Зинаида Гиппиус - Том 7. Мы и они

• Название: Том 7. Мы и они
• Автор: Зинаида Гиппиус
• Издательство: Русская книга
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-268-00453-0, 5-268-00516-2

В 7-м томе впервые издающегося Собрания сочинений классика Серебряного века Зинаиды Гиппиус (1869–1945) публикуются ее книга «Литературный дневник» (1908) и малоизвестная публицистика 1899–1916 гг.: литературно-критические, мемуарные, политические статьи, очерки и рецензии, не входившие в книги.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Вот слова, до такой степени простые и точные в устах «либералов», что, едва мы от простоты толкования отступим, – мы их исказим, исфальшивим, и сами запутаемся.

Всякое время, решительно всякое, своих –

Жертв искупительных просит.

«Честность» – и есть честный выбор, то есть ответственный, то есть со всеми – из него вытекающими – жертвами. Вплоть до жертвы жизнью, если надо.

Умираю, потому что был я честен…

Спешу повторить: дело в – факте выбора, а не в том сейчас, каков выбор, «правый» или «левый». Да, есть для каждого времени свой верный выбор и свой ложный. Но, выбрав и ложный, и за него умирая (если б пришлось), с одинаковым правом скажется:

Умираю, потому что был я честен…

Блок не ошибся насчет А. Григорьева: он, действительно, «умер не потому, что был честен». Даже умер как раз потому, что был не «честен». Он погиб, как растерянная приблудная собака, попавшая между двумя армиями во время сражения. Которая из этих армий повинна в его гибели? Обе (мы знаем, что и противники «либералов» совершенно так же «травили» его), обе, а вернее – ни одна. В гибели Ап. Григорьева повинен он сам, его судьба. Не мог стать человеком. У него было лишь «заглядыванье на человеческое» (по Блоку)… впрочем, и «на небо взглянуть не хватало догадки».

Минули годы: прошло более полувека. Что изменилось? Ничего, уверяет нас Блок. И до такой степени верит в это «ничего», что с горечью и трепетной болью встает за Григорьева как за живого, сегодняшнего, еще не погибшего – погибающего. Защищать его (и, кстати, благополучно здравствующего В. Розанова) от тех же, до наших времен на тех же местах будто бы досидевших «либералов-тушинцев», – от Белинского, Писарева, Добролюбова и К°, от их грубой власти. Будто вчера только, на небеленой по случаю войны бумаге, вышел помер «тушинского» журнала, где отпечатан лозунг: «сапоги выше Шекспира», а на следующей странице –

Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан.

И тянутся длинные руки «властителей дум», чтобы запрятать поэта в «либеральный лубок». У него, мол, «касанье мирам иным». Виновен, и не заслуживает снисхожденья.

Такая вера, до самозабывчивости, в неподвижность, такая слепота, до детскости, к истории, к смыслу ее постоянное «смены – перемены» – даже изумляет, как что-то исключительное. Я невольно останавливаюсь на тех местах в статье Блока, где он до очевидности «смешивает все времена»; останавливаюсь и думаю: это не так просто. Этому должно быть какое-то психологическое объяснение.

Но если перемена есть, что же изменилось? Неужели, в противовес убеждению Блока, скажем, что все изменилось? Неужели умер Григорьев, умерли «Белинские – Писаревы» – и так и миновали, без возврата? И места их пусты, и трагедии их кончились, – все кончилось?

Конечно, нет. Мир тот же. Человечество то же. И те же у него – коренные – трагедии.

Одна из них – вечная трагедия выбора, сопряженного с жертвенностью. Тут изменяется только внешность – только формы, одежды. Мы уже говорили выше, как трудно осознать и точно определить современнику главную линию его выбора. Опять выбор пути происходит – как действие интуитивно-волевое. Всестороннее освещение его принадлежит будущему историку.

И я ограничусь только теми, слишком явными, переменами, которые мне кажутся знаменательными и которых упорно не видит Блок.

Он борется сейчас, сегодня, за права глубокой души, за «касанье мирам иным», против гнета «либеральных властителей дум». Переносит прошлое в настоящее, не замечая, что в настоящем для этого просто нет места, нет поля для этой борьбы.

