Семён Раич - Поэты 1820–1830-х годов. Том 2

• Название: Поэты 1820–1830-х годов. Том 2
• Автор: Семён Раич
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Поэзия
• Год: 1972

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

---

315. РОМАНС ("Стой, мой верный, бурный конь…")

Стой, мой верный, бурный конь,
       У крыльца чужого!
И земли сырой не тронь
       Сребряной подковой.
Я как тень проникну в дом,
       Ложе их открою,
Усыплю их вечным сном,
       Смертью упокою.
Вот тогда неси меня
       На утес высокий,
И с утеса и с себя
       Брось в Хенил глубокий…
Чую звонкий стук копыт,
       Слышу стон ревнивый,
Быстрой молнией летит
       Конь его ретивый.
Сердце дрогнет, мгла в очах,
       Слезы кровью льются,
Нет молитвы на устах,
       Речи страхом рвутся…
Брось кинжал, он не спасет, —
       Рок его притупит;
Пусть изменница умрет, —
       Смерть прощенье купит.
Брось кинжал и смерти жди,
       Соблазнитель милый,
Мы умрем, как рождены,
       Для одной могилы!

Три кипариса над могилой
Бросают тень на три луны,
Три разноцветные чалмы
       Качает ветр уныло.
Кругом равнина грустно спит;
Лишь в свежий дерн могилы новой
Конь, андалузский конь стучит
       Серебряной подковой.

<1840>

316. <ИЗ РОМАНА «ЭВЕЛИНА ДЕ ВАЛЬЕРОЛЬ» >

VIRTUS ANTIQUA [228]

Прости! Корабль взмахнул крылом,
Зовет труба моей дружины!
Иль на щите иль со щитом
Вернусь к тебе из Палестины.
Молва о подвигах моих,
Шумя, придет моим предтечей,
И лавр из нежных рук твоих
Наградой будет мне и встречей.

Клянуся сердцем и мечом:
Иль на щите, иль со щитом!

Сто битв, сто рек, сто городов
О имени твоем узнают,
На сто язы́ках сто певцов
И запоют и заиграют!
И, вновь волнуясь и шумя,
Твоей великой славы полны,
К твоим стопам примчат меня
Могучие, седые волны…

Клянуся сердцем и мечом:
Иль на щите, иль со щитом!

Но если приговор судьбы
В боях пошлет мне смерть навстречу,
На грозный зов ее трубы
Я именем твоим отвечу!
Паду на щит, чтоб вензель твой
Врагам не выдать, умирая;
И, побежден одной судьбой,
Умру, тебя благословляя!

Клянуся сердцем и мечом:
Иль на щите, иль со щитом!

Июнь 1840

317. <ПЕСНЯ ИЗ ДРАМЫ «КНЯЗЬ ДАНИИЛ ДМИТРИЕВИЧ ХОЛМСКИЙ»>

Ходит ветер у ворот, —
У ворот красотки ждет.
Не дождешься, ветер мой,
Ты красотки молодой.
       Ай люди, ай люди,
       Ты красотки молодой!

С парнем бегает, горит,
Парню шепчет, говорит:
«Догони меня, дружок,
Нареченный муженек!»
       Ай люди, ай люди,
       Нареченный муженек!

Ой ты, парень удалой,
Не гоняйся за женой!
Ветер дунул и затих,—
Без невесты стал жених.
       Ай люди, ай люди,
       Без невесты стал жених!

Ветер дунул, и Авдей
Полюбился больше ей…
Стоит дунуть в третий раз —
И полюбится Тарас!
       Ай люди, ай люди,
       И полюбится Тарас!

Июнь 1840

318. ЖАВОРОНОК

Между небом и землей
       Песня раздается,
Неисходною струей
       Громче, громче льется.

Не видать певца полей!
       Где поет так громко
Над подружкою своей
       Жаворонок звонкой.

Ветер песенку несет,
       А кому — не знает.
Та, к кому она, поймет.
       От кого — узнает.

Лейся ж, песенка моя,
       Песнь надежды сладкой…
Кто-то вспомнит про меня
       И вздохнет украдкой.

11 июля 1840

319. ПОПУТНАЯ ПЕСНЯ

          Дым столбом — кипит, дымится
                        Пароход…
          Пестрота, разгул, волненье,
          Ожиданье, нетерпенье…
          Православный веселится
                        Наш народ.
          И быстрее, шибче воли
          Поезд мчится в чистом поле.

