Юрий Айзеншпис - Виктор Цой и другие. Как зажигают звезды

• Название: Виктор Цой и другие. Как зажигают звезды
• Автор: Юрий Айзеншпис
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-51117-4

Знаменитый музыкальный продюсер Юрий Айзеншпис рассказывает, как с его легкой руки на музыкальном небосклоне России ярко засияла звезда Виктора Цоя и многих других легенд авторской песни и рок-музыкантов. Айзеншписа по праву называют пионером отечественной шоу-индустрии. Его фамилия переводится как «железный стержень». Этот стержень помог ему создать первую рок-группу в СССР в условиях фактического запрета рока, а также пройти почти через 18 лет тюрем и лагерей и не сломаться.

О безвременно ушедшем из жизни Юрии Айзеншписе говорили, что он может «раскрутить» даже медведя, сделав его эстрадной звездой. Говорили, если кто-то перейдет ему дорогу, то очень скоро об этом пожалеет. В общем, говорили об Айзеншписе многое… Но зачем пользоваться слухами, когда существует увлекательное жизнеописание Айзеншписа, принадлежавшее ему самому?

---

Однажды мой приятель Коля Рыжаков привел меня к легендарному Давиду — слабо видящему инвалиду первой группы, супермеломану. Сотни фирменных дисков, разбросанных по небольшой квартире, меня просто поразили. Моя коллекция по сравнению с этой казалась детской. Не менее подивился я способности Давида легко ориентироваться среди этого хаоса и быстро находить нужное. Именно на этих развалах я впервые увидел «родную» пластинку «The Beatles», впервые услышал их творчество в правильном звучании. Хорошо! Даже нет, просто здорово!

Давид «работал» крупным поставщиком импортной музыки на советский черный рынок, являлся ее серьезным знатоком и коллекционером. Еще таких людей называют филофонистами. Основным каналом поставки служила дружественная Индия — ее студенты, дипломаты или еще кто. Все диски были лицензионные, фирмы «Дон-Дон», но при этом очень качественные, целофанированные, с отличной полиграфией. На рынке они котировались практически наравне с западными оригиналами. Давид, кстати, и по сей день увлекается собиранием фонотеки, думаю, у него сейчас не менее 10 000 дисков, в сумме и виниловых и компакт.

Такие знакомства подтверждали, что я не одинок в своих пристрастиях, хотя, конечно, «узок круг подобных … коллекционеров». Да и вообще в коллекционировании есть что-то от чуждое социализму. Оно сродни накопительству, не так ли? Хотя по статистике им болеет всего 1 % населения — а накопительством-то куда больший! И я продолжал крутиться в «музыкальных» кругах не медленнее пластинки на проигрывателе. Количество важных и интересных контактов росло, а мое природное дружелюбие, умение отвечать за свои слова и умно вести коммерческие дела создали мне весьма положительную репутацию. Ореол правильного парня. Одним из знакомцев стал Дэвид, сын посла Индии. Английский я знал посредственно, зато он отлично говорил по-нашему и мы активно общались. Дэвид часто ездил за границу, к себе на родину или в Европу, привозил диски, парфюмерию, одежду — что-то в подарок, а что-то на продажу. Для него это служило и бизнесом, и развлечением, мы часто вместе ходили на молодежные тусовки, в рестораны, по девушкам… Я потихоньку перестал испытывать неловкость перед иностранцами, такие же люди, такие же интересы, и теперь я мог легко заговорить с ними, установить контакт. Как-то в конце 1964-го, обедая в «Арагви», я обратил внимание на трех молодых людей, зашедших туда перекусить. Сводчатая система стен ресторана обладает отличной акустикой, и я легко услышал и распознал их речь — «бритиша». Умение различать иностранцев на немцев — «бундесов», французов — «френч» и т. д. являлось важным условием успешности сделок, ибо разные нации обладали разной психологией и разными пристрастиями. Знание этих тонкостей и умение их реализовывать на практике являлось высшим пилотажем. Эти же «бритиша» меня заинтересовали вполне конкретной вещью — лежащей на их столике пластинкой «Роллинг Стоунз». Тогда это название еще не отложилось на слуху, но мне уже было знакомо, как и ряд очень сильных композиций этой группы. И все благодаря «Радио Люксембург» и ряду других «вражьих голосов», которые вели не только словесную идеологическую атаку!

Подсаживаться за чужой столик я не стал — подобная навязчивость мне всегда претила, зато мастерски привлек к себе внимание, начал обмениваться с иностранцами какими-то короткими фразами. Типа: «Hello, how are you?» В эти моменты всегда мне вспоминалась противная училка по английскому с ее вонючей селедкой — особых знаний оттуда я не вынес.

