Фридрих Ницше - Веселая наука

• Название: Веселая наука
• Автор: Фридрих Ницше
• Жанр: Философия
• Год: 2010

«Веселая наука» (1882) была одной из самых любимых книг Фридриха Ницше. Она не только несла определенный полемический заряд, но и имела целью предложить позитивную программу по преобразованию науки, философии и, в конце концов, мировоззрения. Хочется надеяться, что этот оригинальный проект будет интересен современному читателю.

---

Предтечи. – Я приветствую всякий признак наступления более мужественного, более воинственного времени, которое вновь заставит людей почитать храбрость! Необходимо ведь подготовить путь еще более высокой эпохе и собрать силы, которые будут еще нужны, когда явится героизм знания и поведет войну за мысль и ее последствия. Но тут нужна подготовительная работа многих людей, которые, конечно, не могут явиться из ничего – а тем более из песка и тины современной цивилизации и современного образования: нужны люди, которые умеют молча, одиноко, замкнуто быть довольными и неуклонными в невидимой деятельности; люди, которые по внутренней склонности ищут во всех вещах то, что в них нужно одолеть; люди, которым столь же свойственны ясность, терпение, прямота и презрение к великому тщеславию, сколько и великодушие в победе и снисхождение к мелкому тщеславию побежденных; люди с острым и свободным взглядом на всех победителей и на значение случая во всякой победе и славе, люди с своими праздниками и буднями, с собственными горестями, привычные и ясные в приказании и столь же готовые, когда нужно, повиноваться, и в том и в другом случае одинаково гордые, одинаково служащие своему собственному делу; люди более испытанные в опасности, более плодотворные, более счастливые люди! Ибо – поверьте мне, – тайна довести жизнь до высшей ее производительности и взять от нее maximum наслаждения – это жить в опасности! Воздвигайте ваши города на Везувии! Отправляйте ваши корабли в неисследованные моря! Живите в войне с себе подобными и с самими собой! Будьте разбойниками и завоевателями, пока вы не будете господами и владетелями, вы, познающие! Скоро минет то время, когда вам можно было, подобно трусливым оленям, жить, скрываясь в лесах! Знание, наконец, протянет руки к тому, что ему подлежит: – оно захочет господствовать и обладать, и вы с ним!

Вера в себя. – Немногие люди вообще имеют веру в себя; – и из этих немногих одни пользуются ей, как полезным ослеплением или как некоторым затемнением своего ума – (что бы они увидели, если бы могли заглянуть в глубину самих себя!), другие стараются прежде заслужить ее: все, что они делают хорошего, дельного, великого, служит для них прежде всего аргументом против скептика, который живет в них: его нужно убедить или склонить, а для этого нужен чуть ли не гений. Это – люди с великой неудовлетворенностью собой.

Excelsior. – «Ты никогда не будешь больше молиться, никогда – поклоняться, никогда больше не успокоишься в бесконечной уверенности, – ты не захочешь снять покрывала с своих мыслей и остановиться перед последней мудростью, последним благом, последним могуществом – у тебя нет больше постоянного стража и друга для твоих семи уединений, – ты живешь, невзирая на вершину, которая несет снег на главе и огонь в сердце, – нет больше для тебя награждающего, нет, наконец, совершенствующего, – нет больше смысла в том, что совершается, любви в том, что делается по отношению к тебе, – для твоего сердца нет более места успокоения, где бы оно могло найти и не искать более, ты отвергнешь когда-нибудь последний мир, ты хочешь вечной смены войны и мира: человек отрицания, от всего ли ты хочешь отречься? Кто даст тебе силу для этого? Еще никто не обладал такой силой!» – Море заставили отступить, хотя оно и боролось когда-то, и там, где оно прежде плескалось, воздвигли плотину: с тех пор это море поднимается все выше. Может быть, именно то отрицание даст и нам силы, с которыми можно перенести самое отрицание; может быть, человек оттуда только начнет подниматься все выше и выше, где он не будет более изливаться в божество.

Между строк. – Здесь обитают надежды; но что вы увидите и услышите от них, если вы в своей собственной душе не переживали блеска и жара и утренней зари? Я могу только вспоминать – более я ничего не могу! Камни начинают двигаться, звери становятся людьми – этого ли хотите вы от меня? Ах, если вы еще камни и звери, поищите себе своего Орфея!

Отрада в слепоте. – «Мои мысли, – говорил странник своей тени, – должны показать мне, где я стою: но они не должны показывать, куда я иду. Я люблю неизвестность в будущем и не хочу погибать от нетерпения и предвкушения обещанного».

Возвышенные настроения. – Мне кажется, что у большинства людей не хватает веры в возвышенные настроения, хотя бы на четверть часа, или даже на минуту. Исключение представляют немногие, кто на опыте узнал большую продолжительность возвышенных чувств. Но быть человеком высоких чувств, воплощением единого великого настроения – это было до сих пор только мечтой и восхитительной возможностью; история еще не дала нам достаточно ясного образца в этом отношении. Тем не менее она создаст когда-нибудь и таких людей, – тогда, когда появится и укрепится известная сумма благоприятных условий, каких не может теперь быть даже в самом счастливом случае. Быть может, для этих будущих душ будет обычным состоянием то, что до сих пор лишь изредка, как исключение, наполняло трепетом нас: постоянное движение между высоким и глубоким и чувство высокого и глубокого, как бы постоянное восхождение на ступени и в то же время пребывание на облаках.

На корабли! – Если вспомнить, как на каждого человека действует общее философское оправдание его образа жизни и мысли, – оправдание, в котором он видит согревающее, благословляющее, оплодотворяющее, ему только светящее солнце; солнце, независимое от похвалы и порицания, самодовольное, широкое, щедрое на счастье и благоволение, незаметно превращающее злое в доброе; солнце, заставляющее расцветать и созревать все силы и глохнуть мелкие и крупные плевелы скорби и неприятностей, – если принять все это в расчет, то в конце концов вы страстно воскликнете: о, если бы явилось еще много таких новых солнц! И злой, и несчастный, и человек-исключение должны иметь свою философию, свое доброе право, свой солнечный свет! Не сострадание здесь нужно! – Пора нам разучиться этим причудам великодушия, хотя мы на них до сих пор учились и выросли, – мы не можем предложить им исповедующих, заклинающих и прощающих грехи! Нужна новая справедливость! И новый лозунг! И новые философы! И моральная земля кругла! И мораль имеет своих антиподов! И антиподы имеют свое право на существование! Нужно открыть еще другой мир, – и даже более, чем один мир! На корабли, о философы!

Одно только нужно. – Обработать в известном стиле свой характер – одно из великих и редких искусств! Только тот обладает им, у кого не ускользает от внимания ни одна из сильных и слабых сторон его природы и кто прилаживает и отделывает все свойства своего характера до тех пор, пока они не будут являться выразителями искусства и разума и пока даже самые слабости не приобретут известной привлекательности. Здесь слишком много одного, там недостает другого, а исправление всего этого требует продолжительной работы, которая должна происходить изо дня в день. Тут надо скрыть какой-нибудь недостаток, который никак не устранить, там его истолковывать, как нечто возвышенное. Для дальнозорких приходится сохранить и извлечь много шаткого, не подходящего ни под какую форму, что служило бы намеком на ширь неизмеримую. Наконец, когда работа закончена, выясняется, насколько она находилась под давлением одного и того же вкуса, который властно накладывал свой отпечаток как на крупные стороны характера, так и на мелкие. Был ли вкус хорошим или плохим, этому придается меньше значения, чем это думают, – достаточно того, чтобы налицо был единый вкус! И только сильные, властолюбивые натуры в этом принуждении, в этой неволе, в этом процессе отделки самих себя по своему собственному закону будут вкушать свою самую утонченную радость; страсть их могучей воли облегчается при взгляде на всякую выдержанную в известном стиле природу, на всякую побежденную и подчиненную природу; даже в тех случаях, когда им приходится возводить дворцы и разбивать сады, они и тогда стараются не дать природе свободы. – Напротив, характеры слабые, не владеющие собой, ненавидят те узы, которые налагает стиль. Они чувствуют, что под давлением этого ужасного принуждения они становятся пошляками, что, служа чему-нибудь, они сами становятся рабами, а потому им ненавистно служить. Люди, обладающие таким духом, – а между ними встречаются индивиды, стоящие в первых рядах человечества, – стремятся представить и себя, и окружающую их обстановку свободной природой – дикой, произвольной, фантастической, беспорядочной, удивительной: и в этом их благо, ибо только таким путем они и могут сделать себе добро! Ибо одно только и нужно, чтобы человек был сам доволен собою, каким бы искусством или вымыслом он этого ни достиг: ведь только при таком условии и возможно выносить присутствие человека! Всякий недовольный собой готов мстить за это, и мы, остальные, становимся его жертвами, хотя бы уже потому, что мы должны всегда переносить его неприятный вид, а это делает нас самих дурными и мрачными людьми.