годов. Теперь под удар попало все общество, включая государственный и партийный аппараты. Сталин методично определял группы людей, подлежавшие уничтожению. Для развязывания этого террора уже не требовалось исключительно благоприятных условий войны. Он свирепствовал даже в периоды внешнего мира.

В отличие от Гитлера, никогда самостоятельно не занимавшегося репрессиями, доверявшего эти «второстепенные» задачи надежным людям вроде Гиммлера, Сталин проявлял к этим вопросам личный интерес и сам инициировал и организовывал репрессии. Он утверждал расстрельные списки из тысяч имен и заставлял заниматься тем же членов Политбюро. За 14 месяцев Большого террора 1937–1938 годов в рамках 42 тщательно подготовленных кампаний были арестованы 1,8 млн. человек, из которых расстались с жизнью 690 000. Страна жила в обстановке непрерывной гражданской войны, то более яростной, то более вялой. Выражение «война классов», часто заменявшее «классовую борьбу», перестало быть метафорой, превратившись в диагноз. Политическим врагом был уже не тот или иной оппозиционер, равно как и «враждебный класс», а все общество.

Со временем террор, нацеленный на уничтожение общества, не мог не докатиться и до удерживающей власть партии. Уже в 1921 году, то есть при жизни Ленина, уклонисты и оппозиционеры стали объектами санкций. Однако потенциальными врагами были тогда беспартийные. При Сталине в ранг потенциальных врагов были возведены и сами партийцы. Тем не менее только после убийства Кирова Сталин, воспользовавшись этим событием как предлогом, получил возможность казнить членов партии. Это было возвращением к идеям Нечаева, которому Бакунин писал в июне 1870 года, сообщая о своем разрыве с ним:

«В основе нашей деятельности должен лежать простой закон: честность и доверие между всеми братьями [революционерами]; ложь, хитрость, мистификация, а при необходимости — насилие в отношении наших врагов. (…) Вы же, любезный друг, — и в этом заключается ваша главная, колоссальная ошибка — пошли по пути Лойолы[159] и Макиавелли. (…) Приняв на вооружение полицейские, иезуитские методы, вы надеетесь построить на них свою организацию (…), потому и поступаете с друзьями, как с врагами».

Другая новация Сталина состояла в том, что палачам тоже предстояло перейти в разряд жертв. После казни Зиновьева и Каменева, старых товарищей Бухарина по партии, последний заявил жене:

«Я страшно рад, что эти собаки расстреляны!».

Не прошло и двух лет, как сам Бухарин был расстрелян, как собака. Это изобретение сталинского режима было взято на вооружение большинством других коммунистических режимов.

Некоторым своим «врагам» Сталин уготовил особую участь: они становились подсудимыми на показательных процессах. Первым практику таких фальсифицированных процессов ввел Ленин, устроив в 1922 году судилище над эсерами. Сталин усовершенствовал это изобретение и превратил его в постоянное орудие репрессий. С 1948 года показательные процессы стали устраивать и в Восточной Европе.

Анни Кригель вскрыла социально-профилактический смысл этих процессов, «адскую педагогику», заменившую обещанный религией ад. Одновременно действовала «педагогика» классовой ненависти, обличения врага. Азиатские коммунисты, пришедшие к власти, довели эту процедуру до логического завершения, устраивая «дни ненависти».

«Педагогику» ненависти Сталин дополнил «педагогикой» тайны: все аресты, их причины, приговоры, судьба репрессированных были окружены завесой абсолютной секретности. Тайна вкупе с террором держали всё население в парализующем страхе.

Большевики считали, что ведут войну, и придумали новую терминологию для обозначения неприятеля: «вражеские агенты», «население, сочувствующее врагу» и т. д. Воинственность вернула политику в далекое прошлое, к простейшему противопоставлению «друг — враг», «мы — они». Возобладало мышление категориями «лагерей», также имеющими военное происхождение: «революционный лагерь», «лагерь контрреволюционеров». Каждый был обязан под страхом смерти примкнуть к одному из лагерей. То было плачевным отступлением на архаичную стадию политики, перечеркнувшим сто пятьдесят лет усилий индивидуума-буржуа, стремившегося к демократии.

Как определить врага? При политике, сведенной к гражданской войне двух сил — буржуазии и пролетариата — и требующей уничтожения одной из сторон насильственными методами, враг перестал быть просто представителем старого режима, аристократом, крупным буржуа, офицером; любой, кто смел противиться большевистской политике, превращался в «буржуя». Слово «враг» обозначало уже всякого человека или социальный слой, представлявшийся большевикам препятствием для их абсолютной власти. Это явление дало о себе знать еще до воцарения террора — на выборах в Советы. Каутский, предчувствуя в 1918 году такой итог, писал:

«Право выбора [в Советы] имеют только те, кто добывает средства к существованию производственным или иным общественно полезным трудом. Но что такое производственный или иной общественно полезный труд? Слишком растяжимое определение. Столь же растяжим декрет, касающийся лиц, лишенных права голосования, к которым относятся те, кто использует наемный труд для достижения прибыли. (…) Нетрудно заметить, что при избирательной системе, принятой в Советской Республике, проще простого заработать клеймо капиталиста и лишиться избирательного права. Эластичность определений, применяемых в избирательном законодательстве, открывает шлюзы для разнузданного произвола. Дело здесь не в законодательстве, а в его объекте. Сам термин «пролетариат» не подлежит точному, юридически безупречному определению».

После замены понятия «патриот», применявшегося при Робеспьере, понятием «пролетарий» категория врага стала весьма растяжимой — в зависимости от проводимой в данный момент политики. «Враг» превращается в основной элемент коммунистической теории и практики. Цветан Тодоров уточняет, что «враг — главное обоснование террора. Тоталитарное государство не может существовать без врагов. Если их нет, приходится их изобретать. Назначенные врагами не заслуживают пощады. (…) Враг — это несмываемое, наследственное пятно. (…) Иногда приходится слышать, что евреи преследовались не за свои дела, а просто за то, что они евреи. Так же поступают и властители-коммунисты: они требуют репрессий (а в кризисный период — уничтожения) против буржуазии как класса. Достаточно простой принадлежности к этому классу, делать что-либо необязательно».

Остается важнейший вопрос: зачем уничтожать «врага»? Традиционная роль репрессий заключалась, как известно, в «наблюдении и наказании». Или фаза «наблюдения и наказания» осталась в прошлом? Так ли безнадежен «классовый враг»? На этот вопрос ответил Солженицын, показав, что в ГУЛАГе отношение к уголовникам было заведомо лучше, чем к политическим. Это объяснялось не только практическими соображениями (уголовники играли роль пособников охраны), но и «теоретическими» выкладками. Ведь советский режим гордился тем, что создал «нового» человека, и тем, что способен перевоспитывать закоренелых преступников. Это было одним из главных направлений коммунистической пропаганды и в сталинской России, и в Китае Мао Цзэдуна, и на Кубе Фиделя Кастро.

И все-таки, зачем разить «врага» насмерть? В конце концов, разделение на врагов и друзей — далеко не новое предназначение политики. Еще в Евангелии сказано: «Кто не со мной, тот против меня».

Новизна здесь состоит в том, что Ленин говорит не только: «Кто не со мной, тот против меня», но и — «Кто не со мной, тот должен умереть». Кроме того, он переносит сферу применения этого лозунга с политической жизни на жизнь общества в целом.