Нет, тайная дума быстрее летит,
И сердце, мгновенья считая, стучит.
Коварные думы мелькают дорогой,
И шепчешь невольно: «О боже, как долго!»

          Дым столбом — кипит, дымится
                        Пароход…
          Пестрота, разгул, волненье,
          Ожиданье, нетерпенье…
          Православный веселится
                        Наш народ.
          И быстрее, шибче воли
          Поезд мчится в чистом поле.

Не воздух, не зелень страдальца манят,—
Там ясные очи так ярко горят,
Так полны блаженства минуты свиданья,
Так сладки надеждой часы расставанья.

          Дым столбом — кипит, дымится
                        Пароход…
          Пестрота, разгул, волненье,
          Ожиданье, нетерпенье…
          Православный веселится
                        Наш народ.
          И быстрее, шибче воли
          Поезд мчится в чистом поле.

15 июля 1840

320. "Холмистые дали как волны…"

Холмистые дали как волны
Над морем тумана встают,
И силы, и свежести полны,
Пришельца в объятья зовут!

За о́трогом — лес в отдаленьи,
За нивою — зеркало вод;
Овраги, потоки, каменья —
Всё мимо, всё дальше, вперед!

В трущобе, сердито беснуясь,
Холодный грохочет ручей,
Туманы ложатся, волнуясь,
А в роще гремит соловей.

Как серны, привычные кони
На черных висят крутизнах
Иль стелятся с жаром погони
По утлым тропинкам в горах.

И смотрит Юпитер приветно
На наш врассыпную поход,
И ждет нас на сон безответный,
Нас Веспер на сходку зовет.

Аврора проснулась, умылась,
Румяным потоком легла,
И Токсова даль озарилась,
И Фебом сменилася мгла.

Венчанный возница пускает
Своих лучезарных коней,
И, кудри откинув, сияет
В парадной ливрее своей.

И о́бдал он златом озера,
Кустарники, долы, леса…
Мы Фебу воскликнули: «Фора!
Брависсимо! vivat, ура!»

Начало 1840-х годов

321. ИМПЕРИЯ

У ног могилы Гедымина,
Теснясь, толпится шумный град;
Пред ней разбитая твердыня
Великокняжеских палат.
Пред злачным куполом могилы
Церквей восходят купола,
И громы русского орла
У той могилы опочили…
О Гедымин! В стране родной
Почиет мирно пепел твой!

Кругом враги когда-то были,—
Ливонцы, Новгород и Псков;
Татар, волынцев, поляко́в
Сюда наезды заходили;
Кругом сто княжеств и врагов,
Сто исповеданий различных
На ста языках, и столичных
Сто многолюдных городов.
Но смолкли бури боевые:
И все и вся — теперь Россия!

Не семь холмов, а семь морей —
Подножие святой державы!
Три части света — ложе ей,
Полмира — мера русской славы!
И, будто дома, рыжий финн
Могилу роет Митридата,
С товаром тащится литвин
От Арарата до Карпата,
С Амура в Калиш наш солдат
Идет прогулкой на парад!

<1842>

322. К ДОНУ

Здорово, старый Дон, здорово, Дон унылый!
Как родина моя, ты стал мне свят и мил;
Я полюбил тебя из всей казачьей силы,
Твои печали все к душе своей привил.
Казацкая страшна была когда-то сила:
С своими лодками ты пенил Черный понт,
И кланялся тебе Азов и Трапезонт.
Но ты разбогател — и зависть страх сменила!
Уж не к тебе идут, а ты к ним на поклон!
              Богат ты, старый Дон, и углем, и вином,
И рыбой всякою, и солью, и скотом.
Богат ты, старый царь Азовского поморья,
Тебе не надобно стороннего подспорья;
Богат, а сам в пыли лежишь!
Как у младенца, спит твоя простая совесть,
Бредешь ты нищенски и про себя ворчишь
Геройских дел и бед страдальческую повесть.
Я вслушался в нее, запечатлел душой,
Ношу ее в себе и донесу потомкам…
Всплесни же, старый Дон, веселою волной,
Благословенье дай казачества обломкам.
Ведь ты пред смертию — твой час последний бьет
Под орифламмою священных преимуществ
В грудь благородную граф Киселев воткнет
              Меч государственных имуществ.

1847

323. БАЛ НА ЛЬДУ