Иона Якир - КОМАНДАРМ Якир. Воспоминания друзей и соратников.

• Название: КОМАНДАРМ Якир. Воспоминания друзей и соратников.
• Автор: Иона Якир
• Издательство: ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ СССР
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1963

КОМАНДАРМ Якир. Воспоминания друзей и соратников.

ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ СССР МОСКВА. 1963

В этой книге собраны воспоминания 21 человека, которые были лично знакомы с Ионой Эммануиловичем Якиром в различные периоды его жизни: от школьной скамьи до трагической гибели в 1937 году. Авторы воспоминаний разные люди: и военные, от маршала Советской армии до рядового китайского батальона, и гражданские, и партийные, и беспартийные. Два последних воспоминания написаны вдовой и сыном командарма. Из их уст жизнь Якира предстает во всей многогранности его выдающихся профессиональных, общественных и человеческих качеств.

---

Особенно любил Иона песни. Подняв руку, он останавливал наши шумные беседы и предлагал:

- А не споете ли, братцы, песню хорошую?..

Сам Иона петь не умел, поэтому только тихонько подпевал, но из-за отсутствия слуха всегда сбивался с мелодии. Зато его выручал Миша. Он обладал прекрасным тенором и часто исполнял «по просьбе уважаемой публики» наш любимый романс «Средь шумного бала...»

В такие минуты Иона Якир становился задумчивым, на его лицо набегала неуловимая тень грусти. Слушая пение своего товарища, он, видимо, наслаждался и мелодией, и словами, бередившими душу.

Огорчало нас состояние здоровья Ионы. У него начинался процесс в легких, он часто температурил, на щеках появлялся неестественный румянец. Товарищи следили за ним, заставляли вечерами одеваться потеплее, оберегали от простуды. Иона был благодарен за внимание и заботу, но старался отшутиться:

- Что вы меня кутаете, как ребенка! Я могу всем вам одолжить силенок и закалки.

Но за шуткой скрывалась тревога: как бы слабое здоровье не помешало ему заниматься любимой наукой - химией.

В Технологический институт, где учился Якир, начали принимать женщин, и я по совету Ионы поступила в «техноложку». Конечно, мне приходилось нелегко: с утра до четырех работа в больнице, дежурства в палатах больных детей, а вечером - занятия в институте и библиотеке. Иона взялся шефствовать надо мной и, когда я не поспевала за курсом, помогал готовиться, заставлял повторять прочитанное, проверял мои знания.

В огромной чертежной аудитории института моя чертежная доска лежала рядом с доской Ионы, поэтому консультация на ходу была мне обеспечена. К тому же я не имела своей готовальни - не хватало средств на столь дорогую покупку,- и Иона сразу же предложил мне пользоваться его готовальней. Обычно мы чертили рядом, перебрасываясь короткими репликами-шепотом, чтобы никому не мешать. Часто Якир отрывался от своего чертежа, внимательно разглядывал мой и, заметив ошибку, тут же исправлял ее.

Об этих мелких подробностях я рассказываю только потому, что хочу подчеркнуть: Иона Эммануилович Якир с юношеских лет был внимателен и отзывчив и считал своей святой обязанностью помочь товарищу. Эти черты его характера полностью проявились позже, когда и химия, и студенческие заботы остались позади, а на смену им пришли другие, более важные, заботы и тревоги. И всегда - я знаю это от многих товарищей, работавших и сражавшихся рядом с Якиром, - он оставался таким же внимательным, отзывчивым, искренним и приветливым...

А пока мы еще учились на химическом факультете Харьковского технологического института. И студенты, и профессора любили Якира. Учился он отлично, химией увлекался по-настоящему и радовал преподавателей своими выдающимися способностями и глубокими знаниями. Студенты же видели в нем не просто сокурсника, а чуткого к любой просьбе друга, который ни в чем не откажет, во всем поможет.

В этом сугубо мирном, скромном, жизнерадостном юноше не было ничего похожего на военного. И уж, конечно, никто не мог и предполагать, что студент Иона Якир скоро станет одним из героев гражданской войны и талантливым военачальником. Не предполагала этого и я, хотя уже имела некоторый партийный опыт и «нюх» на людей, на которых можно положиться в революционной партийной работе.

Тогда Иона еще не знал, что я - член большевистской партии и работаю в Харьковской подпольной организации.

Придерживаясь нерушимых правил конспирации, я не спешила сообщить ему об этом. Но каждый наш разговор, каждая беседа убеждала в том, что в лице Якира я имею единомышленника, уже самостоятельно становящегося на правильную дорогу политической борьбы. Иона ненавидел самодержавие, угнетение, эксплуатацию, национальную рознь, зло отзывался о царском правительстве, гнавшем на войну миллионы рабочих и крестьян, и не раз бросал такие реплики: «Все это долго продолжаться не может... Скоро всему придет конец... Народ не будет молчать и заговорит...»

