Карел Шульц - Камень и боль

• Название: Камень и боль
• Автор: Карел Шульц
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-699-20485-7

Роман "Камень и боль" написан чешским писателем Карелом Шульцем (1899–1943) и посвящен жизни великого итальянского художника эпохи Возрождения Микеланджело Буонаротти, раннему периоду его творчества, творческому становлению художника.

Микеланджело Буонарроти — один из величайших людей Возрождения. Вот что писал современник о его рождении: "И обратил милосердно Всеблагой повелитель небес свои взоры на землю и увидел людей, тщетно подражающих величию природы, и самомнение их — еще более далекое от истины, чем потемки от света. И соизволил, спасая от подобных заблуждений, послать на землю гения, способного решительно во всех искусствах". Но Микеланджело суждено было появиться на свет в жестокий век. И неизвестно, от чего он испытывал большую боль. От мук творчества, когда под его резцом оживал камень, или от царивших вокруг него преступлений сильных мира сего, о которых он написал: "Когда царят позор и преступленье,/ Не чувствовать, не видеть — облегченье".

Карел Шульц — чешский писатель и поэт, оставивший в наследие читателям стихи, рассказы, либретто, произведения по мотивом фольклора и главное своё произведение — исторический роман "Камень и боль". Произведение состоит из двух частей: первая книга "В садах медицейских" была издана в 1942, вторая — "Папская месса" — в 1943, уже после смерти писателя. Роман остался неоконченным, но та работа, которую успел проделать Шульц представляет собой огромную ценность и интерес для всех, кто хочет узнать больше о жизни и творчестве Микеланджело Буонарроти.

Перевод с чешского Д. Горбова

---

Из скал выходили колдуны и чародеи, никто не выдавал их палачу. Все теснились вокруг них и слушали, что они говорят. По ночам разводили костры во славу черного козла и разрывали могилы. С лобных мест, после заклинаний, сходил призрак и вещал народу, что, когда минует нынешнее опустошение, на земле снова будет рай и все станут как боги. Не будет ни голода, ни жажды, ни бедности, ни страданий, ни печали, ни болезней, ни старости. Но не будет и святости — этой выдумки, выгодной одним попам. Вы будете как боги, вещал призрак, и радуйтесь, милые: то, что вы творите между собой, — не разврат, а лишь прообраз райского жития. Пока веселитесь телесно, чтобы при будущем пришествии моем веселились уже души ваши. Так вещал призрак, обнаженные плясали вокруг костра и утопали в ночных радостях, как в бездонном море.

Над Моденой в самый полдень, среди бела дня, разыгралась битва в облаках, какие-то существа, огромные, как тучи, лупили друг друга дубинами. Народ на улицах пал на колени, ожидая Христова пришествия. Во многих деревнях, нисколько не скрываясь, бродили дьяволы в виде бешеных собак.

Голодная толпа во время своих блужданий повстречала стадо безголового скота. Люди разбежались, а стадо в дорожной пыли прошло к скалам, которые за ним с грохотом закрылись. В деревне Каббия сошел с ума священник, — он похоронил живого осла, всунув ему в пасть освященное распятие. Тотчас от страшной бури разверзлись небеса, помешанный священник был убит молнией, а земля вокруг ослиной могилы почернела. И долго еще по ночам из глины выбивался огонь, пока деревенские, вне себя от страха и не имея, с кем посоветоваться, не убили на этом месте девочку, восьмилетнюю нищенку, бесприютную жертву военного времени, которую нашли в деревне. В день убийства в сумерках земля раскрылась и отдала остов осла. И все увидели, как душа девочки, вся прозрачная, светлая, с серебряным распятием в руках, воспевая чудную песню, вознеслась к вечернему небу и исчезла в облаках. И с тех пор на том месте стало спокойно и опять зазеленела трава.

В лесных дебрях ставились скиты. Там святые праведники, отвернувшись от мира крови и бед, одетые в скотьи шкуры, преклоняли колена перед грубыми, самодельными распятиями и имели виденья. Беглые бойцы из разбитых отрядов проникали и в эти дебри, — солдаты, уволенные без жалованья, оборванный сброд, одна кожа да кости. С кое-как перевязанными ранами, в лохмотьях, с отражением пережитых ужасов в ошалевших глазах, они садились близ этих праведников у лесных костров, а потом разносили повсюду их пророчества и виденья.

Французы наступали. Позади них оставался пепел сожженных деревень и нив, трупы убитых, — и дальше ехали веселые колымаги с проститутками в широкополых фетровых шляпах с развевающимися лентами и алмазными пряжками.

Пистойя отпала от Флоренции и уничтожала ее солдат.

Священник Луиджи Биджони чуть не опустошил город Анкону, выступив с проповедью на текст книги пророка Иеремии: "Оставьте города и живите на скалах, и будьте как голуби, которые делают гнезда во входе в пещеру". И поднялся народ и, собрав самое необходимое, потянулся длинными вереницами из города. Синьория пришла в ужас, приказала скорей запереть ворота и загнать обратно тех, кто успел выйти, но между народом и войсками поднялась резня, народ предпочитал жить, как голуби на скалах, чем ждать врага в городе. Священник Заннино из Бергамо вещал, что Христос принял крестные муки не из любви к людям, а под влиянием звездных констелляций. Священник Понтано вещал, что нет ангелов-хранителей, а есть только гении древних богов, и звал приносить им жертвы. Священник Аламани вещал, что мир — создание дьявола и возник наперекор богу. Священник Поливицци из общины Рачемо вещал, что все исполнены бога и безгрешны, и создавал союзы братьев и сестер, объединенных общностью имущественной и телесной. Священник Адриано, августинец, распространял письмо султана Баязета и, перепутав, вещал, что папа считает Христа только пророком. Опять подняли голову яхимовцы, твердя, что все существующее на земле должно быть уничтожено, чтоб могло наступить третье царство божие, то есть царство святого духа. Ибо царство бога-отца было во времена ветхозаветные, царство бога-сына длится со времен первых христиан поныне, а теперь наступит царство третьего лица божьего — приготовьте путь ему! И знаком царства бога-отца была крапива, означающая строгость и суровость закона. Знаком царства бога-сына — роза, означающая благоуханье покорности и кровь, пролитую ради любви. Ныне же знак царства бога-духа есть лилия, означающая смирение, чистоту и рай, бесконечное милосердие девы Марии. Не тревожьтесь ни о чем, пусть опустошается земля, приготовляемая для царства третьего лица божьего, которое — дух.

Французы катились вперед. Пророчества исполнялись, отчаянье росло. Альфонс предложил папе укрыться где-нибудь в неаполитанских пределах. Но Александр гордо отверг, он не покинет patrimonium Sancti Petri [59], останется в Риме.

Пьер Медичи решился на отчаяннейший шаг. Сдав свои крепости и потеряв власть над восставшими городами, он предложил французскому королю вступить во Флоренцию, заключив с ним союз и приняв от него двести тысяч золотых флоринов. Это означало, что Пьер отпал от его святости. Это означало, что Пьер сдался. Не выстояли его черботаны, пушки, снабженные лишь кожаными щитами и очень низкие, против тяжелых бронзовых французских орудий. Перед Карлом была уже открыта дорога через Романью. Все города отдавали ему ключи. Но он объявил, что такой обходный путь недостоин его крестоносного войска. И отдал приказ наступать через Тосканскую область, где Пьер ждал его в отчаянье, а Савонарола — ликуя. Чем ближе подходил предвозвещенный Кир с разинутым ртом к Флоренции, тем сильней разгорался там мятеж! Папа Александр остался один.

Он редко теперь выходил и совсем не созывал консистории, по большей части оставался в своих ватиканских апартаментах, где предпочитал сидеть, как он выражался, por lo bajo, в уединении. Здесь были фрески работы Бернардино Бетти, по прозванию Пинтуриккьо, писанные бледным золотом и светлым ультрамарином, такие легкие, мечтательные и чарующие, что папа навсегда полюбил этого мрачного глухого художника, отказавшись от остальных римских художников, даже от модного Перуджино. Была здесь также большая картина "Воскресение господне", где папа стоял на траве, коленопреклоненный перед вставшим из могилы Христом, и молился. Было изображение всей папской семьи на фреске "Страдания святой Екатерины" кисти Пинтуриккьо. Император Максенций, самодержец, — это дон Сезар. У его трона стоит герцог Гандии в тюрбане и рядом — приятель герцога принц Джем, равнодушный зритель. С ними прекрасный Жоффруа. Перед этим высокопоставленным сонмом обвиняемая в христианстве святая мученица дева Екатерина защищает свою веру, — здесь она в облике папской дочери Лукреции, с шелковистыми золотыми волосами и глазами до того голубыми, что их называли белыми. Все это написано здесь Пинтуриккьо в утеху папе, но Александр и здесь не останавливается. Он проходит дальше, где изображен золотой бык Борджа, а против этого быка — еще один. Перед ним-то и стоит всегда папа в глубоком раздумье.

Это Апис. Солнечный бык, живое подобие Осириса.

Так сказал ему Помпоний Лет, так объяснил: Осирис и сестра его Исида еще в материнском лоне полюбили друг друга кровосмесительной любовью. Потом эти боги добра родились вместе, но одновременно с ними родился и Тифон, бог зла. Осирис научил человечество полезным делам, но Тифон задумал лишить его власти, сумел коварно его обмануть и, положив в гроб, опустил на дно морское. Это было, когда земля находилась в созвездии Скорпиона. Но верная Исида, после бесчисленных мук, нашла гроб с своим братом возлюбленным, открыла его и спрятала. Однако Тифон, прознав об этом, разорвал тело Осирисово на куски и разбросал их по всему свету. Но Исида, эта живая, рождающая сила природы, нашла и их, сложила вместе и целовала до тех пор, пока Осирис не ожил на мгновенье, и объятия их двоих привели к зачатью Гора, который потом победил Тифона. Апис — подобье Осириса, тайна смерти и воскресения, воплощенная в божественном числе три — Осирис, Исида, Горус, трое в едином, божественная троица, прадревняя мистическая наука древних египтян. Бык, зачатый яловой телицей от солнечного луча. Золотой бык древнего рода Борджа…

Солнечный бык Апис.

Здесь подолгу стоял папа в глубоком раздумье, por lo bajo, в уединении. Древняя темная тайна проступала все явственней. Ибо солнечный золотой бык Борджа — не миф, а живая действительность. Здесь стоял папа, когда дважды закачалась его тиара, а все-таки не свалилась совсем. Здесь стоял он, когда многие римские бароны подняли голову, когда не только Орсини и Колонна, но и множество других: де Анджелис, Чиприани, Синьоретти, Синибальди, Тартари, Леони, Ченчи, Реццози, Пики, Ильперини, Катаньи, Санта-Кроче, Барбарини, Джаноцци, Оддони, Баффи, Сальвиати, Вульгамини, Цуккари, Капогалли — стали виться, как оводы, вокруг золотого быка. Здесь стоял он, узнав, что кардинал Джулиано уехал ночью во Францию. Здесь стоял после того, как велел задержать канцлера церкви, кардинала Асканио Сфорца. Здесь стоял много раз и еще не раз остановится.