Сергей Гомонов - Пари с будущим

• Название: Пари с будущим
• Автор: Сергей Гомонов
• Жанр: Детективная фантастика

Отчасти жанр этой книги — mash-up (исторические и мифологические герои и события в неожиданном ракурсе), отчасти — АИ.

Ученые находят способ информационного посещения прошлого, при этом они вербуют себе в помощники неких малопонятных существ, и те становятся им проводниками по коридору времени. В процессе работы выясняется, что открывшаяся им история человечества не совпадает с известной по учебникам и ее срочно нужно спасать от странного хроноклазма, чтобы не утратить настоящее. Этим занимается секретная организация на космической станции в далеком (от нас) будущем. Коррекции оказываются бесконечными: одна поправка неизбежно тянет за собой другую, и рано или поздно за любое вмешательство в систему мира приходится отвечать. Вот ученые и обнаруживают, что изначально в их расчеты закралась небольшая с виду, но критическая ошибка: они не тех существ сочли проводниками!

---

— И как мы избежим компромиссов? — уточнила синеглазая Тэа, возглавлявшая седьмую группу.

— Скорее, мы просто не станем ничего делать. Вообще ничего. Во всяком случае, до тех пор, пока они не выполнят наши требования: вернуть из заложников Варуну и профессора Аури и убраться со своими драндулетами подальше от станции.

— Аури и Варуна в заложниках?! — пробежал смятенный ропот.

Тэа подбоченилась:

— Ты хочешь сказать, что нашим ответным ходом будет саботаж?

— «Омега» мы или не «Омега»? — подмигнул ей тогда Шива.

Они были поразительно похожи между собой и понимали друг друга с полуслова. Еще бы они не понимали, будучи не просто родными братом и сестрой, а двойняшками! Теперь я знаю, как будет выглядеть валькирия-Светланка Еремеева, когда вырастет… Если вырастет… Если вырастет, не застряв в очередной головоломной петле времени, которую нам всем уготовила таинственная сила, персонифицировавшаяся в Стяжателе.

— Что ж, гулять так гулять! — согласилась Тэа, сдергивая со лба обруч-сенсорник и встряхивая светло-русыми кудрями. Волосы ее свободно рассыпались по плечам, закрыли лопатки, и не я один как очарованный следил за преображением.

Глядя на Тэу, Исполнители, а особенно женщины, начали избавляться от надоевшей техники. И вот уже наш ангар превратился в банкетный зал на пятьдесят персон, кругом мелькали роботы бытобеспечения, сервируя столы. Мы затеяли пир во время чумы.

* * *

Гулянка была в самом разгаре. Имитировать алкогольное опьянение без единой капли спиртного поначалу удавалось далеко не всем. Но со временем командный дух охватил всех «наджо» сектора. Мы горланили песни, многие затевали драки, выглядевшие со стороны вполне натурально. Настолько натурально, что иногда заигравшихся приходилось растаскивать в разные стороны. Толпы праздных гуляк бродили из ангара в ангар — «по гостям». И нам было плевать, что все помещения совершенно одинаковы и это хождение не имеет практического смысла. Мы драли глотки, припоминая песни всех времен и народностей, с которыми когда-либо приходилось сталкиваться во время циклизаций. Особенно заливался Шива, чудовищно перевирая слова «нашей, пожарницкой». То есть — «Сон Степана Разина»:

Мне — ик! — малым-мало спало-о-о-ося! Ой!
Ой да во сне привиделось — ик!

А вокруг «Трийпуры» кольцами Сатурна вращалась надпись ультиматума Исполнителей. Наша с Шивой гордость и «апофеоз психологического абсурдизма», как он, биохимик-токсиколог по образованию, назвал сотни светящихся зеленцой мухоморчиков, составлявших буквы лозунга «Псилоцибина и свободы!» Кружась, чтобы надпись была видна всем обитателям крейсеров, мухоморчики время от времени обрастали иголками и становились кактусами. Взирая на происходящее внутри станции, наши оппоненты должны были отбросить всякие надежды по поводу того, что в «Омеге» остался хоть один «наджо», способный влезть в центрифугу и приступить к выполнению их проклятых миссий.

— Надеюсь, у них там снесло башни! — периодически любовался нашим совместным творением Шива, особенно когда надпись начинала обрастать иглами и светиться сильнее.

— А вы знаете, — совершенно пьяным голосом объясняла кому-то Тэа, — что многие религиоведы прошлого считали Прометея и Люцифера аналогами?

Мне-е во сне-е-е привидело-о-о-ось,
Бу-удто конь мой вороно-о-о-ой
Ра-а-азыгрался, расплясался,
Разрезвился подо мной!
О-о-о-о! Ик! О!
Разыгрался…

— Это ты к чему? — вопрошал тот, кого Тэа использовала в качестве ушей.

— К-как называется наша миссия?

— Ну, «Прометеус»!

— Есть еще вопросы?

— Есть! А причем тут Люцифер?

— Тьфу ты!

На-алетели ветры злы-ы-ые
Со-о восточной стороны
Ы-ы-ы!
Ой да и сорвали черну ша-а-апку
У-у-у!
С моей буйной головы-ы-ы!

— Друзья «наджо», а знает ли кто-нибудь правила игры в «преферанс»?

