Зинаида Гиппиус - Том 5. Чертова кукла

• Название: Том 5. Чертова кукла
• Автор: Зинаида Гиппиус
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-268-00453-0, 5-268-00490-5

В пятом томе Собрания сочинений классика Серебряного века Зинаиды Гиппиус (1869–1945) публикуются романы «Чертова кукла» (1911) и «Роман-царевич» (1912), а также стихотворения доэмигрантского периода творчества писательницы.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

– Вы странная, странная… И глупая… Упрямая… – рассердилась Наташа. – Все это пустое. Самообман. Душе-спасение, если хотите. Не могу жить «без идеи»! Скажите! А если идея-то гораздо лучше будет жить без вас? Тогда как? Идея должна двигаться, менять форму, должна крылья новые растить, а вы, может, ей только мешаете?

Хеся ничего не поняла, испугалась за Наташу.

– Я не знаю, о чем вы… – прошептала она. – Я не про то говорила. Да зачем нам об этом? Вы не сердитесь, ну, будем спать.

Молчание. Вдруг из темноты опять зашелестел было голос Хеси:

– Михаил…

– Молчите о Михаиле! Молчите! Наташа чуть совсем не вскочила с постели.

– Ни слова о Михаиле! И я не знаю, что с ним будет, и вы не можете понять, где он теперь и чего хочет! Личиками еще мы с вами для этого не вышли, да и не надо! Но судить впустую я тоже не хочу. И не позволю.

Хеся совсем затихла, даже дыхания ее не было слышно.

– Ну, спите, Хеся, ничего, – мягче сказала Наташа, опомнившись. – Ведь это не обида. Так… Я зла, очень зла. Оттого, что и я, может быть… тоже очень несчастна. Я никого не люблю и, кажется, не могу уж никого любить. Не знаю, нужно ли даже любить. Я – как Юрий… только в том и разница, что все ему дает радость, а мне все – страдание… Прощайте же, Хеся, спокойной ночи. Простите меня.

Она отвернулась и закрылась с головой одеялом, пряча глаза от лапчатых теней лампадки. Шумели березы. Деревянно и гулко стучали по крыше копыта дождя.

Глава двадцать третья Троебратство

В чайной на барке, где всякого люда бывает довольно и всякие разговоры ведутся, Михаил опять сидел со своим новым знакомцем – Лавром Иванычем. Это уже в третий раз они виделись.

Тогда, после собрания, Лавр Иваныч подождал Михаила на тротуаре, сразу с ним заговорил, потом они походили по улицам часа полтора. И стали встречаться. Михаилу понравились острые глаза, говор и то, о чем заводил беседы новый знакомец. Несмотря на привычку обязательного недоверия, Михаил не мог отнестись к нему с подозрением: видно было, что это человек совсем из другого какого-то мира, неизвестного, занят чем-то своим, занят Михаилом потому, что «о мыслях его любопытствует», а больше ничего.

Жизнь Михаила так сложилась, что он почти отвык от людей. Давно уже знал немногих и все одинаковых; разговоры между этими одинаковыми тоже были почти всегда одинаковые. И от Лавра Иваныча дохнуло на него если и не свежим воздухом, то во всяком случае другим, незнакомым.

Михаил уже знал, что Лавр Иваныч не «сектант» (как сначала подумалось), а бывший старовер. «После пошел в единоверие, ну, и это как-то у меня не вышло, – признавался он. – Ныне, можно сказать, ни там, ни здесь, прямо нигде, все книжки почитываю, мир пытаю». Он и в самом деле был очень серьезно начитан. «Времени много, торговля налажена, идет себе потихоньку, а человек я одинокий».

Михаил в этот вечер был пасмурен. Раздражал граммофон, раздражали и двое парней за соседним столиком, пьяных, которые, однако, говорили о «божественном». Старые мысли о себе раздражали, наянливые. «Что ж, думалось, и я, как Лавр Иваныч: ни там, ни здесь, прямо нигде».

– А вот еще желал я вас нынче спросить, – сказал Лавр Иваныч, – знаете вы тут троебратство одно?

– Троебратство? Нет, я ведь никого не знаю. Это что же, секта какая-нибудь?

– Нет, зачем? Так мы между знакомыми называем. Я нынче туда побывать хочу, в гости, так вместе, если угодно, поехали бы.

Михаил насупился.

– Я не могу ехать неизвестно к кому. Да и зачем мне?

– Отчего же? Вот мы с вами побеседовали, сдружились. Их бы поглядели тоже, коли не знаете. Это старец один, потом племянник его, хроменький, ну, и мастеровой еще с ними живет.

– Старец? Как же вы говорите – не секта? Учитель, что ли, ихний?

– Нисколько не учитель. Старец – я сказал в том смысле, что уж почтенных лет человек…

К великому изумлению Михаила, Лавр Иваныч объяснил, что «старец» – профессор и фамилия его Саватов.

– Как, тот самый Саватов, известный?

– Да, он многим известен. Теперь уж он лекции только на одних женских частных курсах читает. Неприятности у него в свое время бывали. Да он такой еще бодрый.

– А племянник?

