Дмитрий Полковников - Герой не нашего времени. Эпизод II

• Название: Герой не нашего времени. Эпизод II
• Автор: Дмитрий Полковников
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-227-05585-9

Война всегда обманна. Если ты что-то можешь, показывай врагу, что не можешь, если ты слаб, создавай видимость, что силён, если готов напасть, напусти на себя смиренный вид. Вот и Саша Панов пошёл по этому пути, заранее зная, что нет шансов победить, а обманывать приходится даже друзей. Но надо сделать всё возможное и невозможное, чтобы крепость и город не застали врасплох, и продержаться хотя бы полдня, прикрывая отступающие от границы войска.

---

«Ой! – поморщился Ненашев. – Сейчас начнёт канитель». Примерный набор фраз Ненашев знал: враг не победит, потому что наша армия морально более стойка и лучше вооружена; у нас умелые командиры, которыми руководят партия и великий вождь народов товарищ Сталин; наш боец стоит выше любого солдата иностранной армии, потому что сбросил с себя иго капитализма, а тот ещё не успел; нас поддержит надёжный и сплочённый тыл; враг будет отброшен и бит на его же территории. Ну, ещё там что-то про интернационализм и дружбу пролетариев всех стран и то, что немецкие рабочие непременно поднимутся.

– Товарищи, прошу вас спокойно отнестись к заявлению ТАСС. Война с фашизмом неизбежна. Но вы даже не представляете, как мы близки к этой войне! – неожиданно для Ненашева начал лектор, а потом очень едко прокомментировал текущую международную обстановку.

Панов аж заслушался: есть и тут острые на язык люди и аккуратно злые в суждениях![32]

Через час он закончил, и народ принялся обсуждать выступление, разделившись примерно на две группы. В первой «военные специалисты» яростно спорили, как долго продлится война.

– Две-три недели, и мы будем в Берлине.

– Нет, так быстро не управимся, месяца три – и будет наша полная победа.

Спорили и о судьбе Германии, как скоро немецкий рабочий класс свергнет Гитлера; как быстро немецкие «рабочие и крестьяне в солдатских шинелях» повернут оружие против общих классовых врагов. Да, именно – как быстро, а не вообще – повернут или нет.

– Товарищ капитан, когда мы фашистов победим? – Лейтенанты обратились к Максиму, как к настоящему эксперту.

Панов сжал волю в кулак. Он уже прикинул, когда и в какой последовательности каждый из них… может не вернуться из боя.

– Когда все зачёты сдадите, – туманно ответил комбат.

Да, до главного зачёта осталось всего ничего. Он вздохнул, каждый, с определённой степенью вероятности, скоро войдёт в категорию безвозвратных или, если сильно повезёт, санитарных потерь.

Мрачное выражение лица Ненашева поняли, как желание скрыть что-то важное и секретное. Да и вообще, чудит их «старик». Тридцатидвухлетний капитан казался именно таким. Только девушка, которую они изредка видели с Максимом, заставляла их завидовать командиру.

Впрочем, в их памяти остался и другой романтический момент.

Как-то капитан сунулся в палатку лейтенантов. Как всё образцово! Светят керосиновые лампы. Негромко шепелявит патефон, а ребята собрались около большого чайника и бутербродами с пайковой колбасой. Закуска, значит, ага. И начальник штаба здесь. Что, авторитета не хватает? Прямо кружок «унылые руки».

– Веселье в самом разгаре!

В ответ деликатно испугались, но промолчали.

– Вижу, только что вскипел, – усмехнулся Максим, трогая холодный чайник.

Налил себе полстакана «кипяточка» и под панические взгляды, не морщась, выпил.

– Заварки мало положили! Не впечатлён!

«М-да, а неплохой у них самогон».

Нет, сам виноват, ребят два дня держал совсем без сна. Вот они и решили расслабиться…

Вторая группа сконцентрировалась около немногочисленных «дедов», побывавших на финской войне, и что-то обсуждали, но очень тихо. Вот подошли к Иволгину. Он оглянулся на Ненашева, немного сконфуженный.

– Максим Дмитриевич, люди в увольнение просятся, и не подумайте, что просто так. Хотят сфотографироваться и послать родным карточку.

Его явный промах. Всё же отцы, матери и невесты у бойцов есть. Эх, бросить бы жребий, кому быть убитым, кому раненым, а кому неуязвимым врага бить. Комбат досадливо вздохнул.

– Иволгин, договоритесь с гарнизонным фотоателье. Будем снимать бойцов повзводно, за мой счёт. Если захотят индивидуально и с друзьями, пусть сами определятся и оплатят. Суворов, составьте график. Но сначала соберите взводных и разыграйте очередность, чтоб без обид. На групповом снимке командиру вместе с бойцами быть обязательно.

После войны, если кто выживет, может, вспомнят друг друга, глядя на карточку. Вдруг пропадут документы батальона. А ему срочно нужен фотоаппарат, делать панорамный вид из амбразур.

Алексей подошёл к задумавшемуся о чём-то комбату.

– Что тебе?

Ну что же, к резкости Ненашева не привыкать. Что-то вновь испортило ему настроение.

