Елена Ямпольская - Гимн настоящей стерве, или Я у себя одна

• Название: Гимн настоящей стерве, или Я у себя одна
• Автор: Елена Ямпольская
• Издательство: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ»: ОАО «ЛЮКС»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-026300-7, 5-271-10164-9, 5-9660-0410-2

У вас в руках не совсем дневник. И не сериал про секс в нашем городе. Хотя здесь будет все. И дневниковая откровенность, и пять пудов секса, и несчастная любовь, и все, что волнует сегодня независимую тридцатилетнюю женщину. Нам хочется привести к единому знаменателю тело и душу, найти любовь, не потеряв при этом себя.

Что я знаю о себе и о жизни, о мужчинах, сексе и любви? И, если я такая умная, почему я одинока?..

Я предлагаю вам мою личную историю и пытаюсь разобраться в своих проблемах, но, может быть, они не только мои?..

* * *

Я перешагнула «роковой» женский возраст — 30 лет. Что я знаю теперь о себе и жизни? О мужчинах, сексе и любви? Почему так бывает: любовь есть, секс есть, а счастья нет?

«Умные» девочки учатся, работают, делают карьеру. «Глупые» — выходят замуж и рожают детей.

Но к тридцати годам и те, и другие чувствуют себя полными дурами…

Если я такая умная, почему мне одиноко? Успеха я добилась, карьеру сделала, а счастья нет.

Эта книга — о поисках женского счастья после тридцати. Я не хочу меняться, но мечтаю изменить свою жизнь. Реально ли это?

---

Вот и у мисс Кэтрин Уотсон, влюбленной в улыбку Моны Лизы, диагноз тот же — возраст. Джулии Робертс в октябре будет тридцать семь, ее героиня, наверное, считается помоложе, но рубеж тридцатника она явно преодолела. Критический рубеж — в том смысле, что мисс Уотсон до сих пор не замужем, бездетна, мотается по миру словно перекати-поле, больше думает об искусстве, чем об устройстве, и вдобавок имеет удовольствие жить в Америке 50-х годов, где гендерный шовинизм — лишь одна из разновидностей социальной дискриминации, а женщины и цветные начинают усиленно бороться за свои права. Причем женщины (белые женщины) вдруг понимают, что их положение отличается от статуса афроамериканцев лишь некоторыми приятными пустячками. Барбос, живущий на цепи, — не то же самое, что избалованный квартирный Бобик, но природа, как ни крути, одна…

Мисс Уотсон — не из тех радикалок, что жгли на площадях лифчики. Это нормальная, для нынешних времен даже заурядная девушка, которая живет по-своему и занимается тем, что ей действительно интересно. Как большинство из нас сегодня. Или — как меньшинство, но чрезвычайно громкое… В процентном отношении феминисток на планете мало. Но каждой феминистки очень много.

«Улыбка Моны Лизы» — слабенький фильм. И это чертовски обидно, потому что не в продвинутой Америке, а у нас, в постсоветской России, где благополучное (читай — богатое) замужество снова становится девичьим идеалом, есть смысл напомнить о простых вещах. Что надо прожить свою жизнь, а не просто существовать на подхвате в чужой. Что женщина должна совершенствоваться не только снаружи. Что у нее есть право выбирать — судьбу, любимого человека, род занятий. И она не обязана потакать общественным предрассудкам. И слушаться партнера надо в танцах, а в жизни — с большой оглядкой. А мужчина, который считает естественным принести в жертву личность своей жены ради чистых сорочек и горячих ужинов, вообще недостоин внимания.

При помощи такого рода «банальностей» мисс Уотсон совершает культурную революцию в рамках одного отдельно взятого колледжа. Но то, что здесь и сейчас звучит банально, там и тогда выглядело политической крамолой.

Действие «Моны Лизы» происходит в 1953 году. У нас, понятно, дело врачей, смерть тирана, уголовная амнистия… Однако и у них не лучше — маккартизм, антикоммунистическая паранойя, такой же — зеркальный — всплеск антисемитизма, доктрина «массированного возмездия», повсеместное строительство бункеров на случай атомной войны…

В Америке 50-х годов действительно есть какое-то радиоактивное обаяние, пробивающее даже через полвека. Вероятно, это обаяние стиля. Не зря до сих пор снимаются ленты, где время и место действия обозначены именно так — «Человек, которого не было», «Один из голливудской десятки», «Танцующая в темноте», теперь вот «Улыбка Моны Лизы»…

Звездно-полосатые флаги на лужайках, второе поколение крестных отцов, кожа и дерево, уют и комфорт, кока-кола и отливающие хромом авто. Эпоха первых кондишнов, автоматических коробок и цветных телевизоров. Культ семьи и бэби-бум. На экраны выходит фильм «Джентльмены предпочитают блондинок» с Мэрилин Монро. Девочки из хороших семей предпочитают участь пригородных домохозяек. Женщина с рекламного плаката — это высокая грудь, тугой перманент, солнечный оскал и абсолютная уверенность в том выборе, который общество сделало за нее.

Пуританская Америка доживает свой век и делает это с размахом. Как бы ни тыкал ее носом в самодовольное лицемерие Сэлинджер (роман «Над пропастью во ржи» увидел свет летом 1951-го), что бы ни писал, краснея от стыда и гнева, совестливый еврей Ирвин Шоу в «Растревоженном эфире», Америка гангстеров и белых воротничков признает одну свободу — свободу рок-н-ролла. Впрочем, сексуальная революция уже началась — но для одного отдельно взятого пола. В июне 1952-го великая Ингрид Бергман родила внебрачную дочку Изабеллу Росселлини, и скандал, дошедший аж до сената, стоил ей голливудской карьеры. В 1957-м женские журналы писали про бикини: «Не представляется возможным, что порядочная девушка способна надеть такую вещь». А в 53-м Хью Хефнер, между прочим, основал «Плейбой»…

Мужчинам можно все, женщинам — только то, что позволят мужчины. Надо быть полной коровой, чтобы с этим смириться.