– Племянник здоровья слабого. Он археологией, что ли, занимается.

– Я не понимаю, о каком же вы троебратстве? И при чем тут мастеровой?

– А они втроем живут, вместе и как бы в одних мыслях. Ничего, в согласии живут. И Сергей Сергеевич мастеровой этот, ихний же. Сергей-то Сергеевич семейный, да жена не захотела, не согласна, что ли, в чем-то, ну, так она отдельно живет с детьми, в гости друг к другу ходят.

– Странно! – сказал Михаил. – Какие же у них мысли? Право, на секту похоже.

– Мысли обыкновенные, разные, я к тому сказал, что они у них согласные. Вы сами спросите, коли поедете. Гостям там всегда рады. Между прочим, иные их еще «временщиками» зовут, ну, да это так: потому что у них свое мнение о временах.

– О временах?

– Да, насчет истории. Что всякое время свою правду оправдывает и нужно прежде всего времена узнавать, ну, и так далее.

– Пожалуй, поедемте, – сказал Михаил, вставая. – Я что-то вас не понимаю, но, если это Саватов, я могу поехать на часок. Куда ни шло. Только как же вы повезете незнакомого? Ведь и вы меня не знаете.

– Это что! – улыбнулся Лавр Иваныч, махнув рукой, и они отправились.

Дорогой, пока ехали в трамвае, Михаил старался припомнить все, что когда-нибудь слышал о Саватове. Но ничего определенного не вспомнил. Говорили о нем просто, как об «известном ученом»; когда-то он «пострадал», но это было давно и, главное, все вне тех интересов, которыми последние годы жил Михаил.

Идя по узкому переулку рядом с Лавром Иванычем, у самого дома Саватова Михаил вдруг вспомнил, что он одет нынче рабочим, в синей рубашке и в картузе. Стало стеснительно почему-то и кстати пришло в голову, что же о нем Лавр Иваныч думает?

– Я… в таком костюме сегодня…

– Это ничего, ничего, – ободрил его Лавр Иваныч. – Они и так узнают, какого вы звания человек.

Михаилу стало совсем не по себе.

– Что такое узнают? Что им знать? Да куда вы меня ведете?

Лавр Иваныч удивился. Поглядел остро.

– Экий какой у вас дух неспокойный, Господи Боже! – сказал он с грустным упреком. – Страха человечьего бояться – с человеками не знаться. Да вот уж мы и пришли.

Маленькая чистая квартирка в деревянном доме. В длинной столовой – накрыт чай. Дверь гостям отпер коренастый человек в такой же синей рубашке, как у Михаила. Провел их в столовую, сам сел за самовар.

Худенький старичок с подстриженной белой бородкой поднялся с кресла. Михаил заметил, что кресло было старинное, красивое. Тут же, у стола, сидел за книгой третий человек, рыжеватый, с бледными щеками и очень веселыми, темными глазами.

– Ага, здравствуйте, – сказал старик живо, подавая руку Михаилу. – Вы с Лавр Иванычем? Вас, Лавр Иваныч, я как будто давно не видал.

Лавр Иваныч отер бородку ситцевым платком и сел.

– Давно-с, давно. Зачитался я. Людей позабыл. Ну, как вы?

– Да ничего, помаленьку, – ответил человек в синей рубахе, Сергей Сергеевич. – У меня сынишка болен был на этой неделе, чуть не помер.

Рыжеватый весело улыбнулся.

– Отходили, теперь ничего, – сказал он.

Разговор завязался. Лавр Иваныч стал рассказывать о собрании, о речи Юрия Двоекурова и стал опять волноваться. Рассказал очень связно и понятно.

– Ну, не чертова ли кукла? – закончил он сердито. – Ну, статочное ли дело?

Саватов улыбался.

– Браниться-то не для чего, не для чего. Ведь никого не вразумили? А впрочем – что ж? И побраниться иной раз хорошо. – Подумал, прибавил: – Я этого студента знаю. Хорошо. И давно. Красивенький. Не очень интересный, а неприятный.

– Вот вы как, осуждаете! – сказал Михаил, все время молчавший. – И это неверно: Двоекуров именно приятный.

– Я не в осуждение сейчас сказал, хотя почему нельзя осудить? Студент, если хотите, не неприятный, а страшный.

– Почему это?

– Да потому, что он не интересен, а кажется интересным. Его, может быть, вовсе нет, а кажется, что он есть.

– Этой мистики я не понимаю! – резко сказал Михаил. Рыжеватый племянник взглянул на него удивленно.

– Отчего вы сердитесь?

Они все трое глядели на него с удивленной ласковостью.

Михаил смутился, но вдруг вспыхнул.

– Оттого, что я не понимаю ни себя, ни вас! Для чего я к вам пришел? Точно у меня так много времени! И что вы все такое? Почему у вас троебратство, что за чепуха?

Старичок Саватов, глядя на него, тоже рассердился.

– Достаточно у вас времени, не торопитесь! Почему чепуха? Называйте как хотите, хоть пустогоном, от слова не станется. А почему нам не жить вместе, если мы этого хотим и нам это нравится?