Юрий Мещеряков - Панджшер навсегда (сборник)

• Название: Панджшер навсегда (сборник)
• Автор: Юрий Мещеряков
• Жанр: О войне
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-227-04811-0

Идет пятый год афганской кампании, период самых активных боевых действий. Второй мотострелковый батальон, вышедший из Термеза, перешел государственную границу и приступил к выполнению боевой задачи: подразделение должно взять под контроль Панджшерское ущелье…

Юрий Мещеряков, кадровый офицер, создал глубокое, серьезное произведение, в котором попытался философски осмыслить тему войны и человека на ней, исследовать состояние души, переживающей тяжелейшие потрясения.

Автор – человек одаренный и тонко чувствующий. Его язык ярок, описания зримы, а суждения выстраданны. Он говорит о войне прямо и жестко, книга, как и сама фронтовая жизнь, наполнена драматическими сценами, героизмом, гуманизмом и конечно же любовью…

---

– Но как же первый батальон? Там же столько людей погибло?

– Они сделали свой выбор. Вот, Александров, молодой и дерзкий, крепкий – такого, как он, ни одна пуля не возьмет. А Королев сопли распустил, где он теперь? Стоит перед вратами чистилища и ждет своей очереди. Думает, что ему все простят.

– А Карцев?

– А что Карцев, он уже в чистилище, смотрите, как его корежит.

На другом конце стола, где старшие офицеры обступили командира полка, разговор шел о том же.

– Я комдиву поверил, а он меня предал. Прикрытие. «Вертушки». Все красиво на бумаге… Выходит, это я направил батальон в засаду. Может, и третью роту я с хребта снял? Да какая теперь разница. Потеря управления – вот, что на мне висит.

– Но ведь вы же все-таки танкист. – Чей-то неуверенный, почти лакейский голос пытался скрасить обстановку, в чем-то его оправдать.

– Ну и что, танкист, что это меняет? Хватит мне подыгрывать, – ему стало обидно за себя, за свою беспомощность, даже за то, что кто-то пытается отнять у него его страшную ошибку. – Раз танкист, значит, как с гуся вода? Я не сука последняя!

– Командир! – Усачев взял его под локоть, чуть приблизил к себе. – От ошибок никто не застрахован, и страшно то, что уже завтра кто-то наступит на те же грабли.

– Ты понимаешь меня, Иван Васильевич, спасибо тебе за поддержку. И прости, ты ведь такой же комбат, как Королев, ты мог оказаться на его месте. Только я не понимаю, как это случилось. Как третья рота оказалась внизу, что она там делала? Это же не просто засада, это, ловушка, и нас туда вели.

Все промолчали, опустив головы.

– Ладно, хватит об этом. Сейчас возвращаемся в полк. Теперь нашим местом, пунктом постоянной дислокации, будет Руха. Туда и пойдем, потопчем родные места Ахмад Шах Масуда. Там инженеры уже трассируют траншеи, окопы. Ну вот, пожалуй, и все, а потом мы вряд ли увидимся. – Карцев вдруг успокоился, приподнял голову, оглядел офицерское собрание. – Меня снимут, я уверен, но на этом может и не закончиться. А у вас будет новый командир. Так что, не поминайте лихом.

* * *

– Разложить имущество. Боеприпасы, сухпаек, котелки, фляги, плащ-палатки. Заместителям командиров взводов, проверить… Ну что, начнем.

– Товарищ лейтенант, первый мотострелковый взвод к строевому смотру готов. Заместитель командира взвода сержант Попов.

– Вольно, взвод!

– Вольно-о…

Они шли перед строем взвода, выслушивая доклады солдат и сержантов. Перед каждым на разостланных вещевых мешках образца «времен покорения Крыма» лежали по два боекомплекта к автомату, по четыре гранаты, две Ф-1 и две РГД-5, перед кем-то и больше – это не возбранялось. Каждому также полагалось по одной зеленой ракете, по наземному сигнальному патрону (НСП), гранаты к подствольнику, 82-мм мины. Для худых солдатских плеч эти мины, эти дополнительные семь килограммов казались непомерной ношей, а после месива, в которое влип первый батальон, и не верилось, что они могут пригодиться его роте. Так уж выходило на поверку: доверять можно только себе, своим людям, своему оружию. И все другое может быть использовано, но на Бога надейся, а сам не плошай. Минометы, артиллерия, авиация – это очень хорошо, это даже здорово, когда они кладут бомбы и снаряды куда надо. Но лучше, чем боевой дух воина и автомат к нему в придачу, еще ничего не придумано. И о духе рассуждать можно, когда есть вода и каша с мясом, а вот об оружии и рассуждать не надо: оно должно быть готовым к бою всегда.

– Ну что, Попов, воевать есть чем?

– Так точно.

– Патроны россыпью почти у всех. Какого черта! Что ты мне демонстрируешь? Так не пойдет. И растерять легко, и из вещмешка их не достанешь, когда припрет.

– Так точно.

– Ну а что тогда ждете? Взводного из отпуска вызывать, чтобы вам сопли вытирал, или Умарова – с дембеля?

– Патроны получили давно. Стреляли мало, не израсходовали, а пачки все порвались… И мешки протираются насквозь, сами знаете.

– Ладно, хватит оправдываться, я не для этого спрашиваю. Хотя ты и так кроме «так точно» ничего не знаешь. Что думаешь делать?

– С патронами?

