Чарльз Дарвин - Путешествие вокруг света на корабле «Бигль»

• Название: Путешествие вокруг света на корабле «Бигль»
• Автор: Чарльз Дарвин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-37075-7

Пятилетнее кругосветное плавание (1831—1836) британского судна «Бигль» навсегда изменило облик мировой науки. 22-летний корабельный натуралист Чарлз Роберт Дарвин (1809—1882) за время экспедиции совершил открытия, в корне изменившие сначала его личные научные взгляды, а потом и представления всего человечества о происхождении жизни на Земле.

Наследственность, изменчивость, естественный отбор – три понятия эволюционной теории Дарвина, заученные нами в школе, это «три источника и три составных части» современного знания о мире животных, к которому имеем честь принадлежать все мы. Теперь с этим смирилась даже Католическая Церковь: в связи с 200-летним юбилеем ученого Ватикан признал, что «эволюционная теория Чарлза Дарвина не противоречит библейской версии сотворения мира и живых организмов».

А начиналось все буднично и просто. В школе Чарлз Дарвин плохо учился. Но в 8 лет заинтересовался природой: стал собирать растения, минералы, раковины, насекомых, рыбачить, охотиться на птиц. После школы изучал медицину в Эдинбурге и богословие в Кембридже, – но не стал ни врачом, ни теологом. Вместо этого он отправился в кругосветное путешествие.

За пять лет плавания молодой корабельный натуралист совершил столько открытий, что их хватило на 22 года изучения и осмысления. Надо заметить, что Дарвина вообще отличала маниакальная склонность к систематизации и каталогизации: он тщательно записывал даже наблюдения за собственными детьми. Результат этого четвертьвекового научного подвига известен: на свет появилась его знаменитая теория происхождения видов.

Но еще до публикации «Происхождения видов», в 1839 году, вышло в свет предлагаемое вашему вниманию описание кругосветного плавания. Книга Дарвина содержит изобилующие занимательными подробностями описания Южной Америки: Патагонии, Огненной Земли, Бразилии, Аргентины, Уругвая; Австралии, Тасмании, островов Тенерифе, Галапагосских, Кокосовых, Зеленого Мыса, их экзотической природы и населения. С тех пор многие растения, животные и племена исчезли с лица Земли и их описание можно встретить только на страницах этой книги.

«Тело может умереть, но остаются послания, которые мы отправляем при жизни», – сказала в недавнем интервью по случаю своего столетия нобелевский лауреат, выдающийся нейробиолог (а значит – научная «внучка» Дарвина) Рита Леви-Монтальчини. Послание, которое оставил нам Дарвин, можно сформулировать так: жизнь и мироустройство можно принимать не изучая, а можно попытаться понять – и тогда нам откроются настоящие чудеса.

Электронная публикация включает все тексты бумажной книги Чарлза Дарвина и базовый иллюстративный материал. Но для истинных ценителей эксклюзивных изданий мы предлагаем подарочную классическую книгу. Сотни иллюстраций, рисунков, картин; карты путешествия, рисунки непосредственных участников экспедиции составили иллюстративный ряд этого подарочного издания. Эта книга, как и вся серия «Великие путешествия», напечатана на прекрасной офсетной бумаге и элегантно оформлена. Издания серии будут украшением любой, даже самой изысканной библиотеки, станут прекрасным подарком как юным читателям, так и взыскательным библиофилам.

---

Здесь имеют обыкновение, проезжая по равнине, поджигать ее; поэтому ночью горизонт был озарен с нескольких сторон ярким заревом пожаров. Делается это отчасти для того, чтобы причинить хлопоты бродящим индейцам, но главным образом для улучшения пастбища. По-видимому, на покрытых травой равнинах, где нет крупных жвачных четвероногих, есть необходимость уничтожать огнем избыток растительности, чтобы на следующий год выросли полезные травы.

Ранчо в этом месте не могло похвастать даже крышей: то была просто круглая загородка из стеблей чертополоха для защиты от ветра. Оно стояло у самого озера, большого, но мелкого, изобиловавшего пернатой дичью, среди которой обращал на себя внимание черношейный лебедь.

Ржанка, которая выглядит так, точно стоит на ходулях (Himantopus nigricollis), встречается здесь обычно большими стаями. Ее напрасно обвиняют в том, что она не изящна: когда она шагает по мелкой воде – это ее излюбленное местопребывание, – походку ее никак нельзя назвать неуклюжей. Птицы эти в стае испускают крик, удивительно похожий на лай своры маленьких собак в пылу погони; просыпаясь среди ночи, я не раз приходил в недоумение от этого доносившегося издали крика. Теру-теро (Vanellus cayanus) – другая птица, часто нарушающая ночную тишину.

Своим видом и нравами она во многих отношениях походит на наших чибисов; крылья ее, однако, снабжены острыми шпорами вроде тех, что имеются на ногах у обыкновенного петуха. Теру-теро, как и наш чибис, получил название по звуку своего голоса[130]. Всякого, кто проезжает по покрытым травой равнинам, постоянно преследуют эти птицы, по-видимому, питающие ненависть к роду человеческому и, по моему убеждению, сами заслуживающие ненависти за их неумолкающие, однообразные и режущие слух крики. Охотнику они досаждают всего более, извещая всех птиц и зверей о его приближении; путнику же они, быть может, как говорит Молина, приносят пользу, предупреждая его о полуночных разбойниках. В период высиживания они подобно нашим чибисам стараются, притворившись ранеными, отвести собак и других врагов от своих гнезд. Яйца этой птицы считаются большим лакомством.

16 сентября. Направляемся к седьмой по́сте у подножия Сьерра-Тапальгуэн. Местность была совершенно ровная, покрытая грубой травой, почва – мягкий торфяник. Хижина здесь оказалась замечательно чистенькая, столб посредине и стропила были сделаны примерно из дюжины сухих стеблей чертополоха, связанных сыромятным ремнем; на этих стойках, напоминавших ионические колонны, покоились крыша и стены из тростника. Здесь нам рассказали один факт, которому я не поверил бы, если бы не имел отчасти очевидного его доказательства, а именно, что в предыдущую ночь шел град величиной с маленькие яблоки и чрезвычайно сильный: он бил с такой силой, что была убита бо́льшая часть диких животных.

Один из солдат уже нашел 13 мертвых оленей (Cervus campestris), и я видел их только что снятые шкуры; другая группа принесла за несколько минут до моего приезда еще семь. А мне хорошо известно, что один человек, без собак, вряд ли мог бы убить семь оленей за целую неделю. Эти люди говорили, что видели около пятнадцати мертвых страусов (часть одного из них мы съели за обедом), а также нескольких страусов, у которых был, по-видимому, выбит один глаз. Было убито множество мелких птиц – уток, ястребов, куропаток.

Я видел одну такую куропатку с черным пятном на спине, как будто от удара булыжником. Ограда из стеблей чертополоха вокруг хижины была почти разрушена, а сам рассказчик, когда высунул голову, чтобы посмотреть, в чем дело, был сильно ранен и теперь носил повязку. Говорили, что гроза разразилась на сравнительно небольшом пространстве; в прошлую ночь мы с места нашего ночлега ясно видели густую тучу и зарницы в том направлении. Кажется невероятным, чтобы подобным образом могли быть убиты такие крепкие животные, как олени; но я на основании приведенных данных считаю, что весь рассказ ничуть не преувеличен.

Вместе с тем я рад, что его правдоподобие подтверждается иезуитом Добрицгоффером[131], который, говоря о местности, лежащей много севернее, рассказывает, что там падал град огромной величины и перебил очень много быков и коров; поэтому индейцы называют это место Лалеграикавалька, что означает «маленькие белые предметы». Д-р Малколмсон также сообщает мне, что в 1831 г. в Индии он был свидетелем грозы с градом, который побил много крупных птиц и нанес много вреда крупному рогатому скоту. Эти градины были плоские, одна из них имела 10 дюймов в окружности, а другая весила 2 унции [ок. 60 г.]. Они взрывали посыпанную гравием дорожку, точно мушкетные пули, и проходили сквозь оконное стекло, пробивая в нем круглые отверстия, но не разбивая его.

