Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2

• Название: Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2
• Автор: Дмитрий Быстролётов
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-93675-200-1 (том 2)

Д.А. Быстролётов (граф Толстой) — моряк и путешественник, доктор права и медицины, художник и литератор, сотрудник ИНО ОГПУ — ГУГБ НКВД СССР, разведчик-нелегал-вербовщик, мастер перевоплощения.

В 1938 г. арестован, отбыл в заключении 16 лет, освобожден по болезни в 1954 г., в 1956 г. реабилитирован. Имя Быстролётова открыто внешней разведкой СССР в 1996 г.

«Пир бессмертных» относится к разделу мемуарной литературы. Это первое и полное издание книг «о трудном, жестоком и великолепном времени».

Рассказывать об авторе, или за автора, или о его произведении не имеет смысла. Автор сам расскажет о себе, о пережитом и о своем произведении. Авторский текст дан без изменений, редакторских правок и комментариев.

---

— Вы больны, Иола?

— Нет.

— Но у вас странный вид.

С выражением отчаяния и тоски она глядит куда-то вверх.

— Я устаю в последнее время.

— Так позовем врача.

Страдальческая гримаса. Умоляющий жест.

— Не надо… Ради Бога.

С этого вечера под предлогом усталости она часами просиживала в кресле, опустив голову на грудь.

Потом ответы Иоланты стали короче. Иногда невпопад. Она уходила в другой мир, из которого возвращалась нехотя и с трудом. Каждый день приносил усиление ранее подмеченных странностей: молчание становилось упорным, попытки добиться ответа и весело расшевелить ее вызывали на глазах слезы. Иногда движения ее казались совершенно машинальными, она выполняла чужую волю, как заведенный автомат.

— Вы больны. Что с вами? — тревожился я.

— Что? — после некоторого молчания, точно с трудом поняв вопрос, отвечала Иоланта. — Больна?

Секунду она глядела на меня без всякого выражения. Потом отворачивалась и лицо кривилось гримасой страдания.

— Оставьте меня, — шепотом отвечала она. — Мне ничего не надо. Я здорова.

И вот настал, наконец, день, когда мучительная непонятность выяснилась. Утром кое-как горничной удалось поднять Иоланту с постели, накинуть халат и усадить в кресло. Но вечером, когда я вернулся, она с испуганным видом прибежала ко мне.

— Мадам очень плохо.

Мы поспешили в спальню. Я рванулся вперед с вопросами, но взглянул на жену — и остановился молча: это уже не была Иоланта.

— Скорее, Анна! Позовите доктора!

— У нас во дворе живет молодой врач… Может быть, его?

— Все равно. Только быстро, не теряйте времени.

Врач оказался сухощавым парнем с загорелым веснушчатым лицом и непослушными вихрами выцветших волос. Он был °Дет в пыльный и мятый спортивный костюм.

— Извините, я прямо со стадиона, — возбужденно начал он, Энергично тряся мне руку и заметив мой взгляд, скользнувший по его одежде. — Грандиозный скандал: «Славия» всыпала «Спарте» восемь на три! Ну и дела, пане!

Он натянул белый халат.

— А виноват Ванэк: два раза промазал у самых ворот.

Вздохнул. Лицо поблекло.

— Так что у вас болит?

— Нездорова моя жена, пожалуйте сюда.

Откинув голову на кожаную подушку, Иоланта неподвижно сидела в большом и глубоком кресле. Ничего не видя. Глаза уперлись в потолок.

Точно ожидая приговора на жизнь или смерть, я, затаив дыхание, следил за врачом. Он пробежал глазами по золотистому телу, на груди и бедрах облитому прозрачным шелком розового белья — в рамке обширных складок черного тяжелого халата оно казалось тоненьким букетом цветов, — исподлобья покосился на меня и взял бессильно лежавшую маленькую руку.

— Раз… два… три… — бормотал он, подсчитывая удары пульса. Вдруг его лицо просияло. С надеждой я рванулся вперед.

— В последнем хафтайме Годный лбом взял три мяча. Представьте-ка: три мяча, похожие на снаряды тяжелого орудия! Вот это лоб, пане! Что вы скажете?

— Ради Бога, доктор…

Молодой человек потух снова. Тряхнул головой и с казенным лицом повернулся к Иоланте.

— На что вы жалуетесь, уважаемая пани?

Молчание.

— Пульс — нормальный, температура тоже. В чем же дело? — обернулся он к горничной. Та быстрым шепотом сообщила свои наблюдения.

Врач повернулся к больной, внимательно и пытливо разглядывая ее безжизненное тело. Взял себя рукой за подбородок. Задумался. Сосредоточенная мысль светилась теперь в живых серых глазах.

— Ага, рассеянность… выражение страдания… так, так… быстро нарастали, говорите вы… Понятно! Она стала как заводная кукла… да… потом оцепенела… не хочет двигаться… не отвечает на вопросы… Гм, гм…

Минуту он молча стоял перед маленькой больной, не спуская с нее глаз и теребя свой загорелый, сильный подбородок. Потом подошел к столу и стал писать что-то.

— Горничная сейчас же сбегает. Аптека рядом, — тихо сказал я, думая, что врач пишет рецепт.

На бумаге был адрес.

— Позовите пана профессора доктора Крамаржа, — врач НЗ.ЧЗ-Л снимать халат.

