Ольга Елисеева - Потемкин

• Название: Потемкин
• Автор: Ольга Елисеева
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02735-3, 5-235-02882-1

Его называли гением и узурпатором, блестящим администратором и обманщиком, создателем «потемкинских деревень». Екатерина II писала о нем как о «настоящем дворянине», «великом человеке», не выполнившем и половину задуманного. Первая отечественная научная биография светлейшего князя Потемкина-Таврического, тайного мужа императрицы, создана на основе многолетних архивных разысканий автора. От аналогов ее отличают глубокое раскрытие эпохи, ориентация на документ, а не на исторические анекдоты, яркий стиль. Окунувшись на страницах книги в блестящий мир «золотого века» Екатерины Великой, став свидетелем придворных интриг и тайных дипломатических столкновений, захватывающих любовных историй и кровавых битв Второй русско-турецкой войны, читатель сможет сам сделать вывод о том, кем же был «великолепный князь Тавриды», злым гением, как называли его враги, или великим государственным мужем.

---

Подобное развитие событий утешало императрицу. «Много дел совершенных в короткое время, — писала она 18 августа. — На зависть Европы я весьма спокойно смотрю. Пусть балагурят, а мы дело делаем»[902].

Итак, к августу 1783 года операция по присоединению Крыма была завершена. Расчет светлейшего князя оказался верен: затянув введение войск на полуостров до середины июля, он сумел избежать начала войны с Турцией летом 1783 года. Осенью константинопольский диван колебался и принимал вялые оборонительные меры; наконец, в начале зимы турецкая сторона склонилась к отказу от военного конфликта. 8 января 1784 года султан Абдул-Гамид дал Булгакову письменное согласие признать власть России над Крымом.

На грани войны

В январе 1784 года Потемкин вернулся в Петербург. Он был еще слаб после перенесенной болезни. «Браниться с тобой за то хочу, для чего в лихорадке и в горячке скачешь повсюду»[903], — упрекала его Екатерина осенью 1783 года. «Я ведаю, как ты не умеешь быть больным… Поберегись ради самого Бога, важнейшее предприятие в свете без тебя оборотится в ничто»[904]. Щадя корреспондентку, князь не сообщал ей о своем тяжелом состоянии. «От посторонних людей слышу, что маленько будто легче тебе»[905]. «Дай Боже, чтоб ты скорее выздоровел и сюда возвратился; ей, ей, я без тебя как без рук»[906], — писала императрица в октябре.

Срочный приезд Потемкина был необходим Екатерине не только из-за сложной обстановки в Европе, грозившей в любой момент разразиться новым конфликтом. «Теперь ожидаю с часу на час объявления войны по интригам французов и прусаков»[907], — сообщала она 26 сентября. Положение при дворе тоже нельзя было назвать благополучным.

Казалось, после присоединения Крыма в столице Григория Александровича должен был ждать триумф. Однако весна 1784 года стала одним из самых опасных моментов в его карьере. Узнав о серьезной болезни светлейшего, активизировали деятельность враждебные Потемкину группировки. Великий князь Павел обронил в беседе с матерью, что европейские державы, особенно Франция, Пруссия и Швеция, не станут спокойно смотреть на завоевание полуострова и усиление России на Черном море[908]. Конечно, он говорил не только от себя лично. За его спиной стояла прусская партия.

В это же время фельдмаршал Румянцев, поддержанный Воронцовым и Завадовским, потребовал для себя инструкций на случай разрыва с Турцией. «Пишет ко мне, что по причине настоящего кризиса о мире или войне, надлежит… все иметь в готовности для снабжения войск …и просит меня, чтоб я ему наставление давала и сообщить приказала известие и о корпусах Кубанских, кои выступить могут или будут в его команде по объявлении войны»[909], — жаловалась Екатерина 19 октября. Румянцеву подчинялись только корпуса, расположенные на Украине. Крымским же, Кубанским и Кавказским корпусами, прилегавшими к предполагаемому театру военных действий, командовал Потемкин[910].

Таким образом, старый фельдмаршал считал возможным распространить свое руководство на все войска, сосредоточенные по южной и юго-западной границе. В этом случае светлейший князь оказался бы подчинен Румянцеву. Екатерине не понравился подобный план. «Касательно снабжения войск …я надеюсь, что ты, мой друг, понудишь, кого надлежит, — писала она Григорию Александровичу, — а касательно расположения корпусов, кажется, его сиятельству заботиться так же излишне, ибо слышу, что нужное ему от тебя сообщается». Еще в августе Екатерина обещала Потемкину: «Будь уверен, что не подчиню тебя никому, кроме себя»[911]. Теперь, в начале 1784 года, она собиралась изменить положение Потемкина в системе официальных чинов Российской империи таким образом, дабы невозможна была даже сама мысль о подчинении Григория Александровича кому бы то ни было, кроме императрицы.

