Ирвинг Стоун - Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон

• Название: Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон
• Автор: Ирвинг Стоун
• Издательство: Мысль
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-244-00800-5

В книге Ирвинга Стоуна воссоздаются образы реальных исторических лиц — седьмого президента США Эндрю Джэксона и его жены Рейчэл. Автор стремился увидеть, почувствовать и показать в своих героях образ Америки конца XVIII — первой трети XIX века, который может быть понят только в контексте формировавшихся национальных традиций.

---

— Можно войти внутрь, дорогой?

Эндрю приподнял тяжелую кожаную петлю, служившую замком, и открыл дверь для Рейчэл. Она вошла внутрь, через открытую дверь и ее плечо в здание заглянуло и солнце. Деревянный пол размером семь метров на восемь был чистым, словно кто-то подмел его накануне. Брусья были уложены с искусством мастера, время отполировало их до блеска, и отбрасываемые ими солнечные лучи освещали массивные балки над головой. Известь, которой были заделаны щели между бревнами, приобрела цвет теплого серебра. Рейчэл подошла к камину, сложенному из булыжников. Камни камина были подобраны с большим вкусом, и их цвет гармонировал со всей комнатой. Камин был огромным — в холодные дни в него вместилась бы целая вязанка хвороста. Рейчэл стояла перед камином, покоренная его красотой.

— Эндрю, здесь великолепно.

— Это всего лишь бревенчатая хижина, как все другие…

— О нет, мой дорогой, этот дом не похож на другие. А название Эрмитаж означает… убежище?

Книга четвертая

/1/

В один из дней последней недели августа 1804 года они осторожно проехали по извилистой дороге к подножию холма. Эндрю правил первым фургоном, Рейчэл устроилась в карете, нагруженной их личными вещами, серебром, платьями, постельным бельем. Вслед за ними следовали Молл, Джордж и другие негритянские семьи; в их фургонах находились посуда, кухонная утварь, сельскохозяйственный инвентарь и другое имущество. Позади тащился скот. Хантерз-Хилл был продан вместе с мебелью, кроме кровати, на которой они спали со времени возвращения из Байю-Пьер, пианино, купленного Эндрю для нее в Филадельфии, напольных часов и письменного стола, доставшихся ей от родителей, книжных шкафов и книг из кабинета Эндрю.

В полдень Рейчэл стояла в середине большой комнаты, заставленной мебелью, упакованной в одеяла, и осматривала свою новую обитель. Рядом стояли Эндрю, Сэмюэл, Джон Овертон и Джон Коффи, готовые расставить мебель так, как она скажет. После того как мужчины подняли тяжелую кровать наверх, в спальню, она попросила их поставить к правой стене обтянутый сатином диван, привезенный из Филадельфии, а напротив дивана — три кресла красного дерева. Так образовалась гостиная. Около задней стены большой комнаты она решила поставить пианино, музыкальную стойку Эндрю с его флейтой; так возникла музыкальная комната. Вдоль той же стены, но чуть подальше от гостиной, нашлось место для письменного стола Эндрю и шкафов с его книгами. В углу около дивана встали напольные часы из столовой Донельсонов. Перед камином оставили пространство для обеденного стола и стульев, которые предстояло приобрести. Рейчэл не стала вешать занавески на окна, потому что Эндрю обещал сделать их в три раза больше. Молл и Джордж развесили блестящую медную посуду и чугунки на крюках около камина и занялись приготовлением первого обеда в Эрмитаже.

— Какой сегодня день? — спросила Рейчэл. — Я хочу отметить его в моем календаре. Двадцать пятое августа? Сэмюэл, да ведь это день рождения твоего четырехлетнего Энди. Ну-ка отправляйся домой, забери Полли с малышами, и мы отпразднуем наш переезд и день рождения Энди.

Сэмюэл был в восторге. Он тотчас же поехал за семьей и возвратился с женой и детьми до наступления сумерек. Он был женат уже восемь лет, и за это время золотоволосая Полли с правильными чертами лица и приветливыми голубыми глазами стала еще краше и веселее.

Рейчэл обложила Энди подушками, усадив его в торце самодельного стола, сооруженного из досок. Мальчуган настолько походил на отца, Сэмюэля, и на нее, Рейчэл, что казался почти слепком с них: гладкая кожа оливкового цвета, круглое лицо со слегка припухлым подбородком, ласковые выразительные карие глаза и густая темная шевелюра, ниспадавшая на плечи. Рейчэл удалось отыскать кое-что в подарок мальчику, а Эндрю открыл бутылку лучшего французского вина из своих запасов, и все выпили за здоровье и благополучие малыша и за счастливую жизнь в новом доме.

