Вадим Григ - Ходи осматриваясь

• Название: Ходи осматриваясь
• Автор: Вадим Григ
• Издательство: Астрель, АСТ
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-019727-6

Ваш лучший друг обнаружил свою любовницу УБИТОЙ У СЕБЯ ДОМА — и в панике решил избавиться от ее трупа. Ужасно? Но… возможно. А вот что делать, если через три дня исчезает уже САМ ВАШ ДРУГ?

Милиция не должна ЗНАТЬ НИ О ЧЕМ, потому что поверить в вашу историю она все равно не сможет. Остается одно — НАЧАТЬ СОБСТВЕННОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ Попытаться не просто связать воедино два нелепых, страшных дела, но и найти в запутанном клубке противоречивых, нестыкующихся и совершенно бредовых совпадений ту единственную нить, что способна привести к разгадке происходящего.

…Слишком много вопросов.

…Слишком много подозреваемых.

…Слишком много людей, готовых на все, чтобы не дать Вам узнать ИСТИНУ!..

---

Наверное, мне следовало прислушаться к нашему обоюдному самочувствию и проводить Наталью домой сразу же после просмотра. Но на Садовом я повернул налево и, хотя по пути она робко пыталась опротестовать мое самочинное решение, все-таки привез ее к себе.

Идея оказалась далеко не удачной. Между нами словно пролегла невидимая расщелинка, из которой сильно тянуло холодом. Я не мог взять в толк почему. Она ли заражала меня непонятной нервозностью или я ее? От ужина Наталья отказалась. Я приготовил пару бутербродов, заварил чай. Мы сидели, курили и обменивались скупыми репликами точно в вокзальном буфете. Потом будто черт меня дернул — я заговорил о Милином несчастье и о последовавшем в тот же вечер нападении на меня самого. Прозвучало это как-то сиротливо. И она отреагировала подобающим образом: охнула и искренне пожалела меня и Милу. Я раздраженно выругался про себя и все еще мысленно каялся, что затронул эту неуместную тему, когда она неожиданно проговорила:

— Не понимаю, зачем тебе встревать в это дело? Милиция скорее разыщет, разве у них возможностей не больше?

— Как это не понимаешь? Мне что, сидеть сложа руки и ждать у моря погоды?

— Но ведь ты не сыщик, — справедливо заметила она и вздохнула. — У тебя ничего не получается. Больно смотреть, как ты бьешься головой об стену и набиваешь шишки.

— Ничего, шишки добавляют мудрости. — Я усмехнулся. — Зато теперь уж точно знаю, откуда все исходит.

Она вскинула голову, пытливо посмотрела на меня и, помедлив, растерянно спросила:

— Знаешь?.. Так скажи им — в милиции, я имею в виду.

Я смешался и пожал плечами.

— Может быть, у тебя… — она запнулась, но договорила: — Есть еще какой-то интерес в этом деле?

— Интерес? Какой тут может быть интерес?

— Не знаю. Мне показалось, что ты что-то ищешь.

— Черт побери, конечно, ищу, — возгласил я. — Я ищу друга.

— Да, разумеется. — В том, как она это произнесла, мне почудилось странное сомнение.

— Послушай, — набычился я, — кажется, теперь уж я ничего не понимаю.

— Да ладно, — попыталась она уклониться, — оставим это.

— Нет уж, — я невольно повысил голос, — проясни, пожалуйста. Что подразумевается под моим особым интересом?

Длинные ресницы взметнулись вверх и почти зацепились за брови. Похоже, мой тон ей не понравился. Она с нескрываемым раздражением посмотрела на меня и нехотя промолвила:

— Наверное, я не так поняла. Разве ты не просил ее, жену своего друга, что-то схоронить от милиции? Кажется, пленку или что-то вроде. Я не прислушивалась, но…

Мне стало не по себе. Из тихого омута роем повыскакивали чертики и заметались в клетках серого вещества. Я судорожно выдернул сигарету из пачки, прикурил с пятой попытки, жадно затянулся и поперхнулся. Я понимал, что сейчас сморожу глупость, но чертик уже сидел на кончике языка, и я не удержал его:

— Твой звонок… в тот вечер? Он был… он был так уж необходим?

Она ошарашенно уставилась на меня.

— Какой звонок? О чем ты?

— Ты никому ничего не говорила?

— Кому? О чем? — воскликнула она, похоже, никак не врубаясь. — Боже мой, что с тобой происходит! — Потом она вдруг вскинулась, будто налетела на стену, глаза ее сузились, и в голосе проступило едва сдерживаемое негодование: — Постой… Кажется, меня в чем-то подозревают?

Господи, что я горожу, подумал я, внезапно трезвея. Треклятая пленка! Дурацкий разговор, зачем я его завел и с чего сам так завелся? Я ведь уже прошел через это, все продумал и передумал. При всех раскладах она была столь же далека от банковских козней, как я от папы римского. Я протянул руку, накрыл ладонью ее тонкую красивую кисть и, помотав головой, точно отгоняя наваждение, сокрушенно признал:

— Ты тысячу раз права, прости. Со мной и вправду бог весть что происходит. Я не хотел тебя обидеть.

