О. Хлевнюк - Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы

• Название: Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы
• Автор: О. Хлевнюк
• Издательство: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН)
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 1996
• ISBN: 5-86004-050-4

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

На основе архивных документов в книге рассматривается деятельность высшего органа партийно-государственной власти в СССР. Автор исследует порядок принятия важнейших политических решений в 1930–1940 гг., взаимоотношения И.В. Сталина с его ближайшими соратниками по Политбюро — В.М. Молотовым, Л.М. Кагановичем, Г.К. Орджоникидзе, С.М. Кировым, Н.И. Ежовым. При помощи архивных документов анализируются такие важнейшие сюжеты советской политической истории, как причины убийства Кирова, конфликт между Сталиным и Орджоникидзе, столкновения между отдельными членами Политбюро, соотношение власти Сталина и его соратников на разных этапах довоенного периода.

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

---

Первые результаты своих усилий и перспективы борьбы на «финансовом фронте» Сталин в это же время изложил в письме Молотову. «Результаты борьбы с голодом разменной монеты почти что ничтожны, — писал он. — 280 тысяч руб[лей] — чепуха. Видимо, покусали немного кассиров и успокоились. Дело не только в кассирах. Дело в Пятакове, в Брюханове и их окружении. И Пятаков, и Брюханов стояли за ввоз серебра. И Пятаков, и Брюханов проповедовали необходимость ввоза серебра и провели соответ[ствующее] решение в совещ[ании]: замов (или СТО), которое мы отвергли на понедельничьем собрании (заседание Политбюро — О.Х.), обругав их «хвостиками» финансовых вредителей. Теперь ясно даже для слепых, что мероприятиями НКФ руководил Юровский (а не Брюханов), а «политикой» Госбанка — вредительские элементы из аппарата Госбанка (а не Пятаков), вдохновляемые «правительством» Кондратьева — Громана. Дело, стало быть, в том, чтобы: а) основательно прочистить аппарат НКФ и Госбанка, несмотря на вопли сомнительных коммунистов типа Брюханова — Пятакова, б) обязательно расстрелять десятка два-три вредителей из этих аппаратов, в том числе десяток кассиров всякого рода, в) продолжать по всему СССР операции ОГПУ по изоляции мелк[ой] монеты (серебряной)»[71].

20 августа 1930 г. Политбюро поручило ОГПУ «усилить меры борьбы со спекулянтами и укрывателями разменной монеты, в том числе и в советско-кооперативных учреждениях»[72]. 15 октября 1930 г., Политбюро освободило от должности председателя Госбанка Пятакова и наркома финансов Брюханова[73].

Взяв в свои руки проведение кампании против спекулянтов разменной монетой, Сталин явно преследовал несколько целей. Прежде всего он в очередной раз обвинил Рыкова и его аппарат в некомпетентности и продемонстрировал собственную решимость и способность решать, вопреки ошибкам помощников, самые сложные проблемы. Как следует из приведённого письма Молотову, Сталин также старался доказать, что действия правительства в данном вопросе — результат влияния вредителей-специалистов, фактически подчинивших себе коммунистов-руководителей. В этом смысле дело о разменной монете было составной частью акции против «вредителей» и их «пособников» в партии, которая была задумана Сталиным как главное средство борьбы с «правыми».

В 20-е годы на фабриках и заводах, в наркоматах и ведомствах работал многочисленный отряд старых инженеров, экспертов, учёных. Многие из них входили в своё время в различные партии — от меньшевиков до кадетов, имели большой опыт практической работы, хорошее образование. Несмотря на принципиальные политические разногласия с большевиками, эти люди с надеждой приняли НЭП. Они немало сделали для экономического возрождения страны, а свои политические симпатии отдавали прежде всего «правым коммунистам», выступавшим за умеренность и осмотрительность в политике и экономике. Можно даже сказать, что успехи НЭПа во многом опирались на сотрудничество опытных специалистов из старой интеллигенции и группы большевистских лидеров, выступавших в середине 20-х годов за относительно умеренный курс.

Когда сталинская группировка начала борьбу с «правыми», одной из первых её жертв стали старые специалисты. Начиная со знаменитого шахтинского процесса 1928 г. значительная часть специалистов была обвинена во «вредительстве» и осуждена. Причём, расправляясь с «буржуазными специалистами», сталинское руководство не только перекладывало на них вину за многочисленные провалы в экономике и резкое снижение уровня жизни народа, вызванные политикой «великого перелома», но и уничтожало интеллектуальных союзников «правых коммунистов», компрометировало самих «правых» на связях и покровительстве «вредителям». По такой схеме была проведена и новая акция против «вредителей» в 1930 г.