Последствия неудач для Джэксонов, от которых отвернулась фортуна, отставка Эндрю с поста судьи и его отход от политики сказались немедленно: друзья были огорошены их невзгодами, враги — довольны, что одержали верх. После того как посудачили на тему «А знаете, Джэксоны вынуждены продать Хантерз-Хилл и перебраться в заброшенную лавку в Эрмитаже?», интерес к Джэксонам пропал. Для Рейчэл это была благодать, божий дар. Она инстинктивно чувствовала, как много сплетничают о них. После переезда в Эрмитаж атмосфера казалась ей доброй и приятной.

Расходы и потребности Эндрю и Рейчэл в Эрмитаже были сведены к минимуму. Продать Хантерз-Хилл оказалось довольно сложным делом из-за повсеместной нехватки наличности. Старый знакомый Эндрю, полковник Уорд, ссудил ему пять тысяч долларов в виргинской валюте, что и позволило выплатить наиболее неотложные долги. Эндрю стал беспечным, часто улыбался, был хорошо настроен и внутренне спокоен. Он избегал встреч с наиболее яростными членами клики Севьера в Нашвилле, в частности с молодым Чарлзом Дикинсоном, но возобновил дружбу со многими приятелями, которые отшатнулись от него из-за последних ссор. Ему доставляло особое удовольствие перестраивать Эрмитаж в соответствии со вкусами Рейчэл: он расширил окна в основном доме и в хижинах, предназначенных для гостей, вырыл колодец и соорудил маслобойню. В конце дня, закончив полевые работы или посадку в саду персиковых деревьев и яблонь или даже работу над документами в конторке-хижине, которую он построил для себя недалеко от дома, Эндрю подходил к двери, вызывал Рейчэл, и они совершали прогулки по принадлежащему им холмистому участку, останавливаясь, чтобы осмотреть деревья и луга, и спускались к ручью, вытекающему из щедрого родника.

Иногда утром в красочную осень или в необычайно теплую зиму они седлали лошадей и выезжали в Нашвилл. Вечером усаживались перед камином, читали, обедали с Джоном Овертоном в Травелерз-Рест или же развлекали друг друга, исполняя дуэтом музыкальные пьесы. Рейчэл казалось, что десять тяжелых лет свалилось с плеч Эндрю. И когда ему подвернулась возможность купить породистую лошадь, длительное время восхищавшую его, — Индейскую Королеву, с которой он выиграл первый забег, получив в качестве приза сто долларов, к Эндрю вновь вернулась молодость: он выглядел двадцатидвухлетним парнем, каким она запомнила его, когда он стоял на пороге дома Донельсонов, спрашивая, примут ли его.

— С Индейской Королевой я создам конюшню, — сказал он Рейчэл.

— Из бревен или же из чистокровок?

— Из того и из другого. Я уже выбрал подходящее место, там будет хороший выпас и много воды. Между прочим, я прослышал, что у братьев Андерсен не хватает средств закончить строительство беговой дорожки в Кловер-Боттом.

Они стояли на холме участка Эрмитаж, который возвышался над небольшой группой принадлежавших им хижин. Она уловила возбуждение в его голосе.

— А у нас есть средства?

— Ты толкаешь меня на покупку? Ты считаешься скупым членом нашей семьи.

— Я консервативна, когда речь идет о накоплении денег. Что же касается удовольствий, я столь же радикальна, как каждый подписавший Декларацию независимости. Первым было твое заявление, что хочешь иметь чистокровных лошадей и собственную беговую дорожку. Думаю, что следует стараться получить то, что нам хотелось иметь с самого начала, а не подбирать все, что попадается по пути и что нам вовсе не нужно.

Он прижал ее к себе и быстро поцеловал, довольный тем, что она одобрила его желание.

Страстная любовь между ними вновь расцвела благодаря тому, что они оказались изолированными от окружающих и постоянно находились вместе. У Рейчэл было такое ощущение, словно они только что сочетались браком и приехали в свой первый дом сюда, в Эрмитаж. Как-то незаметно для себя она добавила бант к вырезу платья и украшения для прически, сделала дополнительную вышивку на ночном чепчике. Однажды Эндрю подошел к стене, отделявшей их спальню от небольшой комнатушки, и, постучав по ней, сказал:

— Я могу разобрать стену, если тебе хочется расширить спальню.

Она вдруг поняла, почему ей дорога эта соседняя комнатка. Она отличалась крепким здоровьем, ей было тридцать семь лет, и только вчера она слышала, что кузина Томаса Хатчингса родила первого ребенка в возрасте тридцати девяти лет. Надежда, которая вроде бы исчезла, никогда не умрет.

— Можем мы не трогать ее… хотя бы некоторое время?

— Конечно, я просто хотел сделать тебе приятное.

В начале марта, когда она работала перед домом, обрабатывая землю в саду, о разбивке которого думала еще зимой, она увидела спускающийся по дороге грубо сколоченный фургон в сопровождении нескольких всадников. В последних рядах она узнала Джона Коффи, обмякшего в седле, с опущенной головой. Он резко остановил коня, спрыгнул с него и быстро спросил: