Юрий Дьяков - У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы

• Название: У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы
• Автор: Юрий Дьяков
• Издательство: Литагент «Прометей»86f6ded2-1642-11e4-a844-0025905a069a
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7042-2298-9

Не раз судьба российской государственности в экстремальных условиях спасалась жертвенным подвигом народов ее населявших. И хотя новая эпоха в XXI столетии расставила уже совсем иные акценты, все же в 2012 г. представляется полезным напомнить обществу об исторических вехах, свидетельствовавших о непобедимости российского воинства, о неодолимости единения народов, удерживавших на протяжении веков державное место России среди народов мира. В 2012 г. – в Год российской истории – мы вспоминаем о 400‑летии преодоления Смуты 1612 г., о 200‑летии Победы в Отечественной войне 1812 г., о 70‑летии Сталинградской битвы… В реалиях XXI столетия, помимо общечеловеческих ценностей, у России есть и свои национальные интересы, которые она сумеет отстоять. В книге представлены исследовательские статьи по национальному вопросу, работы региональных историков, материалы «документальной коллекции академика И. И. Минца» посвященные подвигу защитников Сталинграда.

---

Судя по документам, признаки Смуты стали обнаруживаться сразу же после смерти последнего царя старой династии, Федора Ивановича[44]. Когда пресеклась династия Рюриковичей, и стал распадаться государственный порядок, каждый класс, каждое сословие стали искать своего царя и отстаивать своих кандидатов. Общество без твердой государственной власти пришло в состояние анархии. Люди растерялись, и раз некому стало повиноваться, следовательно, значит – надо бунтовать.

Важный аспект истории этого периода заключается также в том, что для русского народа был вообще неприемлем и непонятен выборный царь, всегда признавался лишь наследственный и обязательно из семьи государя. А потому народ не мог принять ни Бориса Годунова[45], ни Василия Шуйского, ни тем более самозванца – польского королевича Владислава.

Прекрасный знаток русской Смуты В. О. Ключевский на примере Бориса Годунова так объяснял этот феномен русского менталитета: «Несомненно, страшная школа Грозного, которую прошел Годунов, положила на него неизгладимый печальный отпечаток. Еще при царе Федоре у многих составился взгляд на Бориса, как на человека умного и деловитого, но на все способного, не останавливающегося ни перед каким нравственным затруднением»[46]. И далее В. О. Ключевский так характеризует начало Смуты: «…разнеслась громкая весть, что агенты Годунова промахнулись в Угличе, зарезали подставного ребенка, а настоящий царевич жив и идет из Литвы добывать прародительский престол. Замутились при этих слухах умы у русских людей, и пошла Смута…»[47].

Важной причиной Смуты явился также тяжелый тягловый характер московского государственного порядка, неравномерное распределение государственных повинностей, порождавших социальную рознь. В среде господствующего класса между землевладельцами, боярами-вотчинниками и помещиками-дворянами происходила борьба за политические права, за землю, за крестьян. Бояре-вотчинники, «поредевшие и присмиревшие» при Иване Грозном, с ослаблением царской власти усилили борьбу за восстановление своих прежних прав. Людей того времени в полном смысле этого слова еще нельзя называть сословиями, скорее всего это еще так называемые служебные разряды или чины. Еще не было надлежащего соответствия между правами и обязанностями ни личными, ни сословными. Смута способствует тому, что нарастает тенденция со стороны общественных низов прорваться наверх и столкнуть оттуда, как тогда говорили, «верховников». В Смуту начинает втягиваться простонародье – тяглое и нетяглое, которые действуют одинаково враждебно и против боярства, и против дворянства. И в этом также характерная черта Смуты.

Есть такое выражение, что история злопамятнее народа. С конца 1611 г., когда стали истощаться политические силы, начинают пробуждаться исконные силы – религиозные и национальные, которые пошли на выручку гибнущей земле. Возникает исторический феномен. Смута, питавшаяся рознью классов земского общества, прекращается борьбой всего земского общества с вмешавшимися во внутреннюю усобицу внешними силами, еще раз убедительно подтверждая мысль о том, что русский народ не приемлет никакого иноземного завоевателя.

Начинают распространяться призывные грамоты архимандрита Дионисия и келаря[48] Авраамия, расходившиеся из Троицкого монастыря. Они поднимают нижегородцев под руководством их старосты Кузьмы Минина. На призыв нижегородцев стали стекаться оставшиеся без дела и жалованья, а часто и без поместий служилые люди, городовые дворяне и дети боярские, которым Минин нашел вождя, князя Дмитрия Михайловича Пожарского. Так составилось дворянское ополчение против поляков.

Важнейшей страницей рассматриваемого периода становятся события борьбы за Москву. Остановлюсь на этом вопросе более подробно. Как известно, в мае 1609 г. князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский с русскими и шведскими отрядами вышел из Новгорода на Тверь, Переславль-Залесский, Москву. Он двигался по районам, охваченным народным движением, что очень облегчало и ускоряло их окончательное освобождение от польских отрядов. В конце 1609 г. была снята осада Троице-Сергиева монастыря. Весной 1610 г. Москва была освобождена от блокады. Вскоре после этого князь М. В. Скопин-Шуйский внезапно умер, как полагали, был отравлен. В его смерти обвиняли царя Василия Шуйского, который боялся успехов племянника. 17 июля 1610 г. дворяне во главе с Захарием Ляпуновым свергли Василия Шуйского. Чтобы лишить его возможности в дальнейшем бороться за царскую власть, он был насильно пострижен в монахи. Однако дворянам, принимавшим участие в этом перевороте, не удалось захватить власть, которая перешла к правительству, образованному из состава высшего боярства во главе с князем Мстиславским. Оно состояло из семи представителей крупной знати («Седьмочисленная дума» или «Семибоярщина»), принадлежавших в большинстве к княжеским фамилиям.

Гетман Жолкевский, подошедший в начале августа к Москве, остановился в Можайске и держал под угрозой столицу: он ждал гонца от короля с инструкциями и в то же время стремился договориться с боярским правительством. Можно предположить, что он намеренно не трогал тушинцев[49], так как угроза с их стороны заставляла боярское правительство быть более сговорчивым.

Документы и свидетельства современников подтверждают факты того, что только в течение августа Лжедмитрий II предпринял четыре попытки овладеть Москвой, приобретя много сторонников в составе боярского правительства. Полученная им инструкция от короля достоверно показывает отношение в Польше к московским боярам, особенно князю Мстиславскому, стоявшему во главе правительства, что их служба королю будет с удовольствием принята и вознаграждена. «Это надо ему сообщить весьма осторожно со всеми подробностями при передаче посылаемого ему доверительного письма», – писал король. Он обещал сохранить вотчины и поместья и дать в придачу к ним новые земли «в порядке королевской милости».

Переговоры боярского правительства с Жолкевским закончились 17 августа 1610 г. заключением нового договора, в основу которого были положены условия соглашения от 4 февраля[50]. Если февральский договор представлял собой компромисс между требованиями боярства и служилого дворянства, то в договоре 17 августа явно преобладали боярские интересы. В связи с этим в договоре исчезло обещание повышать служилых людей по заслугам.

После заключения договора с Жолкевским под Смоленск к королю было отправлено большое посольство – свыше 1 200 человек, которое должно было пригласить королевича на московский престол. Посольство вело бесконечные переговоры, так как король, сам мечтавший стать московским царем (что означало бы династическую унию с Московским государством в интересах Речи Посполитой), не хотел отпускать сына и выполнять условия августовского соглашения. Между тем, опасаясь народного восстания в столице, боярское правительство изменнически впустило в Кремль польские войска. Москва в конце сентября была занята польским гарнизоном, начальником которого взамен уехавшего Жолкевского стал пан Гонсевский.

Следует подчеркнуть, что правление боярской Думы продолжалось недолго. В Москву приехали люди тушинской «знати», которым поляки больше верили. Фактическая власть оказалась в их руках. В польском лагере под Смоленском было составлено расписание должностей, утвержденное королем. В результате Боярская дума была поставлена в самое унизительное положение, она должна была послушно выполнять все распоряжение польского воеводы Гонсевского.

После занятия Москвы Сигизмунду III уже не было необходимости прикрываться условиями договора. Он не только не снял осады Смоленска, но продолжал расширять свои требования. Паны в переговорах с московскими послами требовали от них сдачи Смоленска, который продолжал мужественно отражать все приступы неприятеля. Посольство решительно отказывалось выполнять это требование. Дворяне, находившиеся в посольстве, посылали письма в Москву, в которых описывали свое бедственное и унизительное положение и призывали не подчиняться королю и его сыну королевичу: «Положите о том крепкий совет меж себя: пошлите в Новгород, и на Волгу, и в Нижний нашу грамоту списав, и свой совет к ним отпишите, чтоб всем было ведомо, всею землею обще стати…». После безрезультатных переговоров московские послы были арестованы и отправлены в Польшу.

Многочисленные документальные свидетельства говорят о том, что в конце 1610 г. в столице стало расти сильное возбуждение против иноземных захватчиков и грабителей. Так, неизвестный автор такого произведения как «Новая повесть о преславном Российском царстве», называет бояр, заключивших договор с Жолкевским, «изменниками», «душепагубными волками». Он описывает тяжелое положение страны и населения, на которое наложены «безмерные и неподъятные нормы». Воззвание предупреждало, что польский король хочет овладеть московским царством и посадить в нем своих подручных. Воззвание заканчивалось призывом к восстанию. «Время, время пришло во время дело, подвиг показати и на страсть дерзновение учинити».