Тито Гобби - Мир итальянской оперы

• Название: Мир итальянской оперы
• Автор: Тито Гобби
• Издательство: Радуга
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1989
• ISBN: 0-241-11257-5, 5-05-002300-9

Книга вышла из-под пера корифея оперной сцены XX столетия, обладателя редкого по красоте баритона, великолепного актера, а позже постановщика Тито Гобби. Она построена как ряд эссе, посвященных общим проблемам вокала, а также сугубо индивидуальному разбору шедевров оперной сцены, созданных Моцартом, Россини, Верди, Пуччини.

Тито Гобби предстает перед читателем как одаренный литератор, тонкий психолог, высокообразованный музыкант, рисующий образы не только оперных персонажей, но и знаменитых исполнителей.

"Цель моя проста: рассказать об опере и мире оперы — его проблемах и надеждах, его красоте и безобразии, его традициях и том новом, что набирает силу внутри его. Это потрясающий, чарующий мир, мир, полный мечтаний и надежд, мир, к которому многие

хотели бы приобщиться, но который многие все еще не научились ценить", — пишет Тито Гобби в предисловии.

Иллюстрированная книга рекомендуется широкому кругу любителей музыки.

---

Голос маленького Пастуха, доносящийся из-за сцены в начале третьего действия, должен создавать ощущение пространства. Его песня стихает по мере того, как он удаляется. Это свидетельствует о том, что Рим в те времена имел сельский облик, его улицы не были мощеными, окраины начинались сразу же за большими дворцами, подходили к домам, к историческим руинам.

Начало третьего действия великолепно, поэтому не стоит искажать замысел композитора, перемещения на сцене должны быть сведены до минимума, с тем чтобы публику ничто не отвлекало от вдохновенной музыки. Колокольный перезвон создает уникальный эффект. Кстати, и поныне именно так встречает Рим восход солнца.

Жандарм Шарроне — один из тех крайне необходимых персонажей, о которых говорится в главе, посвященной так называемым маленьким партиям. Это хитрый человек, беспрекословно выполняющий приказы своего хозяина. Он намеренно подавляет в себе все человеческое. Поэтому еще более впечатляют отдельные эмоциональные всплески, когда он дает волю своим чувствам в момент какой-либо непредвиденной опасности. К примеру, сообщая о сокрушительном поражении австрийцев при Маренго, Шарроне задыхается от волнения, начинает заикаться, все самообладание этого служаки мгновенно куда-то улетучивается. Осмотрительность и благоразумие должны были бы заставить жандарма прошептать эту новость Скарпиа на ухо. А ведь Каварадосси смог услышать каждое произнесенное Шарроне слово; и когда художник вскакивает со своего места с криком "Победа, победа!", жандарм видит, как лицо его хозяина исказила ярость. С нескрываемым удовольствием он выполняет грубый приказ Скарпиа: "Преступника убрать!" По пути Шарроне жестоко избивает заключенного. Шарроне постоянно участвует в сценическом действии, хотя петь ему приходится немного: он то и дело щелкает каблуками, вытягивается по струнке, выпячивая грудь вперед… Его реплики лаконичны, фразы, которые он поет, отрывисты, сухи, но отличаются экспрессивным разнообразием. В сцене пыток, там, где голос Шарроне слышен из-за кулис, он докладывает Скарпиа о ходе "допроса" как человек, не привыкший думать самостоятельно.

Потом, когда на вопрос Скарпиа "Сознался ли синьор?" Шарроне отвечает: "Нет", рассерженная интонация его голоса выдает готовность выбить из жертвы показания любым способом.

"Вовсе?" ("Tutto?") — недоверчиво переспрашивает он, когда Скарпиа, проявляя непонятное милосердие, приказывает подчиненному прекратить допрос.

Третья реплика: "Он чуть дышит!" — лишь выражает презрение Шарроне к слабаку, который не выдержал даже легкой боли.

В этом примечательном эпизоде важно, чтобы актеры, находящиеся в глубине сцены, внимательно следили за тем, что происходит у рампы. Иначе возникнут досадные недоразумения. Вспоминаю, как однажды (к счастью, это случилось на репетиции) в ответ на реплику Скарпиа "Сознался ли синьор?" артист, играющий Шарроне, так выпалил "Tutto!" ("Во всем!"), что маэстро Де Фабрициис бросил со своего подиума: "Ну что ж, можно разойтись по домам".

В третьем действии Шарроне выбегает на сцену с вестью об убийстве Скарпиа. Свою реплику он должен произнести очень четко. Показывая на Тоску, он кричит: "Сюда!", давая понять, что начальника полиции убила Флория. Здесь не очень уместны неясные звуки трубы за кулисами. Шарроне видит, как Флория поднимается на парапет и прыгает в бездну. Ему не обязательно подходить к парапету и, перегнувшись через него, глядеть вниз. Пусть это сделают солдаты — при условии, конечно, что они заранее хорошенько отрепетировали свою мизансцену.

История постановок оперы знает такой курьезный случай. Один режиссер, не успев как следует проинструктировать актеров, игравших солдат, понадеялся на то, что с помощью нескольких слов (причем на чужом для него языке) и жестов он по ходу спектакля объяснит им, что надо подбежать к краю площадки и посмотреть вниз. Не очень разобравшись в ситуации, но исполнившись усердия, взвод приступил к выполнению поставленной задачи. Солдаты устремились к парапету и один за другим сиганули с башни тюремного замка Сант-Анджело вслед за Тоской. Надеюсь, эта история правдива. Массовое самоубийство солдат — прекрасный финал для оперы "Тоска".

Партию Тюремщика можно играть по-разному. После того как колокол пробьет четыре утра, в распоряжение артиста отданы две ноты ми, на которых он должен возвестить: "Пора!"

Эти две ноты проникнуты такой печалью и сочувствием, что я склонен думать: несчастный лишь по долгу службы исполняет ненавистные ему обязанности. Он одет в какие-то лохмотья и отвечает на приветствия часовых усталым и равнодушным кивком головы. Ходит, приволакивая ноги. На последнюю жертву подавления мятежа — сломленного, смирившегося со своей участью Каварадосси — Тюремщик глядит с грустью в глазах.

Получив папку из рук Сержанта, он медленно читает вслух имя осужденного ("Марио Каварадосси?") и ставит крестик. Расписавшись таким образом в получении заключенного, он возвращает папку обратно. Сержант удаляется вместе со взводом. Тюремщик, неподвижно стоя на месте, сдавленным голосом медленно произносит: "Вам час остался… Пришел священник, готов к услугам вашим".

На робкую просьбу Каварадосси об одолжении он отвечает не сразу, а лишь после того, как убеждается, что все ушли. Затем говорит тихо: "Что в силах…" — и сочувственно выслушивает то, что, несомненно, привык выслушивать ежедневно на рассвете. Со спокойной твердостью в голосе Тюремщик отклоняет предложенное ему кольцо и, резко повернувшись, достает бумагу и уголек. Потом, кивнув головой, бросает осужденному: "Пишите!.."

Их взгляды встречаются. В глазах Каварадосси признательность и удивление. Он глубоко тронут. Марио не ожидал найти в этом средоточии страданий и несправедливости человека с добрым сердцем. Тюремщик уходит.

Мне хотелось бы, чтобы позднее он украдкой искал это письмо, которое, кстати, всерьез может его скомпрометировать. Однако оно осталось неоконченным, поскольку нежданно-негаданно появилась Тоска. Примечательная деталь: когда Тюремщику удается завладеть письмом, он прячет его в карман и удаляется вместе с остальными. Он не хочет присутствовать при казни.

Сполетта — угрюмый, недобрый и порочный человек, преданный своему шефу, как пес. Он груб с подчиненными, ему в основном поручают дела, требующие изощренной жестокости. Сполетта прекрасно понимает, что, только неукоснительно исполняя приказы, он может сохранить свою жизнь и уберечься от приступов гнева Скарпиа.

Скарпиа же то обзывает его последними словами: "Собака! Подлый изменник!", то подтрунивает над ним: "О храбрый Сполетта!" Ни в чем не доверяя Сполетте и держа его на должной дистанции, хозяин лишь отдает категорические приказы.

В первом действии Сполетта входит в церковь бочком; он пропускает Скарпиа вперед и потом не сводит с него глаз в ожидании распоряжений. На его глупый вопрос: "Все ясно. Где найду вас?" — Скарпиа отвечает с раздражением, бросив на полицейского сердитый взгляд: "В палаццо Фарнезе!", как бы подразумевая: "А где еще?"

Затем Сполетта в полумраке церкви должен смешаться с толпой верующих, собравшихся на благодарственную молитву "Te Deum". Он никогда не привлекает к себе внимание, отдавая приказы; каждый из подчиненных может подойти к Сполетте и, получив необходимые инструкции, незаметно исчезнуть. Рим трепещет перед жестоким Скарпиа, поэтому в обязанности тайных агентов входит поддерживать его зловещую репутацию.

Начальник полиции, такой утонченный и элегантный, жутковатый, но с безупречными манерами, всегда изысканно одетый, наслаждающийся за ужином дорогой посудой из хрусталя, золота и серебра, украсивший свой рабочий кабинет произведениями искусства редкой красоты и ценности, — этот человек, конечно, должен неприязненно относиться к убогому Сполетте. Изъяны Сполетты, как физические, так и душевные, скрыты под его благопристойным обликом. Но это лишь внешняя оболочка.

Не обязательно останавливать свой выбор выразительных средств на первой же мысли, которая придет вам в голову по прочтении пьесы Сарду или либретто оперы Пуччини. Как и в работе над любым другим персонажем, здесь для вас открываются бесчисленные возможности для творчества. Однако нелишне было бы придать чуть больше фанатизма образу Сполетты — это пришлось бы по душе и его шефу…

Анджелотти аристократ и кроме того, человек, обладающий большим мужеством. Его семье принадлежит внутренняя капелла в церкви Сант-Андреа делла Валле. Я сомневаюсь, что он должен жалко ползти по церковному полу, хотя бы и в состоянии предела своих физических сил. На мой взгляд, будет правильнее, если зритель увидит, что он с огромным трудом преодолевает крайнее изнеможение, когда бредет к капелле. Он может прислоняться к колоннам, хвататься за перила, опираться о спинки скамеек. Артист, хорошо знающий свою роль, находит естественный ключ роли, согласующийся с музыкой, вместо того чтобы барахтаться на грязном полу.