Удобный момент для такого шага наступил после приезда Потемкина в Петербург. К первым числам февраля 1784 года двор уже был осведомлен о письменном согласии султана Абдул-Гамида I признать власть России над Крымом и о ратификации царем Ираклием Георгиевского трактата. Это была большая победа, требовавшая щедрого «воздаяния». Момент для продвижения империи к Черному морю и на Кавказ оказался выбран светлейшим князем чрезвычайно удачно. Европейские державы, втянутые в войну американских колоний, сначала не смогли активно вмешаться в назревавший конфликт, а после заключения Версальского мира 3 сентября 1783 года были настолько истощены в финансовом отношении, что ограничились дипломатическими демаршами[912]. Стало очевидным, что мрачные пророчества противников Потемкина не сбылись, России удалось и на этот раз избежать войны.

Чувствуя, что после столь славного деяния власть светлейшего может еще усилиться, враги в очередной раз объединились против него. Адъютант Григория Александровича Л. Н. Энгельгардт, в 1784 году только начавший служить при Потемкине, описывает события, которым стал свидетелем:

«Князь жил во дворце; хотя особливый был корпус, но на арках была сделана галерея для прохода во дворец через церковь, мимо самых покоев императрицы.

Лишь только я вступил в свое лестное, по тогдашнему времени, звание, как по разным причинам государыня оказала к князю немилость, и уже он собирался путешествовать в чужие края, и экипажи уже приготовлялись. Князь перестал ходить к императрице и не показывался во дворце; почему как из придворных, так и из других знатных людей никто у него не бывал; а сему следуя, и другие всякого звания люди его оставили: близ его дома ни одной кареты не бывало; а до того вся Миллионная была заперта экипажами, так что трудно было и проезжать. Княгиня Дашкова, бывшая в милости и доверенности у императрицы, довела до сведения ее, через сына своего, бывшего при князе дежурным полковником, о разных неустройствах в войске: что слабым его управлением вкралась чума в Херсонскую губернию, что выписанные им итальянцы и другие иностранцы, для населения там пустопорожних земель, за неприуготовлением им жилищ и всего нужного, почти все померли, что раздача земель была без всякого порядка, и окружающие его много злоупотреблений делали и тому подобное; к княгине Дашковой присоединился фаворит А. Д. Ланской.

Императрица не совсем поверила доносу на светлейшего князя и через особых верных ей людей тайно узнала, что неприятели ложно обнесли уважаемого ею светлейшего князя, как человека, способствовавшего к управлению государством; лишила милости княгиню Дашкову; …князю возвратила доверенность.

Светлейший князь, в один день, проснувшись, на столе близ кровати видит пакет, положенный его камердинером из греков, Захаром Константиновым, и который прислан был от императрицы с тем, чтобы для сего князя не будить. Он, проснувшись и прочитав оный, закричал: „Попова!“ (так звали правителя его канцелярии). Я, бывши тогда дежурным, позвал его; князь подал ему бумагу и сказал: „Читай“. То был указ о пожаловании князя президентом Военной коллегии, то есть фельдмаршалом. Василий Степанович Попов, тогда бывший подполковником, выбежал в комнату перед спальнею и с восторгом сказал: „Идите, поздравьте князя фельдмаршалом“. Я на тот раз один только и был. Вошел в спальню, поздравил его светлость. Он встал с постели, надел мундирную шинель, повязал на шею шелковый розовый платок и пошел к императрице (так он хаживал к ней по утрам). Не прошло еще и двух часов, как уже все комнаты его были наполнены, и Миллионная снова заперлась экипажами; те самые, которые более ему оказывали холодность, те самые более перед ним пресмыкались; двое, однако, во время его невзгодья показывали к нему приверженность, а именно камергеры: Евграф Александрович Чертков и Александр Федорович Талызин»[913].

Добавим, что оба — старинные приятели Потемкина еще с гвардейских времен, а Чертков еще и свидетель на тайном венчании с императрицей. Что заставило Дашкову действовать против светлейшего князя? Возможно, это была «маленькая месть» Екатерины Романовны за полуторагодовую интригу, в которую ее вовлек князь и которая окончилась для семьи Дашковой, впрочем, как и для Англии, ничем. Но еще вероятнее, что княгиня озвучила здесь позицию своего брата Александра Воронцова, с партией которого оказалась связана по возвращении в Россию. Именно эта группировка неустанно распространяла слухи о «неустройствах в войске» и «слабом управлении», которые якобы допускал Потемкин. Правда, зная взаимную неприязнь княгини и Ланского, трудно поверить, что фаворит «присоединился» к обвинениям.

Так 2 февраля Григорий Александрович получил чин фельдмаршала, стал президентом Военной коллегии и генерал-губернатором вновь присоединенных земель. В тот же день Екатерина подписала указ об образовании Таврической губернии, вошедшей в обширное наместничество Потемкина[914]. Ко 2 февраля относится короткая записка императрицы своему корреспонденту: «Я сейчас подписала все касательно Тавриды, только прошу тебя не терять из вида умножение доходов той области и губернии Екатеринославской, дабы оплачивали издержки, на них употребленные»[915].