Покончив с обедом из мяса убитых градом животных, мы пересекли Сьерра-Тапальгуэн, цепь невысоких холмов в несколько сот футов высотой, начинающуюся у мыса Коррьентес. Горная порода в этом месте представляет собой чистый кварц; дальше к востоку, как я слышал, она гранитная. Холмы отличаются замечательной формой: они представляют собой небольшие ровные участки плоскогорья, окруженные низкими отвесными утесами подобно останцам осадочного отложения. Холм, на который я забрался, был очень мал, не более каких-нибудь двухсот ярдов в диаметре; правда, я видел другие, которые были побольше.

Один из них, известный под названием Корраль, имеет, как говорят, 2 или 3 мили в диаметре и окружен стеной отвесных утесов вышиной от 30 до 40 футов, и только в одном месте в стене имеется вход. Фолкнер[132] сообщает любопытный факт о том, что индейцы загоняли внутрь стены табуны диких лошадей, а затем держали их там, охраняя вход. Я никогда не слыхал о другом таком случае – чтобы в кварцевой формации существовали плоскогорья, в которых, кроме того, как и в том холме, что я осмотрел, не было бы ни кливажа[133], ни слоистости. Мне говорили, что Корраль сложен белой породой, из которой можно высекать огонь.

До по́сты на Рио-Тапальгуэн мы добрались только когда уже стемнело. За ужином меня вдруг поразила ужасом мысль – на которую навел меня разговор присутствующих – о том, что я ем одно из излюбленных в этой стране блюд, а именно недоразвитого теленка, вынутого из чрева матери задолго до срока рождения. Но оказалось, то была пума; мясо у нее очень белое и вкусом удивительно похоже на телятину. В свое время смеялись над д-ром Шо, который утверждал, что «мясо льва высоко ценится, причем по цвету, вкусу и запаху имеет немало сходства с телятиной». С пумой дело, безусловно, обстоит точно так же. Гаучосы расходятся во мнении относительно того, вкусен ли ягуар, но все в один голос заявляют, что эта кошка, т. е. пума, превосходна на вкус.

17 сентября. К девятой по́сте мы ехали по течению Рио-Тапальгуэн, по очень плодородной местности. Самый Тапальгуэн, т. е. город Тапальгуэн, если только можно так его назвать, представляет собой совершенно плоскую равнину, сплошь, насколько хватало глаз, усеянную хижинами индейцев (тольдо), имеющими форму печи для плавки стекла. Здесь жили семьи дружественных индейцев, воевавших на стороне Росаса. Мы встречали и обгоняли много молодых индианок, сидевших по две, по три на одной лошади; они, как и многие юноши, были поразительно статны, а их красивые красноватые лица дышали здоровьем. Кроме тольдо, здесь было еще три ранчо: в одном жил комендант, а в других – испанцы, содержавшие маленькие лавки.

Мы смогли купить бисквитов. Уже несколько дней я не пробовал ничего, кроме мяса; не то чтобы мне вообще не нравился этот новый режим, но я чувствовал, что могу хорошо переносить его только при усиленном моционе. Я слышал, что в Англии больные, которые хотели ограничить себя исключительно животной пищей, едва в состоянии были вытерпеть это даже ради спасения своей жизни. Между тем гаучосы в пампасах целыми месяцами не берут в рот ничего, кроме говядины. Я заметил, однако, что они едят по сравнению с прочим очень много жира, животная природа которого выражена слабее, и особенно не любят сухого мяса, например мяса агути.

Д-р Ричардсон[134] также отмечает, «что, когда человек долгое время ест одну только постную животную пищу, влечение к жиру становится столь неутолимым, что он может поглощать огромное количество чистого жира и даже масла, не чувствуя тошноты»; по-моему, это – любопытный физиологический факт. Быть может, именно благодаря своему мясному режиму гаучосы, так же как и плотоядные животные, могут долго обходиться без еды. Мне говорили, что у Тандиля войска добровольно преследовали отряд индейцев три дня, ничего не евши и не пивши.

В лавках мы видели много изделий, сотканных индианками, таких как попоны, пояса, подвязки. Узоры были очень приятные и яркой расцветки; искусство изготовления подвязок стоит так высоко, что один английский купец в Буэнос-Айресе упорно принимал их за английские изделия, пока не обнаружил, что кисточки привязаны надрезанными сухожилиями.