Мишель Ричмонд - Ты его не знаешь

• Название: Ты его не знаешь
• Автор: Мишель Ричмонд
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Детектив
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-86471-501-7

Элли всегда находилась в тени своей красивой и талантливой сестры. Лила была не просто талантлива, ее считали настоящим математическим гением и прочили блестящее научное будущее. Но все оборвалось в одночасье. Лилу нашли убитой, и преступление так и не было раскрыто. Прошло двадцать лет. Элли не примирилась со смертью сестры, она все еще стремится понять, почему Лила умерла и кто виновен в ее гибели. Элли теперь профессиональная путешественница, она занимается закупками кофе и бывает в самых экзотических уголках мира. И однажды, в затерянной в горах никарагуанской деревушке, она неожиданно встречает человека, который когда-то знал Лилу ближе всех… И жизнь Элли перевернется во второй раз. Ей предстоит погрузиться в прошлое, в тайны своей сестры, которые тесно сплелись с тайнами нерешенных математических задач. «Ты его не знаешь» — роман, в детективном сюжете которого угадывается математическая стройность, и в то же время он будоражит и волнует, как аромат хорошего кофе.

---

— Не надо так удивляться, — сказал он. — Хотя бы одну комнату в доме я в состоянии держать в чистоте. Мне лучше спится, когда ничто не отвлекает.

Он вытащил из комода кожаную шкатулку, положил на кровать и снял крышку. Шкатулка была битком набита фотографиями. Торп принялся перебирать их, одну за другой.

— Где-то здесь точно должен быть один снимок, — бормотал он себе под нос. — Вы как две сестры.

Он рылся в ворохе фотографий, и мне на глаза попались его детские снимки, главным образом, в кругу семьи — каникулы в Диснейленде и в «Шести флагах»[40], возле рождественской елки, поляроидный снимок юного Торпа и молодой женщины в шапочке и мантии (должно быть, на выпускном вечере в школе). Я не успевала ничего толком разглядеть, передо мной словно в режиме быстрой перемотки прокручивалась вся его жизнь. Тогда, давно, я часами изливала ему душу, поверяя самое сокровенное, а он не рассказывал о себе почти ничего. В шкатулке имелась целая серия фотографий в гондоле, и на каждой — а было их штук двадцать, не меньше — Торп восседал с новой девушкой.

— Где это? — Я взяла у него из рук один снимок.

На нем девушка была светленькой, пухленькой, хорошенькой; красно-белый полосатый сарафан и белые кеды — ни дать ни взять фермерская дочка из анекдота.

— Ах, это. Прогулка на гондолах в гавани Марина-дель-Рей. Я когда учился в аспирантуре, часто возил сюда девушек на первое свидание. Им это нравилось, а меня устраивала стабильность. Я считал, что если поставлю их в равные условия — ресторан, прогулка на гондоле, — то будет легче сравнивать.

— Ну и как, помогло?

— До второго свидания дело ни разу не дошло. Ни одна из них меня не вдохновила.

Он еще покопался в фотокарточках и наконец нашел то, что искал.

— Вот, — он сунул карточку мне в руки. — Это Фло.

Снимали на стадионе Кэндлстик-парк. Фло сидит на скамейке трибуны, с сосиской в одной руке, стаканом пива в другой, и, улыбаясь, смотрит прямо в камеру. Судя по ее пальто и шарфу, типичный для Кэндлстик денек: с залива задувает холодом и сыростью. Когда мы с Лилой были маленькими, родители иногда водили нас сюда, но я не была настолько горячей болельщицей «Гигантов»[41], чтобы мириться со здешней холодрыгой. Когда в 2000 году «Гиганты» перебрались в Чайна-Бейсин, где погодные условия более приемлемые, я стала ходить на их игры регулярно.

Но этот снимок сделали не в Чайна-Бейсин, а в Кэндлстик. Девушка на нем была миниатюрной, с рыжеватыми волосами и ямочками на щеках, но на этом сходство и кончалось. Не были мы с ней похожи. Торп все напридумывал.

Он присел на кровать и, потянув меня за руку, усадил возле себя.

— Ты, Элли, стала для меня поворотным моментом. Кто я был? Несостоявшийся писатель. Работа осточертела, впереди пустота. Но появилась ты — и все переменилось. Если бы не ты, история Лилы осталась бы для меня всего-навсего газетной заметкой — прочел и забыл. Благодаря тебе я бросил болтать о книге, а сел и написал ее. Ты стала моей музой. Без тебя я погибал как рыба на песке.

— Вы написали еще четыре книги.

— Да, но это другое. Именно поэтому все говорят, что первая книга — лучшее мое произведение. Остальные книжки вымученные. Грамотные — да, потому как я уже поднаторел в своем деле, но вымученные. Каждое предложение давалось с превеликим трудом. А «Убийство в Заливе» текло само собой. Днем я встречался с тобой или хотя бы общался по телефону, а ночью писал, окрыленный нашими беседами.

— Вы кое-что упускаете, — заметила я.

— Хм-м?

— Все то время, что я говорила с вами о Лиле, о своей семье, вы использовали меня. Я вас считала другом, а вы меня — источником информации.

— Ты не права! — Он всем телом повернулся ко мне. — Люди помнят имя Лилы. И двадцать лет спустя говорят о ней. Любят ее! А не будь книги, она так и осталась бы просто убитой девушкой, одной из многих.