Для фабрикации дела о разветвлённой сети контрреволюционных вредительских организаций ОГПУ с лета 1930 г. начало аресты крупных специалистов из центральных хозяйственных ведомств. В основном это были широко известные учёные и эксперты, игравшие заметную роль в годы НЭПа. Так, профессор Н.Д. Кондратьев, бывший эсер, товарищ министра продовольствия во Временном правительстве, работал в советских сельскохозяйственных органах, возглавлял Конъюнктурный институт Наркомата финансов, профессора Н.П. Макаров и А.В. Чаянов занимали должности в Наркомате земледелия РСФСР, профессор Л.Н. Юровский был членом коллегии Наркомата финансов, профессор П.А. Садырин, бывший член ЦК партии народной свободы, входил в правление Госбанка СССР. Опытный статистик-экономист В.Г. Громан, до 1921 г. меньшевик, работал в Госплане и ЦСУ СССР. Приблизительно такой же путь проделал и другой видный меньшевик, а с 1921 г. сотрудник Госплана СССР В.А. Базаров. Н.Н. Суханов, автор известных «Записок о революции», в 20-е годы работал в хозяйственных органах, в советских торгпредствах в Берлине и Париже. 10 октября 1917 г. в квартире Суханова, жена которого была большевичкой, состоялось известное заседание ЦК большевиков, на котором было принято решение об организации вооружённого восстания.

Усилиями ОГПУ, которые внимательно направлял Сталин, были подготовлены материалы о существовании сети связанных между собой антисоветских организаций, которые якобы объединялись в «Трудовую крестьянскую партию» под председательством Кондратьева и «Промпартию» под руководством профессора Рамзина. Помимо показаний о подготовке свержения советского правительства, связях с зарубежными антисоветскими организациями и спецслужбами, у арестованных «вредителей» выбивали свидетельства о контактах с «правыми» и некоторыми членами руководства страны. Такие контакты действительно существовали, поскольку арестованные учёные работали в государственных учреждениях, выступали экспертами, готовили для правительства разного рода документы. Сталин старался сделать эти показания достоянием широкого круга партийных функционеров. По его поручению Политбюро 10 августа и 6 сентября 1930 г. принимало решения о рассылке показаний арестованных по делу «Трудовой крестьянской партии» всем членам ЦК и ЦКК, а также «руководящим кадрам хозяйственников»[74]. Протоколы допросов «вредителей» были напечатаны типографским способом в виде брошюры, которая рассылалась широкому кругу партийно-государственных руководителей[75].

Показаниями «вредителей» одними из первых оказались скомпрометированы Калинин и Рыков. Арестованный И.Д. Кондратьев, в частности, рассказал на допросе о своих встречах с Калининым и назвал его в числе тех лиц, беседы с которыми позволяли «вредителям» получать информацию о политическом положении в стране. В контактах председателя ЦИК и председателя СНК с ведущими экспертами в области экономики, конечно, не было ничего особенного. Но Сталин интерпретировал показания в выгодном для себя свете. «Что Калинин грешен, — писал Сталин Молотову в конце августа, — в этом не может быть сомнения. Всё, что сообщено о Калинине в показаниях, — сущая правда. Обо всём этом надо обязательно осведомить ЦК, чтобы Калинину впредь не повадно было путаться с пройдохами»[76]. 2 сентября 1930 г. в письме к Молотову Сталин откомментировал эту проблему так: «Насчёт привлечения к ответу коммунистов, помогавших громанам-кондратиевым, согласен, но как быть тогда с Рыковым (который бесспорно помогал им) и Калининым (которого явным образом впутал в это «дело» подлец-Теодорович)? Надо подумать об этом»[77].

Встревоженный Калинин дал поручение своим сотрудникам выяснить, при каких обстоятельствах он контактировал с Кондратьевым. 8 октября секретарь ЦИК А.С. Енукидзе прислал Калинину, находившемуся в отпуске на юге, письмо, в котором, в частности, говорилось: «О материалах, просимых тобой, сообщаю, что в прошлый раз прислали тебе стенограмму твоего доклада на 4 съезде Советов. О Кондратьеве ты только там и говорил. Посылаю тебе сегодня тот же отчёт по газетам и также твой экземпляр «Показаний» (имеется в виду брошюра с показаниями «вредителей». — О.Х.)»[78]. Получив свидетельства о том, что только в одной из своих речей он упоминал имя Кондратьева как эксперта, Калинин, видимо, сумел быстро «доказать» свою непричастность к «вредителям». Сделать это было тем проще, что, конечно же, не Калинин интересовал Сталина в первую очередь. Послушного Калинина, а на его примере, возможно, и некоторых других членов Политбюро, Сталин в очередной раз припугнул лишь на всякий случай. Главной целью проводимой акции были «правые».

Однако версия моральной ответственности «правых» за «преступления вредителей» в конце концов показалась Сталину недостаточной. В ОГПУ начали разрабатывать другой «след» — прямой причастности партийных оппозиционеров к деятельности «подпольных партий» и их «террористическим планам». У арестованных преподавателей Военной академии Какурина и Троицкого были получены показания о подготовке военного заговора, во главе которого якобы стоял начальник Генерального штаба Красной армии М.Н. Тухачевский, связанный с «правыми» в партии. Заговорщики, утверждало ОГПУ, готовились к захвату власти и убийству Сталина. Сталин получил все эти материалы от Менжинского 10 сентября 1930 г. Менжинский писал: «…Арестовывать участников группировки поодиночке — рискованно. Выходов может быть два: или немедленно арестовать наиболее активных участников группировки, или дождаться вашего приезда, принимая пока агентурные меры, чтобы не быть застигнутым врасплох. Считаю нужным отметить, что сейчас все повстанческие группировки созревают очень быстро и последнее решение представляет известный риск»[79]. Однако, Сталин не решился организовать новое дело и арестовать Тухачевского. О колебаниях Сталина свидетельствовало его письмо Орджоникидзе от 24 сентября: