Юрий Дьяков - У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы

• Название: У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы
• Автор: Юрий Дьяков
• Издательство: Литагент «Прометей»86f6ded2-1642-11e4-a844-0025905a069a
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7042-2298-9

Не раз судьба российской государственности в экстремальных условиях спасалась жертвенным подвигом народов ее населявших. И хотя новая эпоха в XXI столетии расставила уже совсем иные акценты, все же в 2012 г. представляется полезным напомнить обществу об исторических вехах, свидетельствовавших о непобедимости российского воинства, о неодолимости единения народов, удерживавших на протяжении веков державное место России среди народов мира. В 2012 г. – в Год российской истории – мы вспоминаем о 400‑летии преодоления Смуты 1612 г., о 200‑летии Победы в Отечественной войне 1812 г., о 70‑летии Сталинградской битвы… В реалиях XXI столетия, помимо общечеловеческих ценностей, у России есть и свои национальные интересы, которые она сумеет отстоять. В книге представлены исследовательские статьи по национальному вопросу, работы региональных историков, материалы «документальной коллекции академика И. И. Минца» посвященные подвигу защитников Сталинграда.

---

Деятельность военизированных трудовых формирований в годы войны на Урале проанализировал Г. А. Гончаров. Он полагает, что с первых дней военного лихолетья была выделена особая социальная группа людей, которая должна была работать до конца войны в составе рабочих колонн. Наибольшей численности личного состава трудармия достигла в середине 1943 г. В это время она насчитывала более 190 тыс. чел., из которых: 61,7 % представляли мобилизованные немцы, 35 % – трудмобилизованные из Средней Азии и Казахстана и 3,3 % – спецпоселенцы. В середине 1944 г. их численность сократилась до 140 тыс. чел. Вклад в победу над врагом они вносили в условиях полной изоляции и политического недоверия к себе[244].

Механизм реализации политики советского государства по отношению к иностранным военнопленным на Урале исследован в монографии Н. В. Суржиковой. На ее страницах автор раскрывает характер и направленность эволюции системы учреждений для содержания плененных солдат и офицеров противника, проанализирована динамика их численности и состава, освещены особенности материально-бытового обеспечения и трудового использования, политической и оперативно-следственной работы. Н. В. Суржикова определила, что на территории Свердловской области в 1942–1949 гг. функционировало 13 лагерей для военнопленных, через которые прошло более четверти миллиона военнослужащих германской, итальянской, венгерской, румынской, финской и японской армий[245].

Оперативную деятельность территориальных органов государственной безопасности в годы Великой Отечественной войны впервые в региональной историографии изучил А. И. Вольхин. В его работах определено соотношение реальных и потенциальных, внешних и внутренних угроз безопасности Урало-Сибирского региона. Автор выявил роль и место органов госбезопасности в политической системе советского общества военных лет, исследовал разведывательные, диверсионные, вредительские, саботажнические, идеологические, повстанческие, террористические акции спецслужб иностранных государств и враждебных антисоветских элементов. По мнению А. И. Вольхина, органы госбезопасности СССР никогда не являлись самостоятельной и независимой силой, своеобразным «государством в государстве». Их деятельность находилась под контролем Политбюро ЦК, крайкомов и обкомов правящей партии, определявшей задачи, направления, формы и методы работы, структурные реорганизации спецслужб. Это предопределило их дуалистическую природу[246].

Продовольственное положение горожан Урала оказалось в центре внимания исследований А. Н. Трифонова. Историк проанализировал основные черты продовольственного положения населения региона накануне войны, выявил основные мероприятия по реорганизации системы снабжения продовольствием в военных условиях. В результате автор пришел к выводу, что сосредоточение в руках государства запасов продовольствия, строгая централизация планирования, распределение товарных ресурсов по единому плану, карточная система, жесточайший режим экономии позволили советскому государству наиболее эффективно использовать ресурсы и обеспечить нормированное снабжение городского населения[247].

С вопросами продовольственного обеспечения уральцев в годы военного лихолетья тесно связана проблема голода. Эта тема находится в стадии разработки, поэтому исторические исследования в этом направлении ограничиваются пока небольшими статьями, затрагивающими лишь ее отдельные аспекты. Так, в работе М. Н. Денисевича предпринята попытка выявить и сформулировать основные этапы голода: время возникновения, апогей и продолжительность. Автор отметил, что на рубеже 1942–1943 гг. Урал оказался на грани голода. Апогей продовольственного кризиса и локальные очаги голода длились два года – 1943 и 1944 гг., однако массового распространения в период войны голод в регионе не получил. Эту точку зрения разделяет Г. Е. Корнилов, который, используя методику П. А. Сорокина, проанализировав широкий массив документов, также пришел к заключению, что массового голода, хронического недоедания в уральском регионе в 1941–1945 гг. не было[248].

