Майкл Мэлоун - The Intel: как Роберт Нойс, Гордон Мур и Энди Гроув создали самую влиятельную компанию в мире

• Название: The Intel: как Роберт Нойс, Гордон Мур и Энди Гроув создали самую влиятельную компанию в мире
• Автор: Майкл Мэлоун
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-77591-0

Это первая полная история корпорации Intel, рассказанная через описание жизненных путей трех самых важных для нее фигур.

Это человеческая история о том, как каждый из этой троицы привнес в компанию то, без чего Intel никогда не стала бы самой влиятельной в мире компанией и не сделала бы возможными такие привычные вещи вроде персонального компьютера, Интернета и телекоммуникаций.

Нойс дал компании деньги и надежность, Мур сделал ее технологическим лидером, а Гроув привел на вершину успеха.

Книга уникальна тем, что построена на документах из корпоративного архива компании.

---

Годы спустя в Кремниевой долине, когда всплыла история со свиньей, она была объектом шуток и воспринималась как подтверждение существования частицы человечности во все более грозном Роберте Нойсе. В Области залива Сан-Франциско в 1980-е такое событие могло быть улажено, возможно, с необходимым извинительным письмом. Но это не было смешно в 1948-м, особенно в Айове. Как говорилось в письме декана родителям Боба, «в аграрном штате Айова похищение домашнего животного – это особо тяжкое преступление, которое влечет за собой наказание до года тюремного заключения и штрафа в размере тысячи долларов».[52] Первая часть, очевидно, была пережитком дней скотокрадства и самосудов, но штраф был вполне реален и огромен: он был равен большей части годовой зарплаты Ральфа Нойса и трем годам обучения в Гриннелл-колледже. И даже если ему удалось бы избежать наказания судьи, скорее всего, Бобу пришлось бы столкнуться с проблемой отчисления из колледжа. И это черное пятно будет свидетельством того, что он никогда не сможет поступить в аспирантуру и, скорее всего, никогда не найдет работу по своим талантам.

В итоге будущее Нойса было спасено его профессором по физике Грантом Гейлом и ректором Сэмюелем Стивенсом. Ни один из этих двух мужчин не хотел потерять редчайшего студента вроде Боба Нойса, так что хотя мэр-свиновод сначала был непреклонен, Гейл и Стивенс в итоге убедили его принять условия, по которым молодой Нойс покроет стоимость свиньи и больше никакие штрафы взиматься не будут.

Это спасло Боба от проблем с законом, но все еще существовала проблема с колледжем. Хотя он должен быть отчислен, Боб легко отделался: ему позволили закончить учебный год, но затем ему пришлось находиться в подвешенном состоянии весь первый семестр выпускного года. Его не только не допускали в университетский городок, но даже и в город Гриннелл.

Он избежал опасности – хотя его родители так совершенно не думали. После того как Боб, опозоренный и униженный, покинул город и присоединился к своей родне в городе Сэндвич (Иллинойс), он был удивлен, обнаружив, что родители не только не злились на него, а на самом деле были в ярости на колледж. Ральф Нойс даже написал гневное письмо Стивенсу («все мы должны быть готовы принимать покаяние молодежи и стремление к прощению, даже если свиноводы в Айове имеют другие взгляды»), отсылки которого Бобу не удалось предотвратить. Часть этого письма, без сомнений, отражала личную горечь Ральфа по поводу своих упущенных возможностей в Гриннелле, но ректор Стивенс, должно быть, был в ужасе от того, как мало оценили его вклад в благополучие Боба.

Что касается Боба, ему нужно было найти способ занять себя на следующие 6 месяцев продуктивной работой, прежде чем вернуться в Гриннелл, – если у него была бы отвага встретиться с людьми из города и колледжа. К счастью, из жалости его старый преподаватель математики нашел для него работу в страховом департаменте в Equitable Life Insurance в Нью-Йорке. Пока Гейлорд работал над получением докторской степени, Боб быстро получил работу и новое место для жизни на следующие 6 месяцев.

Может показаться, что переезд из Айовы на Манхэттен мог быть пугающим, но для Боба это было уже привычно. Он со своим другом проводил часть прошлых двух летних периодов, работая барменом и официантом в пригородном клубе на север от Нью-Йорка. Это было лучше, чем разбрасывать сено вилами в Гриннелле, оплата была достойной, и два молодых человека иногда могли посещать большой город.

Так что Нойс быстро устроился. Изначально вдохновленный перспективой карьеры страхового статистика, Боб быстро убедился в том, что работа эта невыразимо скучна, зато девушки в офисе милы и многочисленны. По вечерам он бывал на шоу Бродвея, веселился с артистами и драматургами и строил из себя представителя богемы. Как Боб Нойс он делал это превосходно, однако, будучи Бобом Нойсом, быстро перерос и возненавидел это, узнав несколько вещей о силе денег как о причине человеческих поступков: «Некоторые факты вроде тех, как люди бессознательно реагируют на финансовые стимуляторы: если вы заплатите им за смерть, они умрут, если заплатите за жизнь, они будут жить… по крайней мере, среднестатистически».[53] Позже он сказал, что также достаточно понял о том, что нельзя доверять статистике.