– Я хочу сам всё сделать, – произнёс Иволгин, наблюдая, как округлись глаза капитана. Он его теперь по-настоящему уважал.

– Уверен? Тогда вперёд, комиссар, – улыбнулся комбат. Лицо его на миг смягчилось, и он дружески хлопнул замполита по плечу.

Иволгин чуть ли не на крыльях улетел в Брест.

Отношение Максима к «замполитам», особенно тем, кто пахал в батальонном и ротном звене, стремительно менялось.

Боец со смешной фамилией Корзинкин и медалью «За отвагу» рассказал ему как-то про войну с финнами. Перед началом первого боя с красноармейцами, которые должны были штурмовать дот, проводил беседу политрук, призывая идти на подвиг. Когда надо было выступать, принялся прощаться, но народ агитатора остановил: «Пойдёмте вместе с нами, товарищ комиссар». И тот не струсил: отвечая на откровенный вызов, взял и пошёл…

Его тело потом Корзинкин видел лично. Политрук лежал ничком вместе с остальными трупами, раздавленный огнемётным танком, подавившим дот. Его тело отличалось в общем месиве лишь двумя позолоченными пуговицами на уцелевшем хлястике шинели[33].

Но если вместо мудрого ворона прилетает дятел, эффект непредсказуем. Прибывший к сапёрам «работник политпросвета» Горбачёв[34] зачитал заметку из газеты, старательно выделяя голосом слова, опровергающие слух о скорой войне, и после минутного общения сослался на спешку, схватил портфель и ускакал на следующий участок строительства.

Да, уели его сапёры, ехидно интересуясь:

– Почему вы называете Данциг Дансингом?

Елизаров возвращался в город, старательно глуша чувства. Логика подсказывала: Ненашев его сознательно запугивал. Ну не может обычный человек с такой точностью прогнозировать события.

Он покачал головой, тщательно анализируя разговор. Бред какой-то, час назад он почти поверил и начал искать смысл в каждой, путь и насмешливой, фразе комбата. Нет и не будет пророков в любом отечестве.

Гнетущее чувство тревоги возникло вновь на улицах Бреста. Жители быстрее немцев отреагировали на типографскую заметку. Мука, сахар, керосин, мыло, ткани и обувь давно раскупались нарасхват, но в этот день началось безумие.

Ну, ещё понятно, когда освободили Западную Белоруссию, в городах со снабжением товарами стало совсем плохо. Потом чуть наладилось, в магазинах появился хлеб, молоко и конфеты-подушечки, но очереди не исчезли. Как раз их местные приняли очень озлобленно, не понимая, как напрягает силы страна, готовясь к стальной обороне и двойному удару по врагу. Приобретать на рынке вещи могли многие, в основном «восточники»[35].

В госмагазинах мужской костюм стоил триста пятьдесят рублей, часы на сотню дешевле. А еду пограничный народ чаще всего покупал на базаре у селян: больше выбор и нет толкотни в магазинах. Да и жди ещё, когда завезут в военторг дешёвое мясо по два рубля за килограмм.

Но теперь в очередях стояли не только местные. Появились жёны и дети товарищей, прибывших укреплять в Западной Белоруссии советскую власть. Разделял прохожих на «восточников» и «западников» разведчик безошибочно. И не по одежде, как Ненашев, а по знакомому выражению лица.

И так на каждой улице. У каждого магазина. На цены никто не смотрел. Товар заканчивался, но сразу находился энтузиаст, который принимался записывать очередь на следующий день. Потом люди кидали жребий, кто будет караулить места ночью, чтобы к ним не набежали «чужие».

А что творилось у сберкассы! Милиционеру едва удавалось сдерживать толпу. Спросив, в чём дело, Елизаров узнал: жители ринулись снимать деньги и пытались сдать обратно облигации госзаймов. Просьба успокоиться и не поддаваться паническим слухам, распространяемым провокаторами, ещё больше возбудила толпу. А когда услышали, что в день теперь выдают только по пятьдесят рублей, стали раздаваться откровенно антисоветские выкрики.

Публика решила стоять до последнего. Надо быстрее избавиться от ставших внезапно проклятыми советских рублей. Рядом шныряли какие-то типы, предлагая позабытые злотые за рубли и наоборот по специальному курсу. Но не здесь, надо отойти в подворотню.

Очередь, где давали крупу строго по полведра в руки – иначе до закрытия не хватит, – двигалась мучительно медленно. Люди страдали от жары, переругивались, перешёптывались, передавая друг другу какие-то новые слухи.

Но больше всего очередь возмущалась тупостью кассира, которая, казалось, жутко медленно считала цену за весовой товар, мучительно множа рубли на килограммы на деревянных счётах. В её глазах читался ужас от вида обозлённой толпы.

Внезапно люди ещё больше зашумели, зашевелись: какой-то товарищ в белой кепке, сером френче и парусиновых туфлях пытался пройти без очереди, мол, он «имеет право», и ему «некогда». Гражданину сразу нанесли два удара – в лицо и в выпирающий живот. Сразу вмешалась милиция, драчунов с трудом, но разняли и под возмущённый свист зрителей повели в отделение составлять протокол.