Кэтрин Уотсон — не корова. Это хрупкая, тощенькая особа с огромным ртом и глазами, как две черешни. Когда она плачет, то напоминает обиженную обезьянку. Специальность мисс Уотсон — история искусств. В качестве педагога ее ангажирует элитарный женский колледж Уэллесли, где с особым энтузиазмом преподаются и осваиваются хозяйственные навыки, а забота о муже чуть ли не вынесена отдельным предметом в расписании. Кэтрин достается самая консервативная аудитория — семнадцатилетние девочки. Здоровые, извиняюсь за выражение, телки с детсадовским мышлением. У них четкие критерии (если ты такая умная, почему ты не замужем?) и до смешного наивные мечты. Улыбка Моны Лизы их не волнует, зато ужасно волнуют: посуда, постельное белье, кольца для салфеток и прочие игрушки. Они выскакивают замуж прямо в процессе обучения и начинают яростно вить гнезда, не интересуясь, нужно ли это кому-нибудь, кроме них самих. У нас подобный сюжет, правда, значительно изящнее, представил когда-то Петр Тодоровский в «Городском романсе».

Дистанцию от первого поцелуя до семейной жизни девочки проходят, словно на скорость, а потому первые обманы или, деликатнее выражаясь, первые разочарования постигают их уже в замужестве. Что, согласитесь, гораздо хлопотнее. С другой стороны, можно бесконечно увлекаться и разочаровываться, вообще не выходя замуж. Именно так ведет себя Кэтрин Уотсон, и это тоже нелепо. Изо всех сил стараясь полюбить героиню Робертс, заранее с открытым пристрастием подарив ей свои симпатии, я так и не смогла разобраться, что это за женщина. Почему она отвергла прежнего любовника, к которому только что бросалась на шею? Почему бортанула нового, с которым так упоенно проводила время? Мне не нужны теоретические обоснования, я сама могу придумать их сколько угодно. Мне нужно обоснование художественное, а его в этом фильме нет. «Улыбку Моны Лизы» снял мужчина, и это лишний раз доказывает, что любая феминистка — пугало для мужского сознания. Они плохо знают тип независимой женщины, не могут освоить ее характер, а главное — не могут ее полюбить.

Судя по тому, что мисс Уотсон пытается стать для своих подопечных мамочкой, то есть воспитывает их, впадая в крайние эмоции, ей действительно пора обзаводиться собственным семейством. «Совращение малолетних» проходит небезуспешно. Девочки взрослеют на наших глазах. У них проступают зачатки сознания, маленькие жены бунтуют, маленькие мессалины демонстрируют необычайную душевную тонкость. Сама мисс Уотсон тоже кое-чему научилась, разочаровавшись в одной маленькой отличнице и проникшись уважением к одной маленькой стерве… Кэтрин уезжает в никуда (прямо гостья из будущего), а ее воспитанницы остаются, чтобы впоследствии рожать не только детей, но и мысли.

Колледж Уэллесли с его готическими стенами, зелеными лужайками и милой песенкой «Я называл тебя Моной Лизой» — само воплощение рая на земле. Если, по существу, здесь ад, так только от того, что все течение местной жизни, как вообще вся жизнь Америки 50-х годов, — это гламур с подкладкой из чистого вранья. Не врать самой себе и не поддаваться обаянию лжи, даже очень красивой, — главное, что освоила мисс Уотсон и что пытается передать по цепочке дальше.

Если сегодня мы вместе с мужчинами открыто потешаемся над феминизмом, наивным и прямолинейным, так потому только, что первые феминистки отвоевали нам кучу прав и активизировали мозги, до того лежавшие без движения. Мы стали другими, даже не заметив, как это произошло. Грех не вспомнить подвиг каждой из них с подобающей благодарностью. Мне жаль, что про мисс Кэтрин Уотсон сняли плохой фильм. Она была достойна хорошего.

_____

А Я ЛЮБЛЮ ЖЕНАТОГО…

Когда на столичных улицах засверкала белозубая улыбка и Паваротти, сдувая с ладони воздушный поцелуй, объявил: «Чао, Москва!», я подумала, что если в английской традиции — уходить не прощаясь, то в итальянской, видимо, — прощаться и не уходить… Лучано уже давал «последний» концерт в Москве, и тогда все сошлось на редкость неудачно: серое небо, холода в июне месяце (Паваротти, наверное, думает, что в этой стране вообще не бывает солнца); глухие пробки вокруг МДМ, зал, набитый богатенькими, но совершенно деревянными буратинами. Увы, такова московская реальность: чем громче мероприятие, тем зануднее публика. Гайки на перстах, брюлики в носу, модели из последних коллекций, выставка часов — люди пришли за чем угодно, только не ради Паваротти. Шествуя важно, походкою чинной, с охраной и свитой, прибывали представители российского политического истеблишмента, которые не стоят ногтя на мизинце Паваротти, однако надменностью превосходят его раз в сто. У отдельных паршивцев свиристели мобильники, и они еще имели наглость на звонки отвечать. Гость смотрел хмуро, пел вяло и всей душой рвался к самолету.