В общем, чем дальше, тем больше сектор «Омега» напоминал дом для душевнобольных, а не научно-исследовательский центр по изучению времени.

И вот когда мы были уже на пороге катарсиса, с нами на связь вышел профессор Виллар:

— Шива, позвольте узнать, что у вас происходит?

Шива с размаху откинулся на спинку кресла, дотянул-таки последнюю фальшивую ноту, икнул, мутно глянул на голограмму профессора и, покачивая головой, извлек из себя ответ:

— Пийом!

— Вы что там, с ума посходили?

— Ш-ш-ш! — Танцор приложил палец к губам, промазал, потом сложил большой и указательный пальцы почти вместе, поднес к одному глазу, посмотрел сквозь щелку на руководителя «Альфы»: — Чу-чуть!

— Там есть кто-нибудь вменяемый! Тэа?

— А? — та браво подскочила с коленок какого-то Танцора, с которым они мило обжимались в уголке, но пошатнулась и чуть не грохнулась, зато зачем-то отсалютовала на манер военных из древности. — Слушаю, пр-р-фсср!

— Откуда на станции алкоголь?

— И в самом деле — откуда на станции алкоголь, пр-р-фсср? — Тэа широко махнула руками. — Да тут вс-с-сюду алкоголь растет — только выжимай!

— Ик! — подтвердил Шива, не вставая.

— Но, пр-рфсср, мы хотим еще найти цветущий этот… Lophophora williamsii!

— Пей-ёотль! — перевел ее братец.

— Да! Обязательно цветущий! У вас там нету? Ай, у вас же там ни шиша нету! Давно мы не жевали мескалина! Ну, не плачь, — обратилась она ко мне и погладила меня по макушке. Я сидел в расхристанном комбинезоне, угрюмо скорчившись, на полу у клетки с одуревшей белкой. Зверюшка притворялась трупиком в своем колесе, впервые увидев такое столпотворение и услышав столько новых для себя звуков. — Не плачь, Агни! Мы найдем тебе пейотль, дай время! И белку твою реанимируем!

Точно не помню, но, кажется, Шива и Тэа учились вместе… Именно оттуда они притащили столько хитрых названий веществ, способных творить с человеческим организмом настоящие чудеса, самым удивительным из которых был мгновенный летальный исход.

Наверное, только я успел заметить, как, безнадежно махнув рукой, отключилась голограмма профессора. Остальные настолько увлеклись мечтами, что забыли о Вилларе, и прямо-таки изумились, когда не нашли его изображения на том месте, где оно было полминуты назад.

— Слинял! — константи… констатир-рвал Танцор, с которым недавно обнималась Тэа.

— Не видать нам любимого кактуса, — взгрустнули близлежащие наши коллеги.

— Я прокинулся, господа!

— Ремиз!

Голова гудела. Лучше бы мы действительно пили… Или жевали пейотль…

— Пас!..

…Я продрал глаза оттого, что меня сурово трясли, ухватив за расстегнутый ворот. Перед глазами возникло до крайности изумленное лицо Савитри. Потерев набрякшие веки, я огляделся вокруг. Гнездо разврата теперь больше напоминало сонное царство. Исполнители дрыхли, кто где упал. В позах, мало отличающихся от действительно пьяных. Один Шива гордо похрапывал в своем кресле, с которого, видимо, и не вставал, а вокруг него валялись карты. Причем не игральные, а Таро. Эти свихнувшиеся резались в преферанс гадальными картами… С кем приходится работать, о, Галактика!

— Что это? — прошептала док, пытаясь нацелить зрачки мне в глаза, но, как обычно, промахиваясь.

Я притянул ее к себе и, несмотря на сопротивление, быстро зашептал на ухо:

— Твоего отца и Аури удерживают в «Альфе». Тихо!

Она замерла и прекратила упираться. Я торопливо поцеловал ее в щеку, чтобы хоть как-то успокоить после такого известия:

— Они живы, живы.

— Зачем удерживают? — шепнула она.

— В качестве заложников. И мы сами здесь заложники.

— Кто это делает?

— Если бы мы знали точно…

— Но почему папу и Дэджи?..

— Видимо, чтобы вынудить нас работать. Ну и… нам ничего не оставалось, как… — я повел взглядом по пиршественному залу и подумал, что сейчас у нас у всех должна непременно раскалываться голова, и надо об этом не забыть, а еще…

— А профессор Виллар?

— Похоже, он не с нами, Савитри. Увы…

— Его убили? — ужаснулась она.

— Если бы… — мстительно пробормотал я, вспоминая его очумевшую при виде нашего разгула физиономию.

Но профессор оказался легок на помине. Он снова влез в наш междусобойчик, включив голограмму на том самом месте, куда мы пустили его (вчера?).

— Так что, протрезвели вы? Агни?

При этом голограмма корчила несусветные гримасы, которые я назвал бы заговорщицкими.

— Никак нет, ик! профессор! — я сгреб Савитри к себе под мышку и уселся поудобнее под тихо скрипящим колесом белки, а сам стал пристально следить за его мимикой.

Он явно пытался мне что-то сообщить, но я не мог понять языка его жестов, а Савитри не умела детализировать неживое проявление.