В общем, политических разногласий у нас не было, и я понимала, что этот милый юноша-студент скоро пополнит наши большевистские ряды.

Так оно и случилось.

Поражение царской армии на фронте, острая разруха в стране, нехватка самых необходимых продовольственных товаров, удлинение рабочего дня и обесценение денег вызывали непрерывный рост недовольства и войной, и правительством, и самодержавием. Вновь, как и в 1905 году, высоко взметнулась по всей России мощная волна забастовок. Не оказался в стороне и Харьков. В 1916 году рабочие паровозостроительного завода, например, бастовали семь раз, рабочие завода Гельферих-Саде - три раза, волнения и забастовки вспыхивали и на других предприятиях. Все требовали остановить надвигавшийся голод и прекратить войну. Экономические требования перерастали в политические.

Во главе нарастающего революционного движения стояли большевики. Они развернули напряженную, полную опасностей работу не только на предприятиях, но и в воинских частях. Были подготовлены и изданы антивоенные листовки, призывавшие солдат не подчиняться офицерам и не проливать кровь ради прихотей и прибылей буржуазии. Члены подпольных большевистских организаций распространяли листовки в частях харьковского гарнизона, и каждая такая листовка делала свое дело - усиливала недовольство царизмом и империалистической войной.

Постепенно росли революционные настроения и среди харьковского студенчества. После лекций в аудиториях и коридорах разгорались горячие, страстные споры, возникали стихийные митинги. Сынки богатеев или слабонервные и трусливые поспешно ретировались, но большинство не расходилось, так как считало положение в стране невыносимым, и требовало от властей покончить с войной.

Конечно, все это было опасно: везде шныряли шпики царской охранки, по улицам расхаживали усиленные наряды полиции. Сведения о настроениях студенчества быстро дошли до администрации института и харьковского губернатора Бантыша, отличившегося своей жестокостью еще во время расстрела рабочих Ленских приисков. Тогда, в 1912 году, Бантыш был иркутским губернатором, а теперь применял свой «опыт» в Харькове. По его приказу всякие митинги и демонстрации разгонялись, забастовки подавлялись, а их участники арестовывались и отправлялись в тюрьмы и ссылку.

/Старый большевик, один из руководителей забастовочного движения на Ленских приисках в 1912 году М. И. Лебедев рассказывает, что в 1920 году, когда он был председателем Курской губернской чрезвычайной комиссии, Бантыш скрывался в одном из монастырей под личиной монаха Олейника. Он был опознан, арестован и расстрелян (См. М. И. Лебедев. Воспоминания о Ленских событиях 1912 года. Изд. 2. М., Соцэкгиз, 1962, стр. 273; «Литературная газета», 7 июля 1962 г., статья «Вот и довелось свидеться вновь»). - Ред./

Но студенты - народ молодой и горячий - не желали подчиняться царскому сатрапу Бантышу. Осенью 1916 года на Университетской горке состоялась многолюдная молодежная сходка. На этой сходке мы были вместе с Ионой Якиром, приехавшим в Харьков сдавать зачеты в институте.

Вот на возвышение взобрался какой-то студент и начал призывать своих товарищей бастовать в знак протеста против войны и подавления элементарных человеческих свобод. Его сменил другой оратор - в очках, в наброшенной на плечи тужурке... И вдруг - свистки, топот копыт, злобные окрики... Налетели конные стражники, посланные Бантышем, и стали хлестать нагайками и ножнами шашек участников сходки.

Студенты не остались в долгу. Они хватали стражников за стремена, стаскивали их с лошадей, отбивались камнями и палками... Иона Якир, взъерошенный, без фуражки, вместе со всеми дрался против полицейских и все время кричал мне:

- Берегись... Будь осторожна!..

Это было «боевое крещение» Ионы Эммануиловича Якира, первая схватка - не в бою, а в ожесточенной драке со стражниками.

На следующее утро студенты, протестуя против насилия и побоев, снова собрались на митинг в городском саду. Конечно, полиция не дремала: нас немедленно окружили городовые. Повторилась вчерашняя баталия. И опять Иона Якир выкрикивал оскорбления в лицо полицейскому офицеру, опять хватал что попадалось под руку и швырял в конных и пеших городовых. Во время этой свалки я видела, как дюжий стражник замахнулся и ножнами шашки ударил Иону по спине, но тот устоял на ногах и даже успел метнуть камень в своего противника.

Обеспокоенный губернатор приказал администрации Технологического института не выпускать студентов из аудиторий. Кроме того, он распорядился ускорить отправку в Чугуевское военное училище тех студентов, которые подлежали мобилизации. Но и тут мы доставили губернатору и полицмейстеру много хлопот: на Балашовском вокзале устроили шумные проводы, вернее - обструкцию, митинговали на привокзальной площади, а потом и на перроне.