Джек Лондон - Собрание сочинений в 14 томах. Том 3

• Название: Собрание сочинений в 14 томах. Том 3
• Автор: Джек Лондон
• Издательство: Ордена Ленина типография газеты «Правда» имени И. В. Сталина
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1961

В третий том настоящего издания вошли очерки «Люди бездны» (1903), сборник рассказов «Мужская верность» (1904), повесть «Игра» (1905) и сборник «Рассказы рыбачьего патруля» (1905).

Книга очерков «Люди бездны» печаталась в журнале «Уилшайрс мэгэзин» в 1903 году и в том же году вышла отдельным изданием (Нью-Йорк).

Стихотворные переводы в тексте книги выполнены И. Гуровой (гл. I, XIII, XIV, XIX) и В. Роговым.

Фотографии взяты из американского издания «Людей бездны» – Нью-Йорк, Гроссет энд Данлэп Паблишерз, октябрь 1903 года.

Рассказ «Мужская верность» впервые опубликован в журнале «Сансет мэгэзин» в июле 1903 года.

«Замужество Лит-Лит» – в журнале «Леслиз мэгэзин» в сентябре 1903 года.

«Тысяча дюжин» – в журнале «Нейшенэл мэгэзин» в марте 1903 года.

«История Джис-Ук» – в периодическом издании «Смарт сет» в сентябре 1902 года.

«Гиперборейский напиток» – в журнале «Метрополитен мэгэзин» в июле 1901 года.

«Золотое дно» – в журнале «Энслис мэгэзин» в декабре 1903 года.

«Батар» – в журнале «Космополитэн мэгэзин» в июне 1902 года.

«Осколок третичной эпохи» – в еженедельнике «Кольерс Уикли» в январе 1901 года.

Повесть «Игра» печаталась в журнале «Метрополитен мэгэзин» в апреле – мае 1905 года и в том же году вышла отдельным изданием (Нью-Йорк).

Все рассказы сборника «Рассказы рыбачьего патруля» публиковались в журнале «Юс компэнион» с февраля по май 1905 года.

---

Кроме того, он повесил над столом календарь и каждое утро начинал с того, что вычеркивал день и пересчитывал, сколько еще дней остается до весны, когда его компаньон примчится по льду Юкона.

Пентфилд никому не позволял ночевать в новой хижине – это тоже была прихоть: до приезда Мэйбл хижина должна была оставаться такой же новой, как ее свежеобтесанные балки. И когда постройка была закончена, Пентфилд повесил на дверях замок. Никто, кроме самого Пентфилда, не входил туда, а он оставался там часами, и когда выходил, на лице его была странная нежность, а глаза светились тепло и радостно.

В декабре пришло письмо от Корри Хатчинсона. Он только что познакомился с Мэйбл Холмс. Она оказалась именно такой, какой должна быть жена Лоренса Пентфилда, писал Корри. Он был в полном восторге, и это письмо заставило сердце Пентфилда забиться быстрее. Теперь письма приходили одно за другим, а порою, если почта задерживалась, даже по два или по три зараз. И все они были об одном и том же: Корри только что вернулся от Холмсов, или Корри собирается к Холмсам, или Корри сейчас у Холмсов. Он, казалось, не торопился покинуть Сан-Франциско и даже не упоминал о поездке в Детройт.

Лоренсу Пентфилду начинало казаться, что его компаньон слишком уж долго задерживается в обществе Мэйбл Холмс, забывая о своих родных. Временами Пентфилд ловил себя на том, что это его тревожит. Но он слишком хорошо знал Мэйбл и Корри, чтобы тревожиться всерьез.

Письма Мэйбл, в свою очередь, были полны Корри. С другой стороны, когда речь заходила о ее приезде и о свадьбе в Доусоне, в них сквозила робость и нерешительность. Пентфилд отвечал весело, подшучивая над ее опасениями, которые, как ему казалось, были порождены скорее страхом перед лишениями и опасностями, чем девичьей застенчивостью.

Но томительное ожидание и третья бесконечная зима начинали сказываться на нем. Руководство работами и разведка жилы не могли скрасить монотонность его существования, и в конце января Пентфилд зачастил в Доусон, где можно было на время забыться за игорным столом. Он выигрывал, так как мог позволить себе роскошь проиграть, и выражение «везет, как Пентфилду» вошло в обиход у игроков в фараон.

Удача не покидала его до середины февраля. Трудно сказать, когда она изменила бы ему, потому что после одной крупной игры он больше не брал карт в руки.

На этот раз игра шла в «Опере», и в течение часа каждая карта Пентфилда выигрывала. В перерыве, пока банкомет тасовал колоду, владелец стола Ник Инвуд вдруг сказал:

– Между прочим, Пентфилд, кажется, ваш компаньон времени даром не теряет?

– Да, Корри умеет развлекаться, – ответил Пентфилд. – Особенно когда он это заслужил.

– Дело вкуса, конечно, – рассмеялся Ник Инвуд, – но, по-моему, развлекаться и жениться – не совсем одно и то же.

– Корри женился? – недоверчиво воскликнул Пентфилд, не сумев скрыть своего удивления.

– Именно, – ответил Инвуд. – Это напечатано в газете из Фриско, которая пришла с утренней почтой.

– Ну, а кто же она? – поинтересовался Пентфилд с терпеливой невозмутимостью человека, знающего, что его разыгрывают и что в любую минуту может раздаться взрыв смеха.

Ник Инвуд вытащил газету из кармана и стал просматривать ее, заметив:

– У меня на имена память плохая, но как будто Мэйбл… Мэйбл… ага, вот: Мэйбл Холмс, дочь какого-то судьи Холмса…

Лоренс Пентфилд и бровью не повел, хотя в душе лихорадочно гадал, известно ли кому-нибудь на Севере это имя. Он спокойно обвел взглядом слушателей, ожидая, что кто-нибудь выдаст себя, но их лица выражали только обыкновенное любопытство. Тогда он повернулся к Инвуду и сказал спокойным, ровным тоном:

– Ник, вот эти пятьсот долларов берутся доказать, что в газете ничего подобного нет.

Тот посмотрел на него с недоуменной улыбкой.

– Нет, голубчик, мне ваши деньги не нужны.

– Я так и думал! – насмешливо бросил Пентфилд и, повернувшись к столу, поставил на две карты.

Ник Инвуд покраснел и, как будто не доверяя себе, внимательно перечитал коротенькую заметку, а затем резко повернулся к Лоренсу Пентфилду.

– Послушайте, Пентфилд, – взволнованно и торопливо заговорил он. – Я этого так оставить не могу.

– Чего этого? – грубо переспросил Пентфилд.

– По-вашему, я солгал?

– Ничего подобного. По-моему, вы просто глупо пошутили.

– Вы ставите, джентльмены? – вмешался банкомет.

– Но я же вам говорю, что это правда! – настаивал Инвуд.

– А я уже вам говорил, что у меня есть пятьсот долларов, которые берутся доказать, что в газете этого нет.

И Пентфилд бросил на стол тяжелый мешок с золотым песком.

– Не нужны мне ваши деньги, но раз вы настаиваете… – С этими словами Инвуд сунул газету Пентфилду.

Пентфилд смотрел и не мог заставить себя поверить. Он скользнул взглядом по заголовку «С Севера мчался младой Лохинвар»[54] и пробежал заметку; перед его глазами мелькнули рядом имена Мэйбл Холмс и Корри Хатчинсона. Тогда он заглянул на первую страницу – газета была из Сан-Франциско.

– Деньги ваши, Инвуд, – сказал он с коротким смешком. – Если уж мой компаньон начнет, одному богу известно, где он остановится.

