Данте Алигьери - Божественная комедия

• Название: Божественная комедия
• Автор: Данте Алигьери
• Жанр: Европейская старинная литература

Данный файл адаптирован для чтения в формате «примечания внизу текущей страницы» при помощи Cool Reader 3.0. 16а (некоторые электронные книги тоже поддерживают этот формат, например AIRBOOK EYT602). Учитывая, что в этой книге 1802 примечания,  данный способ весьма облегчит восприятие. Впрочем, при желании,  этот файл можно открывать CR2 и читать с гиперссылками — в этом смысле  он универсален.

---

        Он, задыхаясь, посмотрел вокруг,

        Свалился в куст и в груду с ним смешался.

124 А сзади лес был полон чёрных сук,

        Голодных и бегущих без оглядки,

        Как гончие, когда их спустят вдруг.

127 В упавшего, всей силой жадной хватки,

        Они впились зубами на лету

        И растащили бедные остатки.

130 Мой проводник повёл меня к кусту;

        А тот, в крови, оплакивал, стеная,

        Своих поломов горькую тщету:

133 "О Джакомо да Сант-Андреа! Злая

        Была затея защищаться мной!

        Я ль виноват, что жизнь твоя дурная?"

136 Остановясь над ним, наставник мой

        Промолвил: "Кем ты был, сквозь эти раны

        Струящий с кровью скорбный голос свой?"

139 И он в ответ: "О души, в эти страны

        Пришедшие сквозь вековую тьму,

        Чтоб видеть в прахе мой покров раздранный,

142 Сгребите листья к тёрну моему!

        Мой город — тот, где ради Иоанна

        Забыт былой заступник; потому

145 Его искусство мстит нам неустанно[155];

        И если бы поднесь у Арнских вод

       Его частица не была сохранна,

148 То строившие сызнова оплот

        На Аттиловом грозном пепелище —

        Напрасно утруждали бы народ[156].

151 Я сам себя казнил в моём жилище"[157].

ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Круг седьмой — Третий пояс — Насильники над божеством

1 Объят печалью о местах, мне милых,

      Я подобрал опавшие листы

      И обессиленному возвратил их.

4 Пройдя сквозь лес, мы вышли у черты,

      Где третий пояс лёг внутри второго

      И гневный суд вершится с высоты.

7 Дабы явить, что взору было ново,

      Скажу, что нам, огромной пеленой,

      Открылась степь, где нет ростка живого.

10 Злосчастный лес её обвил[158] каймой,

       Как он и сам обвит рекой горючей;

       Мы стали с краю, я и спутник мой.

13 Вся даль была сплошной песок сыпучий,

       Как тот, который попирал Катон[159],

       Из края в край пройдя равниной жгучей.

16 О божья месть, как тяжко устрашён

       Быть должен тот, кто прочитает ныне,

       На что мой взгляд был въяве устремлён!

19 Я видел толпы голых душ в пустыне:

       Все плакали, в терзанье вековом,

       Но разной обречённые судьбине.

22 Кто был повержен навзничь, вверх лицом,

       Кто, съёжившись, сидел на почве пыльной,

       А кто сновал без устали кругом[160] .

25 Разряд шагавших самый был обильный;

       Лежавших я всех меньше насчитал,

       Но вопль их скорбных уст был самый сильный.

28 А над пустыней медленно спадал

       Дождь пламени, широкими платками,

       Как снег в безветрии нагорных скал.

31 Как Александр, под знойными лучами

       Сквозь Индию ведя свои полки,

       Настигнут был падучими огнями

34 И приказал, чтобы его стрелки

       Усерднее топтали землю, зная,

       Что порознь легче гаснут языки[161] , —

37 Так опускалась вьюга огневая;

       И прах пылал, как под огнивом трут,

       Мучения казнимых удвояя.

40 И я смотрел, как вечный пляс ведут

       Худые руки, стряхивая с тела

       То здесь, то там огнепалящий зуд.