Это были долгие, но полезные 9 месяцев: «Я приехал туда с мыслью, что это безопасное и комфортное место для жизни. А уехал с чувством, что это чудовищно скучное место».[54] Он больше никогда не выбирал безопасный путь.

Он вернулся в Гриннелл в январе 1949 года с высоко поднятой головой и быстро влился в ту активную жизнь, которую ненадолго покинул. На первый взгляд все казалось таким же. Боб даже сильно превосходил ожидания того, что сможет присоединиться к однокурсникам на равных с перспективой выпуска в июне. Но все изменилось на более глубоком уровне. Боба Нойса в безумной погоне за идеалом теперь не существовало – теперь ему на замену пришел более серьезный, взрослый Роберт Нойс.

Теперь, как по волшебству, его удача вернулась. По удивительному стечению обстоятельств Грант Гейл перешел в университет Висконсина с Джоном Бардином, а его жена была другом детства ученого. Более того, начальник Бардина, президент Bell Labs (и создатель подводного телефонного кабеля) Оливер Бакли был выпускником Гриннелла – его двое сыновей на тот момент были студентами колледжа, – и он часто высылал факультету физики свое устаревшее оборудование.

В 1948 году, по иронии судьбы как раз тогда, когда Боб Нойс изучал выплаты в Equitable Life, неподалеку от Bell Labs проходила публичная пресс-конференция (а не просто публикация технической статьи), посвященная открытию транзистора Джона Бардина, Уолтера Бреттейна и Уильяма Шокли. Как событие, посвященное PR, это был провал – лишь New York Times посвятила событию несколько абзацев на странице 46. Нойс, который повлияет на судьбу транзистора в большей степени, чем кто-либо другой, даже не увидел этой статьи.

Но в Айове ее заметил Грант Гейл. Он не только вырезал статью и повесил ее в коридоре факультета физики, но также в следующем запросе оборудования к Оливеру Бакли попросил его прислать «пару транзисторов».

Не приходится говорить о том, что у Бакли лишних транзисторов не было, просто лежащих рядом с ним, – устройства пока едва прошли стадию прототипов, а предварительные заказы были расписаны уже на несколько месяцев вперед. Но он был достаточно благосклонен, чтобы собрать техническую информацию Bell Labs и монографии о транзисторах и послать их в Гриннелл.

Возвращение Нойса в Айову происходило приблизительно в то же время. В Гриннелле он обнаружил Гейла, погруженного в эти документы, – и погрузился в них вместе с ним. Гейл будет вспоминать: «Было бы преувеличением говорить, что я много учил Боба… Мы узнавали о нем вместе». Нойс же говорил: «У Гранта был заразительный интерес к транзисторам, который он передал своим студентам… Я стал смотреть на транзисторы как на один из величайших феноменов времени».

К слову, предприниматель уже раскрывался. В то время как для Гейла транзистор был новым полем исследований, Нойс видел, что «это будет чем-то, что было бы здорово использовать, – ну, может, «использовать» – неверное слово, но я рассматривал его как нечто, с чем будет интересно работать».[55]

Не имея возможности подержать транзисторы в руках и протестировать включенными в цепь, Нойс и Гейл были сильно отдалены от понимания лежащих в их основе физических свойств. В частности, технологии полупроводников и нанесения изоляционных материалов с атомарными примесями, чтобы функционирование полупроводника можно было контролировать при помощи слабого стороннего тока – то же самое, чем были одержимы Бардин и Бреттейн десяток лет назад.

Новаторские полупроводниковые интегральные схемы в ранних транзисторах, подобные тем, какие изучали Нойс и Гейл, использовались как усилители, чтобы заменить гораздо более громоздкие, горячие и ломкие электронно-лучевые трубки. Десять лет спустя огромный вклад Нойса будет состоять в том, чтобы установить эти схемы на кремниевые переключатели и создать бинарные единицы и нули в сердце всех цифровых схем, – а затем понять, как сделать их плоскими и соединенными в массивы.

Теперь все же самое большее, что могли сделать Нойс и его профессор, – это понять настолько, насколько возможно, принципы работы транзистора. И хотя это было ограниченное понимание устройства, к концу обучения Боба это все же был уровень почти такой же, как у ученых из Bell Labs. Даже тогда Нойс, будучи все еще студентом, способным понять многое из этой технической информации, был чудом сам по себе – хотя Грант Гейл, знавший молодого человека не хуже других, не был удивлен.

Роберт Нойс окончил образование в Гриннелл-колледже в июне 1949 года с ученой степенью по математике и физике, членством в Phi Beta Kappa, а от своих однокурсников заслужил звание «выпускник, получивший лучшие оценки с минимумом работы». Что характерно, последнее он воспринял с юмором и оценкой настоящего бизнесмена, сказав своим родителям, что награда была вручена «человеку, получившему лучшую отдачу за время, проведенное в изучении».