Затем Пентфилд вернулся к заметке и медленно прочел ее, слово за словом. Сомнений больше не было. Корри Хатчинсон действительно женился на Мэйбл Холмс. «Один из королей Бонанзы, – говорилось в заметке о новобрачном, – компаньон Лоренса Пентфилда (еще не забытого обществом Сан-Франциско), владеющий вместе с ним многими богатствами Клондайка». А дальше, в конце, он прочел: «Говорят, что мистер и миссис Хатчинсон на некоторое время уедут на Восток, в Детройт, но свой настоящий медовый месяц они проведут в путешествии по сказочному Клондайку».

– Я вернусь. Сохраните мне место, – сказал Пентфилд, поднимаясь и забирая мешок, который тем временем успел побывать на весах и вернулся к владельцу облегченный на пятьсот долларов.

Пентфилд вышел на улицу и купил газету из Сиэтла. В ней были те же факты, только более кратко изложенные. Несомненно, Корри и Мэйбл поженились. Он вернулся в «Оперу» и, заняв свое место, предложил играть без ограничения ставки.

– Я вижу, вам нужен размах, – засмеялся Ник Инвуд, кивая банкомету. – Я собирался было сходить на склады Компании, но, пожалуй, останусь. Покажите-ка, на что вы способны.

И Лоренс Пентфилд показал: после двухчасовой отчаянной игры банкомет откусил кончик свежей сигары, чиркнул спичкой и объявил, что банк сорван. Пентфилд выиграл сорок тысяч. Он пожал руку Нику Инвуду и заявил, что эта его игра – последняя.

Никто не знал, никто не догадывался, что ему был нанесен удар – и тяжелый удар. Внешне он совсем не изменился. Всю неделю он занимался делами, как обычно, но в субботу ему на глаза попалась портлендская газета с описанием свадебной церемонии. Тогда он оставил прииск на попечение одного из друзей и отправился на собаках вверх по Юкону. Он двигался по дороге к Соленой Воде, а потом свернул на Белую реку. Через пять дней он увидел лагерь местных индейцев. Вечером был устроен пир, и Пентфилд сидел на почетном месте, рядом с вождем. На следующее утро он погнал собак назад к Юкону, но теперь он был не один. Молодая скво кормила в этот вечер его собак и помогала ему приготовить ночлег. В детстве ее помял медведь, и она прихрамывала. Звали ее Лашка. Сперва она боялась чужого белого, который явился из Неведомого и взял ее в жены, не сказав ей ни слова, даже не взглянув на нее, а теперь увозил в Неведомое.

Но в отличие от большинства индейских девушек, которых выбирают себе в подруги белые Севера, Лашке посчастливилось: в Доусоне связавший их языческий брак был подтвержден священником по обрядам белых. Из Доусона, где все казалось Лашке чудесным сном, Пентфилд отвез ее на прииск в Бонанзу и водворил в новой хижине на холме.

Сенсацию произвело не то, что Лоренс Пентфилд разделил ложе и кров с индианкой, а то, что он узаконил это сожительство брачной церемонией. Церковный брак? Этого никто не мог понять. Но Пентфилда оставили в покое– местное общество было терпимо ко всяким причудам, если только они не шли ему во вред. Пентфилд даже не потерял доступа в дома, где были белые хозяйки: свадебная церемония не позволяла относиться к нему просто как к белому, сожительствующему с индианкой, его нельзя было упрекнуть в безнравственности, хотя многие мужчины не одобряли его выбор.

Писем из Сан-Франциско больше не было. Шесть нарт с почтой погибли у Большого Лосося. Кроме того, Пентфилд знал, что новобрачные должны уже быть в Клондайке и что их свадебное путешествие близится к концу, то путешествие, о котором он мечтал в течение двух томительных лет. От этой мысли у него горько кривились губы, но он скрывал свои чувства и только становился добрее к Лашке.