Культурному развитию Урала в годы войны посвящена монография А. В. Сперанского. Автор отметил, что влияние культуры ощущалось на состоянии общества военной поры, способствовало осмыслению происходившего, определяло единство целей, задач, чувств нашего народа, обуславливало его сознательное участие в боях.

Историк выяснил, что доля Урала в общероссийском культурном потенциале была значительна. В регионе к концу войны были сосредоточены 14 % вузов, 16 % средних специальных заведений, совместно подготовившие 10 % всех российских специалистов. В областях и республиках Урала работало 15 % общеобразовательных школ, 16 % театральных учреждений, 27 % киноустановок.

В годы войны, приходит к выводу А. В. Сперанский, проанализировав развитие литературы и искусства, героико-патриотические произведения, созданные деятелями культуры, не могли быть конъюнктурными, а выражали стремление всей страны к победе и во многом способствовали ее достижению. Впервые в региональной историографии А. В. Сперанский рассмотрел роль церковных организаций в годы войны. Он пришел к выводу, что либеральный поворот большевистской диктатуры к церкви был спланированным политическим маневром, целью которого было полное подчинение церковных институтов интересам воюющего государства. Автор заключает, что культурный потенциал Урала был полностью использован для организации обороны страны[249].

На втором этапе развития региональной историографии объектом пристального внимания историков стали религиозные процессы, происходившие на Урале в период военного времени. В свет вышел ряд публикаций, отражающих изменение религиозной ситуации, как на отдельных территориях, так и по всему региону в целом. В частности, в статьях Г. С. Бирилова, Г. М. Нечаева анализируется патриотическая деятельность представителей Пермской (в годы войны Молотовской) епархии, дается характеристика мобилизационного подъема среди верующих Прикамья. Т. А. Чумаченко, Г. Е. Корниловым на материалах Южного Урала и в общесоюзном масштабе прослеживают влияние новой религиозной политики советского государства на положение тружеников аграрного сектора[250].

В публикации Р. С. Аюпова представлена картина возобновления исламского движения в Башкирии, отражены его противоречия и компромиссы при взаимодействии с местными органами власти. А. Б. Юнусова, А. В. Сперанский исследовали историю распространения и функционирования ислама на территории Башкортостана в длительной исторической ретроспективе, процесс нормализации государственно-религиозных отношений, религиозной жизни мусульман в период войны и первые послевоенные годы, провели обобщенный анализ религиозной обстановки во всех пяти областях, двух автономных республиках уральского региона[251].

Уникальным явлением в историографии Урала стала публикация монографий, освещающих жизнедеятельность уральских городов в условиях военного времени. Первым исследованием подобного рода стала работа А. В. Федоровой, посвященная истории г. Оренбурга в годы Великой Отечественной войны. Как расширились функции города, стал ли город «городом-заводом», что представляла собой в тот период социальная сфера областного центра – на эти и другие вопросы отвечает историк. А. В. Федорова показала этапы мобилизации горожан на фронт, организацию военного производства, прием и размещение эвакуированных предприятий и населения. Лучшими сюжетами книги, на наш взгляд, являются те, где дан рассказ о культурной жизни города – театрах, деятелях культуры. Эта работа явилась отправной точкой для развития исторического городоведения на Урале[252].

Вторым обобщающим трудом, воссоздавшим историю города в военных условиях, стала коллективная монография «Во имя победы. Свердловск в годы Великой Отечественной войны. 1941–1945 гг.». В книге, опубликованной под редакцией А. В. Сперанского, отмечено, что предприятия города за годы войны увеличили объем продукции в 7 раз. Главным источником самоотверженной работы «свердловчан», их стойкости и терпимости в преодолении трудностей, их готовности пойти на жертвы и лишения был патриотизм. Впервые в региональной историографии проанализирована демографическая ситуация в городе. Показана динамика роста населения Свердловска, достигшего 548 тыс. чел. Сделан вывод о том, что город стал не только грандиозной кузницей оружия и местом подготовки прославившихся на фронте воинских частей и соединений, но и уникальным центром культуры, оказавшим влияние на всю борющуюся с неприятелем страну. Авторы монографии приходят к выводу, что суровые годы войны сплотили население города, заставили его в едином порыве отдавать все свои силы для достижения победы над врагом[253].