43 Я начал: "Ты, чья сила одолела

       Всё, кроме бесов, коими закрыт

       Нам доступ был у грозного предела,[162]

46 Кто это, рослый, хмуро так лежит[163] ,

      Презрев пожар, палящий отовсюду?

      Его и дождь, я вижу, не мягчит".

49 А тот, поняв, что я дивлюсь, как чуду,

      Его гордыне, отвечал, крича:

      "Каким я жил, таким и в смерти буду!

52 Пускай Зевес замучит ковача[164] ,

       Из чьей руки он взял перун железный,

       Чтоб в смертный день меня сразить сплеча,

55 Или пускай работой бесполезной

       Всех в Монджибельской кузне[165] надорвёт,

       Вопя: «Спасай, спасай, Вулкан любезный!»,

58 Как он над Флегрой[166] возглашал с высот,

      И пусть меня громит грозой всечасной, —

      Весёлой мести он не обретёт!"

61 Тогда мой вождь воскликнул с силой страстной,

       Какой я в нём не слышал никогда:

       "О Капаней, в гордыне неугасной —

64 Твоя наитягчайшая беда:

       Ты сам себя, в неистовстве великом,

       Казнишь жесточе всякого суда".

67 И молвил мне, с уже спокойным ликом:

       "Он был один из тех семи царей,

       Что осаждали Фивы; в буйстве диком,

70 Гнушался богом — и не стал смирней;

       Как я ему сказал, он по заслугам

       Украшен славой дерзостных речей.

73 Теперь идём, как прежде, друг за другом;

       Но не касайся жгучего песка,

       А обходи, держась опушки, кругом".

76 В безмолвье мы дошли до ручейка,

       Спешащего из леса быстрым током,

       Чья алость мне и до сих пор жутка.

79 Как Буликаме убегает стоком,

       В котором воду грешницы берут,

       Так нистекал и он в песке глубоком[167] .

82 Закраины, что по бокам идут,

       И дно его, и склоны — камнем стали;

       Я понял, что дорога наша — тут.

85 "Среди всего, что мы с тобой видали

       С тех самых пор, как перешли порог,

       Открытый всем входящим, ты едва ли

88 Чудеснее что-либо встретить мог,

       Чем эта речка, силой испаренья

       Смиряющая всякий огонёк".

91 Так молвил вождь; взыскуя поученья,

       Я попросил, чтоб, голоду вослед,

       Он мне и пищу дал для утоленья.

94 "В средине моря, — молвил он в ответ, —

       Есть ветхий край, носящий имя Крита,

       Под чьим владыкой был безгрешен свет[168] .

97 Меж прочих гор там Ида знаменита;

       Когда-то влагой и листвой блестя,

       Теперь она пустынна и забыта.

100 Ей Рея вверила своё дитя,

        Ища ему приюта и опеки

        И плачущего шумом защитя[169] .

103 В горе стоит великий старец некий;

        Он к Дамиате обращён спиной

        И к Риму, как к зерцалу, поднял веки.

106 Он золотой сияет головой,

        А грудь и руки — серебро литое,

        И дальше — медь, дотуда, где раздвой;

109 Затем — железо донизу простое,

        Но глиняная правая плюсна,

        И он на ней почил, как на устое[170].

112 Вся плоть, от шеи вниз, рассечена,

        И капли слез сквозь трещины струятся,

        И дно пещеры гложет их волна.

115 В подземной глубине из них родятся

        И Ахерон, и Стикс, и Флегетон;

        Потом они сквозь этот сток стремятся,

118 Чтоб там, внизу, последний минув склон,

        Создать Коцит; но умолчу про это;

        Ты вскоре сам увидишь тот затон".[171]

121 Я молвил: "Если из земного света

        Досюда эта речка дотекла,

        Зачем она от нас таилась где-то?"

124 И он: "Вся эта впадина кругла;

        Хотя и шёл ты многими тропами

        Всё влево, опускаясь в глубь жерла,

127 Но полный круг ещё не пройден нами;[172]

        И если случай новое принёс,

        То не дивись смущёнными очами".