Уже потом, после ряда дружественных кивков в нашу стороны, мой собеседник, отлично владеющий языком, смог объяснить причину моего интереса — фирменный диск. В конце вечера англичане продали мне пластинку за 25 долларов, сделав на этом маленький бизнес: стоила она в пределах 18. Конечно, не эта разница послужила причиной сделки, а моя изрядная навязчивость и неподдельный интерес к творчеству их земляков. Это была первая пластинка «Роллингов», возможно даже их первая пластинка в Москве. И когда недавно мы с Матецким виделись с Миком Джаггером, то рассказывали ему, как после этой покупки в течение двух-трех дней их творчество слушала уже вся понимающая Москва. Списали с пластинки на пленку и переписывали все дальше и дальше.

Хотя мои музыкальные пристрастия довлели над всеми прочими, я старался не обеднять себя контактами и с другими видами искусств. Ходил в театры, но сказать, что сценическое действо меня захватывало, не могу. В целом «не верил», как говорил классик. В Большой театр в первый раз отправился в 21 год с девушкой. На «Евгения Онегина» — торжественно, не как сейчас ходят, а словно на праздник, во всем лучшем… Помню, как пили шампанское в буфете, и подкреплялись бутербродами с икрой… Девушка охала от вида ценников, а я даже не смущался. А вот кино, да, этот жанр до сих пор меня захватывает, позволяет выплескивать эмоции. Иногда просмотры сопровождаются повышенным сердцебиением, активным сопереживаем, даже слезы навертываются на глаза. Честное слово, и так бывает. И я выхожу из кинозала словно очистившись от всякой скверны, словно опустошенный. По-моему катарсис — так это называется. Как и в юные годы, я наиболее уважаю фильмы психологические, с интригой, экранизации классических произведений. А вот боевики, научная фантастика и даже комедии не для меня, балаган какой-то!

Советская власть и рок

Слушая и играя рок, мы никогда не чувствовали себя антисоветчиками, но ощущение постоянного противостояния власти и официозу нас не покидало. Вообще-то странно, если музыка начинает считаться идеологически вредной, но впервые это случилось с джазом: «кто сейчас играет джаз, завтра родину продаст». Про джаз плохо высказывался и Горький — мол, музыка толстых, и «великий» культуролог А. А. Жданов и другие. Я жутко смеялся, читая следующий пассаж Горького о джазе: «Вдруг в чуткой тишине начинает стучать какой-то идиотский молоточек… и вслед точно кусок грязи в чистейшую, прозрачную воду, падает дикий визг, свист, грохот, вой… врываются нечеловеческие голоса… раздается хрюканье медной свиньи, вопли ослов, любовное кваканье огромной лягушки… и, послушав эти вопли минуту, две, начинаешь невольно воображать, что это играет оркестр безумных…»

Потом в силу вошла встречная мысль — музыка-то негритянская, а негры в США угнетаемы, за права с белыми расистами и богатеями борются, Мартин Кинг опять-таки… Получалось, что джаз — в чем-то музыка борьбы и протеста против буржуев. Так и с роком. С одной стороны, часть загнивающей западной массовой культуры. С другой — протест против западного образа жизни, буржуазных ценностей, антивоенные настроения некоторых команд. В общем, четкого отношения к року не было. Уже позже на каждого из западных исполнителей у комсомольских вожаков появилось досье с комментариями о текстах песен. Выходило, что если кто и не пропагандировал секс, то насилие, если не насилие, то расовую ненависть. Рокеров, приглянувшихся советской власти, было совсем немного. Но за всем уследить и все запретить было невозможно, власть это понимала: музыка транслировалась радиостанциями, пластинки попадали в СССР через самих советских граждан, выезжающих за границу, и тиражировались ни магнитофонах.

На рубеже 1960–1970-х годов в самом СССР начинают выходить пластинки западных рок-групп. Инициатива, по всей видимости, исходила от руководства звукозаписывающих студий. Забавно, что на первой отечественной пластинке с песнями «Битлз» не указывалось название группы, а было написано «вокально-инструментальный ансамбль Англия». При том что «Битлз» никогда не был у нас под запретом. Круг западных исполнителей, издававшихся в Советском Союзе, был достаточно узок, туда входили лишь наиболее известные и не проявившие враждебности к нам исполнители. При определении этого круга не существовало четких критериев, и вопрос о выпуске пластинки или приглашении в СССР какого-либо западного исполнителя решался на уровне конкретного руководителя в министерстве культуры. Решение целиком зависело от его личного отношения к исполнителю. Об отсутствии четкой скоординированной политики свидетельствует тот факт, что в число издаваемых групп и исполнителей попадали даже те, кого реально можно было обвинить в антисоветизме (к примеру, были запрещены отдельные альбомы и даже песни групп «Пинк Флойд» и «Бони Эм»), С другой стороны, многие группы и исполнители обвинялись в антисоветизме без достаточных на то оснований. Стопроцентным запретом пользовались только эмигранты или их дети: сестры Берри, Теодор Вики… Их диски, если попадались на глаза таможенникам на границе, просто разбивались мастерским ударом через коленку. Поэтому именно эмигрантские записи стоили дороже всего.

Первая рок-группа СССР