Борис Лавренев - Океан. Выпуск тринадцатый

• Название: Океан. Выпуск тринадцатый
• Автор: Борис Лавренев
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

Литературно-художественный сборник знакомит читателей с жизнью и работой моряков, с морскими тайнами, которые удалось раскрыть ученым.

---

Ахтияр после гибели Катарины почти перестал выходить из каюты. В знак траура он отпустил щетину. Редкие жесткие волоски торчали из кожи серебряными занозами. Несколько раз он ходил к Коколайнену, выменивая спирт на шоколад и сгущенные сливки. Однажды постучал к пастору и попросил его прочитать по душе убиенной какой-нибудь псалом.

— Она была католичкой. Ей было бы приятно знать, что я попросил вас об этом…

Бар-Маттай выполнил просьбу.

— А нельзя ли нас обвенчать? Заочно?

— Нет. Я должен был услышать сначала ее согласие.

— Она согласна! Я знаю. Мы бы неплохо зажили. У меня кое-что отложено.

— Этого нельзя сделать еще и потому, — покачал головой пастор, — что вы мусульманин.

— У меня нет веры, святой отец. Мне все равно. Магомет или Христос. Я верю только в него! — И стюард выхватил из потайных ножен кривой индонезийский крис с волнистым лезвием. — А что до ее согласия, то вы его услышите, пастор.

— Я не умею вызывать души мертвых.

— А вы попробуйте, ваше преподобие! Я бы дорого дал, чтобы услышать ее голос. Хотя бы с того света…

И Ахтияр отправился к доктору с очередным свертком. Стюард постучал, и дверь под ударами полусогнутого пальца легко отворилась.

Коколайнен сидел в кресле, уронив голову на стол, будто вслушивался, что там творится в выдвижном ящике.

— Эй, док… — осекся на полуслове Ахтияр. Щеки корабельного врача были не бронзовы, а сини. Синюшные пятна проступали на лбу и руках. Из-под микроскопа торчал обрывок ленты штурманского рекордера. Строчки запрыгали у стюарда в глазах:

«Я, корабельный врач «Архелона», майор медицины Уго Коколайнен, сим свидетельствую… (зачеркнуто) …разглашаю известную лишь мне служебную тайну… (зачеркнуто). За неделю до выхода в море я дал согласие… (зачеркнуто). Я единственный член экипажа, который знал, что среди ракетных боеголовок, принятых на борт подводной лодки, четыре выполнены в варианте носителей бактериологического оружия. Они начинены ариновирусами… Генная инженерия…

Очевидно, произошла разгерметизация и утечка… Мои функции по контролю… (зачеркнуто). Видит бог, я ни в чем не виноват. По всей вероятности, ариновирусы в условиях слабой радиации и нашего микроклимата переродились, дали новый штамм… Я искал противоядие. Все бесполезно… Все бессмысленно… Я принял цианистый калий, убедившись, что имею дело с неизлечимой формой лепры. Подводный лепрозорий ничуть не лучше острова Юджин. Те, кто думают иначе, пусть живут и уповают на бога…»

Ахтияр разыскал Сэма-торпедиста в кубрике кормового отсека. Сэм спал на нижней койке и долго не мог понять, почему оказался на палубе и что за бумажку тычет ему в нос стюард.

— Читай, скотина! Читай, подонок! Она ни в чем не виновата!.. Ты мне еще ответишь за нее, ублюдок!

Рэйфлинт долго вертел записку в пальцах, затем набрал кнопочный код сейфа, приподнял защелку замочной скважины. Открывшийся запор мягко вытолкнул ключ. На внутренней панели коммодор еще раз набрал код — буквенный — «Княженика»: полное имя Ники он ввел в электронную память замка сам; щелкнула дверца «секретки» — сейфа в сейфе, — и Рэйфлинт извлек наконец бордовый пакет из освинцованной ткани, прошитый шелковой ниткой крест-накрест. Кривыми маникюрными ножницами перестриг нитки, вспорол плотную ткань. Из чехла выпал бумажный конверт; в красной треугольной рамке чернели слова, каллиграфически выведенные тушью:

«Внимание! Пуск ракет в контейнерах № 21, 22, 23, 24 производится только по получении сигнала «Эол».

Рэйфлинт швырнул конверт в «секретку», вызвал старшего помощника:

— Рооп, необходимо полностью герметизировать четыре кормовые шахты. Выясните у механика, возможно ли заварить крышки этих шахт.

— Заварить?

— Да, заварить. Наглухо. Ракеты, которые в них находятся, небоеспособны.

— Не проще ли выстрелить их в безопасный район?

— Не проще. Для этих ракет безопасных районов не существует… Рооп, если я вас люблю, то только за то, что вы не задаете лишних вопросов.

— Вас понял, сэр!

Старший помощник исчез. Рэйфлинту вдруг захотелось разрядить кормовые шахты по Генеральному морскому штабу. Вспомнился прием у командующего флотом: «На ваш подводный рейдер, коммодор, возложены особые задачи…»

Мальчишкой в «индейских» играх Рэйфлинт всегда был на стороне бледнолицых только потому, что те не применяли отравленное оружие. Теперь же в его ракетный колчан тайком вложили отравленные стрелы. И кто?! «Бледнолицые братья» в адмиральских погонах. Он, коммодор Рэйфлинт, командир «Архелона», на самом деле всего лишь жалкий лучник, призванный спустить тетиву по сигналу… Скрыли. Не доверили… Впервые за много лет захотелось расплакаться. Пешка! Рэйфлинт хватил кулаком по столу. Испуганно метнулись в глубь аквариума рыбки.

Коколайнена командир приказал хоронить по морскому обычаю, но без ружейного салюта, исполнения гимна и приспускания флага.

Пастор, ежась от ночной сырости, прочел над зашитым в брезент телом погребальный псалом. Бар-Маттай не любил самоубийц, и эта смерть ничуть его не тронула.

Когда брезентовый куль с зашитыми в ногах гантелями доктора сполз по доске в воду, Барни, стоявший в первой шеренге, услышал за спиной шепот Ахтияра: «Вот первый, кому удалось сбежать из этой крысоловки…»

В ту же ночь Рэйфлинт получил странную радиограмму, адресованную ему начальником Генморштаба:

«Всплыть в 0 часов 30 минут. Принять телевизионную передачу по 7-му каналу. После сеанса телевизионной связи погрузиться и выполнять поставленную задачу».

В полчаса пополуночи Рэйфлинт включил в каюте телевизионный приемник и попросил Барни поточнее сориентировать антенну. На экране появился диктор в форме офицера связи:

«Вниманию экипажа «Архелона»! Передаем специальную программу с видеозаписью ваших родственников и членов семей».

Конечно же, первой выступала Ника. Она говорила сдержанно, как и подобает жене командира. Видимо, текст обращения ей помогли составить в центре связи. Ника никогда не употребляла таких высокопарных и правильных слов о воинском долге, патриотизме, героизме.

Странно и больно было видеть родное лицо, сотканное из голубоватых строчек телевизионного экрана. Рэйфлинт вдруг понял, что отныне жена превратилась для него в некий электронный призрак, точно так же, как и он сам стал для нее ничуть не реальнее телевизионного изображения.

Тощая супруга Роопа произносила все те же скучные слова, которые, как ни странно, казались ее собственными.

И лишь Флэгги, запнувшись на одной из фраз казенного текста, искренне разрыдалась. Ее тут же убрали из кадра. И Барни бросился к рукояткам настройки, как будто мог вернуть Флэгги на экран. Естественно, ему это не удалось, и он долго сидел в радиорубке, прикрыв глаза ладонью.

Программу закончили выступлением новомодных джазистов. Рэйфлинт выключил телевизор и велел вахтенному офицеру погружаться.

Затем он открыл бар и налил рюмку арманьяка. В последнее время к этому лекарству приходилось прибегать все чаще и чаще. После записки Коколайнена он перестал следить за календарем. Доктор Коко был первоклассный медик, и если он считал суперлепру неизлечимой, то, значит, так оно и есть. Кстати, в очередном сеансе связи надо будет попросить нового врача. Все-таки сто человек экипажа… «Бронзовка» «бронзовкой», но погибать от какого-нибудь аппендицита ничуть не радостнее… Нового врача… Ха-ха! Кто к ним пойдет?! Разве что с электрического стула. Пускай присылают смертника. Одним будет больше… Опять же разнообразие — свежий человек оттуда, из того мира, с того света…

Парадокс судового времени: минуты тянутся часами, а недели пролетают секундами. После телевизионной встречи с Флэгги время для старшего радиста Барни потекло еще медленней. На «Архелоне», быть может, для него одного вращение часовых стрелок имело особый сокровенный смысл. У Барни созрел план побега. Надо было только дождаться очередного подхода к перевалочной барже. И Барни дождался…

Тот вожделенный день с самого утра оказался подмоченным кровью.

Едва «Архелон» всплыл, как дюжина моряков, соскучившись по свежему воздуху, свету и простору, полезла из рубочной шахты на палубу. Напрасно старший помощник Рооп пытался остановить их, кричал и ругался. Ахтияр просто-напросто отодвинул его в сторону. При виде синеватой кромки берега архелонцы совершенно, ошалели. Казалось, будь он поближе, они непременно попрыгали бы в воду и поплыли к земле не щадя сил. Но приходилось довольствоваться созерцанием утраченного рая, и тяжелый морской бинокль переходил из рук в руки. Сэм-торпедист нетерпеливо вырвал его у Ахтияра. Стюард взъярился. Тяжелый крис с волнистым лезвием вспорол мускулистый живот обидчика. Сэм, выронив бинокль, рухнул в воду.