– С патронами. Показывай свой вещмешок.

– Вот, – Попов указал на свое место в строю, где ждали проверки его имущество и снаряжение. Патроны, упакованные в плотные брезентовые чехлы, хищно и обнадеживающе поблескивали тонкими жалами пуль.

– Вот это другое дело, чувствуется подготовка. Значит, себе чехлы сшил, а других не научил, не потребовал, не добился.

– Так никто не приказывал.

– Приказов ждешь. И в бою ждать будешь? Пусть так сделает весь взвод.

– Так точно.

Сержант, привычно сдвинув брови, отвечал на вопросы, но его взгляд непроизвольно уплыл за плечо командира. Ремизов хотел одернуть Попова, но потом и сам оглянулся. В курилке, развалившись на спинках затертых лавок, вальяжно покуривали «Winston» Алексеев и Кныш. Установленным порядком, согласно приказу министра обороны, их исключили из списков части, из ротной «штатки», им осталось дождаться своей зеленой птицы счастья и улететь отсюда ко всем чертям, то есть домой, в Пермь, в Геленджик. Они были последними из своего призыва, кто сегодня убывал из роты, но, как настоящие артисты, никуда не торопились, играли на театральных паузах. Они знали, что им все завидуют и белой, и черной завистью, и со слезами, и с глухой тоской. И лейтенант тоже завидует, хотя не признается и себе.

– Рядовой Алексеев, рядовой Кныш, ко мне!

Рядовые запаса, изобразив легкое удивление, поднялись с лавок и направились к роте.

– Стать лицом к строю.

– Есть! – Эффектно козырнув, они выполнили команду, стали под расстрел тридцати шести пар глаз.

– Товарищи сержанты и солдаты, сегодня мы провожаем домой лучших солдат нашей роты. Они с достоинством и честью несли звание советского солдата, а в трудные минуты, как и положено солдату, выдержали выпавшие на их долю испытания, не подвели ни командира, ни своих товарищей… – Ремизов не кривил душой, он помнил самый первый бой и теперь говорил то, что думал. – А теперь пусть сами скажут.

– Я не мастак выступать. – Алексеев замялся, перед строем говорить оказалось куда как сложнее, чем в казарме помыкать молодыми. – Но мы свое отслужили и долг интернациональный выполнили как надо, теперь ваша очередь. Давайте без дураков, чтоб все живыми и здоровыми домой вернулись. Дома родители, девчонки, им тяжело без вас. Ну, если что и было, сильно не ругайте.

– Ну что, пацаны, жду в Геленджике. Моря и вина на всех хватит. Мой адрес у вас есть. Товарищ лейтенант, – Кныш обернулся к Ремизову, – можно мы тут по традиции… – Они высыпали в фуражки две пачки дорогих сигарет и прошли вдоль строя, угощая всех курящих и некурящих.

Олейник, Аверьянов, Ищанов, другие молодые, кому еще служить и служить, что медным котелкам, неожиданно удостоенные такой чести, взяли дембельские сигареты как подарок, как робкую надежду на свое светлое будущее. Смирнов решил, что сувенир ему не помешает, Саленко с Рейхертом восприняли этот знак как извинительное угощение от Кныша (от бешеной собаки хоть шерсти клок, это еще неизвестно, когда Черный разорится на вино в Геленджике).

– Рота, становись! Рядовые запаса Алексеев, Кныш, домой шагом марш!

Дурачась и приплясывая, они отправились на вертолетную площадку, а Ремизов прокашлялся, как будто в горле першило.

– Рота, лирическое отступление закончено. Продолжаем строевой смотр. Война с нас спросит. Успеть бы ответить.

* * *

Ремизов лежал на восточном склоне огромного отрога Гиндукуша, раскинув руки, зажмурив глаза, подставив грудь теплым лучам майского солнца, он блаженствовал. Ему нравился этот долгий перерыв между боями и рейдами. Целых две недели! Складывалось впечатление, что командование не знает, что теперь делать с их потрепанным полком после его возвращения из Малого Панджшера. У него, у командования, свой страх – потерять управление войсками и, как следствие, контроль над оперативно-тактической обстановкой. Затишье затянулось.

Руха, где они теперь дислоцировались, оказалась самым большим кишлаком в Панджшерском ущелье. От уреза реки несколькими ярусами террас располагались когда-то целые дома и дувалы местных жителей. Сейчас многое из того лежало в руинах. Где война сделала свое дело, где природа постаралась, методично разрушая дождями и ветрами саман. Теперь все это снова становилось жильем, но уже армейским. Жарко грело солнце южной Азии, замордованный личный состав медленно приходил в себя после долгого месяца испытаний, бойцам выпало время успеть забыть весь пережитый страх и до конца понять, что это и есть их новая жизнь. Да, жизнь как жизнь. Вокруг ревела и рычала техника инженерно-саперной роты, отрывая окопы для БМП и ротные траншеи. Блиндажи и казармы для личного состава подразделения строили своими силами, то есть как умели. А когда вдруг затихали все техногенные звуки, сквозь негромкий рокот близкого Панджшера доносилось жужжание и стрекот жуков, похожих на божьих коровок средней полосы России, шелест крыльев стрекоз, слышалось, как настойчиво гудит в весеннем воздухе одинокий шмель. Не грех бы и позагорать на зеленой травке или на плащ-палатке на худой конец, мечталось взводному. Если б не этот самый личный состав…