— Это не любовь, а любопытство, — сказала я. — Для них Лила — всего лишь мертвое тело, кем-то найденное в лесу; катарсис. Каждый, кто читает книгу, радуется, что это не его дочь, или подружка, или сестра. Чужая трагедия. Ваши читатели наслаждаются зрелищем, ничем не рискуя.

— Ты ошибаешься, — Торп покачал головой, — все совсем не так.

Судя по всему, он верил в то, что говорил. Верил, что превратил Лилу в кумира публики. По его версии, он не сделал ничего дурного.

Двадцать один

В два часа ночи мы с Торпом сидели друг против друга у большого стеклянного стола с недоеденной пиццей и почти пустой бутылкой вина. Ему непременно нужно было накормить меня, а единственное, что сыскалось в доме из съестного, — замороженная пицца со шпинатом и артишоками. Она оказалась на удивление вкусной, а я на удивление голодной. Вино было восхитительным, пино 2003 года. Чувствовалась малина, дымок. Я налила себе второй бокал. Торп приканчивал третий.

Все было переговорено, а ответов на свои вопросы я так и не получила. Стоило попытаться свернуть разговор на Питера Мак-Коннела, как Торп уходил в сторону и заводил речь о чем-нибудь другом. Мы обсудили его недавнюю поездку в Лиссабон, разгневанное письмо от его второй и теперь уже бывшей жены (той, что увековечена в книге «Во второй раз — просто чудо»), потолковали о ранней работе венгерского фотографа Мартина Мункачи, приобретенной Торпом за изрядную цену. Года два тому назад в сан-францисском Музее современного искусства мне довелось видеть лаконичные черно-белые фотографии Мункачи. На выставке были представлены известные портреты американских знаменитостей, воздушные снимки женщин-летчиц и хрестоматийные «Три мальчика на озере Танганьика». Фотография же, купленная Торпом, относилась к началу 1920-х, когда Мункачи еще только делал первые шаги на пути к успеху.

— А ты знаешь историю Мункачи? — поинтересовался Торп, поднимая свой бокал.

— Ему, кажется, принадлежат несколько канонических снимков Фреда Астера?

— Точно. Но интересно другое, то, что произошло прежде, чем он бежал от гитлеровцев и переселился в Нью-Йорк. В те времена никто о нем еще и слыхом не слыхивал. Однажды Мункачи прогуливался с камерой по улицам и наткнулся на драку. Он тотчас принялся снимать. Потасовка закончилась смертью одного из участников, а фотографии Мункачи использовали в суде для оправдания подсудимого. С этого и началась его карьера. Мне удалось заполучить один из снимков той самой потасовки. В следующем месяце ее доставят из будапештской галереи. А повешу я ее вот здесь, над камином.

Я вообразила себе изображение кровавого уличного побоища над каминной доской. Кто захочет изо дня в день любоваться картиной убийства?

— Повезло.

— Еще как! Видела бы ты, как я уламывал владельца галереи расстаться со снимком! Тот, знаешь ли, вознамерился продать его только венгру, и никому другому. А общался я с ним через переводчика, которому пообещал кругленькую сумму в качестве комиссионных. И уж он расстарался — убедил галерейщика, что в моих жилах течет кровь не чья-нибудь, а самих Габсбургов!

— Я не вас имела в виду, — бросила я.

— То есть как?

— «Повезло» я сказала про того человека, с которого сняли обвинение в убийстве.

— Ну да… конечно…

Было уже поздно, и я боялась, что так и уйду с пустыми руками. Я — «сова», всегда чую наступление нового дня, кожей ощущаю убегающие минуты. Самые добрые наши с Генри разговоры случались глубокой ночью. С восходом солнца людская близость испаряется; ночью человек незащищен и восприимчив, но это исчезает вместе с луной и звездами.

Торп взял нож и принялся резать свою пиццу на малюсенькие кусочки. А я и забыла его отвратительную привычку препарировать еду.

— Я хотела спросить вас кое о чем.

— И как это люди обходятся без замороженной еды? — покачал головой Торп. — Я бы без нее точно с голоду помер. Я тебе никогда не рассказывал, как однажды познакомился с самим Джо Куломбом, основателем «Трейдер Джо»? На благотворительном вечере в пользу оперного театра Лос-Анджелеса. Большой, знаешь ли, почитатель оперного искусства.

— Питер Мак-Коннел, — сказала я.

Торп подцепил на вилку артишок с пиццы и медленно жевал, не отрывая глаз от тарелки. Не знай я его как облупленного, решила бы, что он не расслышал.

— Гастрономов «Трейдер Джо» было не так уж много, пока в 1979 году всю сеть не перекупил один из братьев-немцев, владеющих торговой сетью «Алди». А наши до сих пор уверены, что делом заправляет калифорнийский малый по имени Джо, в цветной рубахе и панаме.

— Это сделал Питер Мак-Коннел? — Я твердо решила не сдаваться.

Торп промокнул губы салфеткой.

— Книгу ты читала, с моей теорией знакома.

— Ваша теория меня нисколько не интересует. Я спрашиваю: он или не он?

— Строго между нами?

— Само собой, — кивнула я. — С кем мне откровенничать?

— У него была возможность. У него был мотив. Большинство косвенных улик указывали именно на него.