Она высвободилась, мягко, но решительно. В глазах застыла арктическая стужа.

— Я сама виновата, — глухо, будто себе самой, проговорила она. — Зря я влезла. Какое мне дело до всего этого.

Действительно, какое ей дело до этой чертовой пленки. И до Милы, и до Бориса, да и в немалой степени, наверное, и до меня. Я враз осознал, как запросто могу ее потерять… Или нельзя потерять то, чего не имеешь?

Потом мы тягостно и натуженно заминали идиотскую размолвку. Я предпринял попытку растопить образовавшийся лед веками испытанным способом, склонив ее к любовным утехам, но она выскользнула из зазывных объятий и, точно спохватившись, заторопилась:

— Нет-нет, извини. Отвези меня, если не трудно. В двенадцать я жду международного звонка.

— Ничего ты не ждешь, — сказал я. — Но пусть будет по-твоему.

Наконец наступил понедельник. Остались позади пустые и бестолковые выходные. Любопытно, что даже в отпуске я обзывал их выходными. Утро выдалось ясное. Солнце мягко вползало в окно, обещая хороший день. Я позвонил Саше и опять нарвался на автоответчик — механический секретарь равнодушно проглотил мою жалостную мольбу. Мне действительно позарез нужна была хоть какая-то ниточка, ведущая к Дарье Мартыновне. Я решил, что позднее пробьюсь в агентство и выясню, куда задевалась эта Ариадна мужского пола, наскоро позавтракал и погнал в редакцию.

На перекрестке у светофора рядом остановилась элегантная «Тойота». Дамочка за рулем чем-то смахивала на Наталью, или, может быть, просто холодный просверк из-под длинных ресниц всколыхнул память о вчерашней встрече. И я забарахтался в невеселых мыслях. Позвонит она или не позвонит? Разлад возник на пустом месте и, по идее, не стоил выеденного яйца, но пойди угадай, с какой ноги она встанет и что ей втемяшится в голову. Некоторое время я размышлял о непредсказуемых движениях женской души. Потом сказал себе: ладно, посмотрим, и через эту универсальную обнадеживающе-утешительную лазейку выдрался из меланхолического состояния, сосредоточив внимание на дороге.

Перво-наперво следовало разобраться со злополучной пленкой. Едва переступив порог редакции, я понесся в фотолабораторию. На месте оказался лишь один из наших умельцев, губастый, с утра уже взъерошенный Василий. Я передал ему кассету, попросил отпечатать по снимку с каждого кадра и, по возможности, срочно.

— Ясное дело, срочно, — добродушно проворчал он, — раз уж вам даже в отпуске неймется. Через часок устроит?

Потом я заскочил в приемную. Шеф отсутствовал — раньше трех его сегодня не ждали, но он оставил для меня помеченные красным начальственным карандашом акты Счетной палаты. Я забрал их с гранками своей статьи и заперся в своей каморке. Покорпеть пришлось немного: потребовалось убрать пару-другую абзацев, кое-что вписать и где-то уточнить цифирь. Я управился за час, забросил материалы Леночке и поспешил к Васе. Снимки были готовы.

— Всего-то семь кадров использовано, — пояснил паренек, протягивая мне куцую пачечку фотографий, и осклабился: — Вы что, работаете над очерком о супружеском счастье?

— Ага, — хмыкнул я, — именно о нем.

Уже по пути я удостоверился, что фотки действительно никакой деловой ценности не представляли. На каждой в разных позах запечатлелись члены дружного семейства — Олечка на суку разлапистой яблони, Мила, снова Олечка с Милой на фоне пруда, они же плюс обнимающий их Борис — эту, очевидно, щелкнул кто-то из соседей. У себя в комнате, разложив снимки на столе, я минут пять тупо разглядывал радостные физиономии. Странно устроен человек: я почти на все сто был уверен, что мне здесь ничего не светит, но понадобилось усилие, чтобы скинуть с себя невольное разочарование, — слишком много намоталось на эту чертову пленку нешуточных страстей-мордастей. Я вбросил фотографии в ящик стола, попридержав одну, с Борисом в центре любительской композиции. Некоторое время просидел в оцепенении, всматриваясь в улыбающееся лицо, точно искал подсказки, затем грустно вздохнул и сунул снимок в карман.

Было начало первого. Я пожалел, что условился с Натальей на два часа. Целую вечность предстояло глупо проваландаться, а если она еще и не позвонит… Черт, у меня слишком много проблем, чтобы тратить время и нервы на лирические отступления!

Я набрал номер сыскного агентства. Женский голос попросил подождать: «Сейчас выясню, возвратился ли он». Ждать пришлось долго. Я уже обсосал это «возвратился», которое могло означать только одно, что моя Ариадна куда-то уехала, и успел отчаяться, когда жизнерадостный баритон разогнал угнездившееся в душе уныние:

— Бекешев у телефона.

— Ты не ведаешь, Бекешев, как я рад, что ты наконец-то у телефона.

— Угу, — хохотнул он, — не ведаю. Извини. На меня тут навалилось одно мутотное дело, прямо волчком завертелся. Три дня проторчал в Туле. Только что прискакал в контору, даже домой не завернул.

— Вот оно что, — расстроенно протянул я.