Прежде всего – нет «властителей дум». Или вовсе нет, или, во всяком случае, они не среди внуков Белинского, Чернышевского и т. д. Никому в голову не придет назвать нынешних «либералов», вернее, тех, кто сидит на соответствующих местах, «властителями дум». Они и сами себя так не называют. Да и прежняя форма, сплоченная, «интеллигентская кучка», – изменилась не количественно только, а качественно, по существу: в процессе разрастания «кучки» исчезла ее сплоченность, однородность, острота. Всяческие переливы и оттенки сделали возможными внутренние столкновения. Мы часто видим, например, серьезные (более резкие, чем у Блока) нападки именно на «либералов». Но мы понимаем, мы знаем, как звучит сегодня это слово и с какой точки зрения нападки правильны. Не с архаической точки зрения Блока, очевидно…

Что касается внешней, общей борьбы, – и она изменила облик, по существу оставшись той же. Силою вещей, ходом истории превратилась из окольной – в открытую, из борьбы «кучки» – в борьбу «общества», – в действительно «общественную»…

Но возьмем здесь, для простоты, общество, в его разнородных оттенках, под один знак: «передового устремления». Как относятся все эти современные «свободники» – к современным Ап. Григорьевым? Посмотрим, нет ли хоть следа где-нибудь, хоть намека на прежнее отношение?

Нет. Мы увидим что-то совершенно новое. Лучшее? Худшее? Вопрос. Новое – во всяком случае.

Понять не трудно, откуда и как родилось это новое, если проследить ход «либерализма» по прямой линии.

Вслед за широкой волной покатились более мелкие. Наступил, недолгий, правда, период годов воистину «глухих». Что Белинские и Чернышевские требовали от Ап. Григорьева? Ведь не отказа же от «касаний мирам иным»; не за сложность и широту души, не за проникновенную любовь к поэзии, не за «необщее выраженье» – гнали его. Отнюдь! Требовали: будь человеком! т. е. сделай выбор. Если (только «если»!) он по времени укажет тебе именно эту жертву – будь готов принести и ее. Ему говорили: «Поэтом можешь ты не быть» (а можешь и быть), «но человеком быть обязан» (все мы обязаны).

Погиб Григорьев, не пошедший ни на какие жертвы. Умерли, исполнив честно свое историческое дело, Белинские-Чернышевские. И вот после них «в года глухие», в измельчавших волнах «либерализма» незаметно повелось, что «поэзия» и «касанья мирам иным» стали сами но себе подозрительны. Подоплека была все та же, – «будь человеком!», но она затерлась. Сыновья Белинских, изживая наследие, за временем не следили; только блюли, охраняли внешние рамки мертвеющих законов. «Поэтом можешь ты не быть…» – постепенно стало превращаться в дикое: «Поэтом ты не можешь быть…»

Такие уклоны вызвали быстрый перелом. Он совершился в девяностых годах прошлого столетия. Новые люди с душами сложными и тонкими, поэты художники, – праведно взбунтовались против выветрившихся «традиций». Освобождение искусства, художественной литературы было полным. Эстетический принцип торжествовал. Литература разрослась широко, расцвела небывало пышным цветом. И даже без особенного труда сломала она старые «законы»; когда смысл их, содержание, забывается или затирается, они, эти законы, хрупки. Возродился Тютчев, Боратынский – не говоря о Пушкине. Радостно протянули мы руки тонкой молодой литературе Запада. Тютчев даже не возродился, а точно вот с нами, тут же, родился

В конце концов и «традиционисты» сдались. Дольше упорствовали престарелые сыновья Белинских – Чернышевских. Но их немного осталось. А внуки сдались, признали права искусства на неограниченную свободу. Да, кстати… (размах эстетического освободительного движения был широк…) кстати, получили права на такую же свободу и сами служители искусства, все его творцы и поборники, все, кто так или иначе заявлял о своем «касаньи мирам иным».

Вот это снятие всех уз не с «поэзии» только, но и с «поэтов» я считаю фактом чрезвычайно важным. Он совершенно изменил положение дел.

Когда Блок сегодня, с живой злобой накидывается на каких-то «либералов», будто бы «душащих поэзию», либеральные внуки вправе пожать плечами: что вы? Кого мы душим? Да мы сами первые любители вашей прекрасной поэзии. Все двери для вас открыты. Оглянитесь.

Действительно: где, когда «обязывали» хоть бы того же Блока «быть гражданином»? Слыханное ли это дело? Старички – «сыновья», ютясь в литературных уголках, еще выбирают потихоньку из литературных оскребок стихотвореньице «с темой», но ведь они без претензий, и к Блоку даже не сунутся. Недавно промахнулась было молодая «Летопись», напечатав безграмотные стихи с примечанием «зато поэт-рабочий»… Но это случайно, теперь и в «Летописи» самые стихотворные стихи, тот же Блок, между прочим.

А недавние «Заветы», которыми руководили внуки «либералов»? В них был цвет современной поэзии, все «имена». Единственный паспорт спрашивался – «касанье мирам иным».

Поэтом должен быть поэт:
Других обязанностей нет…

И нет. Никаких. Ничего не требуется, кроме «бряцанья». Пиши хорошо – и будь чем хочешь, делай что знаешь. Твоя вольная волюшка. Но зато…