— Вы предлагаете консилиум?

— Нет, но… разве вы не догадываетесь, что произошло с вашей супругой?

— Совершенно не понимаю, — сердце у меня сжалось в предчувствии ужасного.

— Здесь случай для психиатра. Пан профессор — наш лучший специалист. У молодой пани, по-видимому, циркулярный психоз.

— Что это такое?

— Маниакально-депрессивный круг. Депрессивная фаза.

— Ничего не понимаю, — с тоской проговорил я, озираясь вокруг, как будто бы в поисках поддержки. — Объясните проще.

— Проще? Как бы это выразиться… Ну, словом, ваша супруга сошла с ума.

Горничная провожала врача к выходной двери. Я один в большой комнате. Иоланта лежит неподвижно, невидящими глазами смотря в потолок.

— Циркулярный… маниакальный… депрессивный… — бормочу я в полной растерянности, как он сказал? — Круг и фаза? Да, да…

Потом, на бегу надевая шляпу и пальто, я выскакиваю на улицу.

Профессор Крамарж похож на ядовитый гриб. У него непомерно большая, круглая и лысая голова, пухлое тельце и короткие кривые ноги — они болтаются в воздухе, когда профессор сидит на диване. Из-под нависших черных бровей — тяжелый, пристальный и отталкивающий взгляд.

— Я пошлю к вам ассистента, — вяло повторяет он.

Но случайно я упоминаю о Посольстве, и неприятный человечек поворачивает ко мне бугристый шар своей огромной головы. С любопытством рассматривает меня.

— Хорошо, едем.

Мягко ступая по ковру, профессор неслышно входит в спальню и останавливается перед Иолантой. Опустив голову, долго рассматривает ее исподлобья. Чувствуется, как этот тяглый, неприятный взгляд выхватывает незримые нам характерные мелочи и через них проникает дальше в недоступный Другим мрак, куда скрылась сейчас израненная душа Иоланты. Потом, не проронив ни слова, профессор идет в гостиную, садится к столу. Вынимает лист бумаги и карандаш.

— Вы хорошо знаете семью больной? Не очень? Жаль, все же расскажите, что вам известно. Отвечайте на вопросы, пожалуйста.

Профессор не спеша берет толстую сигару, с чувством закуривает и начинает записывать мои ответы в кружки, которые соединяет линиями. Получается что-то похожее на генеалогическое дерево.

— Начнем с отца молодой пани. Не был ли он болен сифилисом?

Задав этот вопрос, маленький человечек пускает клуб дыма и внимательно смотрит на меня, слегка наклонив голову. В неподвижном взоре мне чудится насмешка. С трудом я сдерживаю себя и даю ответ.

— Нет? Так, так… Ну, а туберкулезом? Да? Очень хорошо. Очень. Запишем. Еще чем? Не знаете? Ну, а не замечали ли вы в его поведении каких-нибудь странностей? Определите его характер? Что он за человек?

Профессор спрашивает и записывает. Как у следователя, я сижу на кончике стула и отвечаю на мерзкие вопросы, которыми он настойчиво лезет в щели чужой жизни, стараясь выворотить из них побольше нечистот.

— Вот, кажется, готово. Все ясно, — с довольным видом он похлопывает коротенькой волосатой рукой по исписанному листу.

Я заглядываю и вижу плоды его работы.

Отец: Мать:

Тбк. Легкомысленный. Тбк. Умерла от легочного кровотечения.

Любитель выпить. Повышенная нервность, вспыльчивость.

Слабохарактерный добряк. Приступы неукротимого гнева.

Старший сын:

Азартный игрок в карты. Пьет.

Неоднократно покушался на самоубийство.

Второй сын:

Алкоголик. Отказался учиться.

Больная:

Тбк. Выраженная инфантильность.

Была при смерти от тбк. легких в возрасте 19 лет.

Странности: беспредметная печаль, бегство от людей, жизнь в мечтах, неопределенные устремления, пустота взгляда.

Малая заинтересованность в окружающем.

Приступ психоза через год после брака (беременна?).

Младшая сестра:

Злобный неуживчивый человек. «Со странностями».

Пьет (немного). Фанатичка.

— Вполне ясная картина, — изрекает профессор.

Я с ненавистью смотрю на белое, пухлое горло. Хорошо бы сдавить его пальцами.

— Однако, — хрипло говорю я, — такую таблицу можно составить о каждом человеке, в том числе обо мне и о вас.

— Вас я не имею честь знать, а о себе подтверждаю ваши слова. Это лишь показывает, что так называемых здоровых и нормальных людей среди нас мало. Извольте проводить меня к больной.

Ловкими и быстрыми движениями профессор обстоятельно осматривает Иоланту. Для этого горничная и я поднимаем ее с кресла и, поддерживая сзади, заставляем стоять среди комнаты, босыми ногами на ковре. Профессор умелыми вопросами горничной вскрывает картину болезни — постепенное и все ускоряющееся нарастание симптомов, давших в конце концов картину ступора. Он говорит вполголоса, короткими отрывистыми фразами. Она отвечает быстрым захлебывающимся шепотом. Когда осмотр окончен, профессор вдруг грубо берет больную за плечи и совершенно неожиданно резко и повелительно спрашивает: