Ольга Елисеева - Потемкин

• Название: Потемкин
• Автор: Ольга Елисеева
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02735-3, 5-235-02882-1

Его называли гением и узурпатором, блестящим администратором и обманщиком, создателем «потемкинских деревень». Екатерина II писала о нем как о «настоящем дворянине», «великом человеке», не выполнившем и половину задуманного. Первая отечественная научная биография светлейшего князя Потемкина-Таврического, тайного мужа императрицы, создана на основе многолетних архивных разысканий автора. От аналогов ее отличают глубокое раскрытие эпохи, ориентация на документ, а не на исторические анекдоты, яркий стиль. Окунувшись на страницах книги в блестящий мир «золотого века» Екатерины Великой, став свидетелем придворных интриг и тайных дипломатических столкновений, захватывающих любовных историй и кровавых битв Второй русско-турецкой войны, читатель сможет сам сделать вывод о том, кем же был «великолепный князь Тавриды», злым гением, как называли его враги, или великим государственным мужем.

---

22 июня Екатерина отправила вслед уехавшему другу извещение о покупке Аничкова дворца[615]. Его наш герой получил 5 июля в Новгороде. «Всемилостивейшая государыня! — писал он в ответ. — По сообщению от Ивана Перфильевяча о пожалований мне дома Аничковского я, лобызая ноги Ваши, приношу наичувствительнейшую благодарность… Милосерднейшая мать, Бог, дав тебе все способы и силу, не дал, к моему несчастью, возможности знать сердца человеческие. Боже мой! Внуши моей государыне и благодетельнице, сколько я ей благодарен, сколько предан, и что жизня моя к ея службе»[616].

Хотя путешествие в Новгород и не означало опалы, у Потемкина все же не было полной уверенности, что, вернувшись ко двору, он найдет у императрицы прежнюю дружбу и доверенность. Тем временем дипломаты спешили похоронить его. 1 июля Ричард Окс доносил в Лондон: «Несмотря на высокую степень милости, которою Орловы пользуются в настоящую минуту у государыни, и на недоброжелательство, с которым, как полагают, граф Орлов относится к князю Потемкину, последнему продолжают оказываться необычайные почести. Во время своей поездки в Новгород он пользуется придворной обстановкой, и продолжают утверждать, что он через несколько недель возвратится сюда, но, тем не менее, я полагаю, что милость его окончена… Высокомерие его поведения в то время, когда он пользовался властью, приобрело ему столько врагов, что он может рассчитывать на то, что они ему отомстят в немилости, и было бы неудивительно, если бы он окончил свое поприще в монастыре, — образ жизни, к которому он всегда оказывал расположение; и едва ли не лучшее убежище для отчаяния разбитого честолюбия»[617].

С дороги Григорий Александрович писал часто. Императрица старалась поддерживать деловой тон, так было легче обоим. За обсуждением конкретных дел они забывали о том, что их разделяло. Так, Екатерина сообщала вице-президенту Военной коллегии о тех неполадках, которые обнаружил в расквартированных под Ригой полках Павел Петрович[618], отбывший в июне в Пруссию. Григорий Александрович посылал Екатерине составленные им документы, касавшиеся числа жителей его губернии[619].

Обмениваться бумагами в пути можно было до бесконечности. Но вскоре Екатерина ощутила все неудобства такой работы. Она привыкла, по ее собственному выражению, иметь Потемкина «под боком». Многие вещи можно было обсудить устно, в противном случае приходилось писать «тетрадями» (тоже слово императрицы). Пора было возвращаться. Но Григорий Александрович ждал прямого приглашения от государыни. На некоторое время он замолчал.

Отсутствие известий от Потемкина встревожило Екатерину: «Я пребываю безпокойна, здаровы ли Вы? Столько дней от тебя не духа не слуха нету, а сегодня и вчерась погода так велика была, что даже я зачала опасаться, как-то Вы Вокшу переехали, и для того нарочнаго посылаю, знать: где и каковы Вы?»[620] Волнение на реке Вокше, через которую переправлялся князь, испугало императрицу. Между тем в ее окружении имелся человек, который осторожно, но настойчиво действовал в пользу Потемкина. Это была племянница князя Александра Васильевна Энгельгардт, пожалованная фрейлиной 10 июля 1775 года[621]. С февраля 1776-го, в трудные для дяди дни, Александра начинает почти постоянно появляться в числе нескольких избранных благородных девиц за столом Екатерины[622]. Эта веселая и умная 22-летняя красавица сумела очень расположить к себе государыню.

Под запиской императрицы Энгельгардт сделала приписку: «Батенька, давеча государыня очень безпокоица, что так долго, не видя Вас, не знаем: здоровы ль? Обутешь нас приятнейшим приездом, а мы Вас много любящи». Екатерина доверила племяннице Потемкина передать князю то, о чем сама прямо не писала: просьбу «обутешить» их скорым приездом.

Но Григорий Александрович хотел получить приглашение от самой государыни и прямо спросил ее в следующем письме: не будет ли она «амбарасирована» его появлением? «Верь, что отнюдь мне не амбарасируешь, — отвечала Екатерина. — …Сам, подумавши, тому поверишь. Пишиш тетрадями, ответствовать пришло [время], но как едешь, то буду ожидать возвращение»[623]. После прочтения этих строк князь медлить не стал. «Я щитала тебя на Вокшу, а ты изволил очутиться в Шлюсельбурх»[624], — с удивлением замечала императрица в следующей записке. Расстояние от Шлиссельбурга до Петергофа можно было преодолеть за один день.

Покинув столицу под предлогом служебной надобности и не оставив своих государственных должностей, Потемкин оказался «не выключен» из процесса управления, из потока мелких и крупных дел. К нему сходились многие нити, он получал донесения от чиновников, обменивался с императрицей важными документами, и в повседневной работе она не могла не чувствовать неудобства от его отсутствия — оно замедляло ход бумаг. Из сложившейся ситуации было два выхода: либо окончательно отставить Григория Александровича и подыскать ему полную замену, либо немедленно призвать его обратно. Благодаря деловым качествам Потемкина императрица выбрала последнее. Поездка, в которой недоброжелатели видели опалу князя, на деле превратилась в его триумф, так как со всей очевидностью показала Екатерине, насколько она нуждается в Потемкине.

Императрица хорошо знала людей: для Григория Александровича, как и для нее самой, главным в жизни было дело, и удаление от дела он переживал болезненнее, чем удаление от любимой женщины. Поэтому князь вернулся.

24 июля он въехал в столицу, а 25-го прибыл в Петергоф и обедал с императрицей[625]. Его появление было воспринято придворной публикой как гром среди ясного неба и вызвало настоящий фурор в дипломатической среде. Окс, еще недавно предрекавший Потемкину монастырь, 26 июля писал: «Князь Потемкин приехал сюда в субботу вечером и появился на следующий день при дворе. Возвращение им в комнаты, прежде им занимаемые во дворце, заставляет многих опасаться, что, быть может, он снова приобретет утраченную милость»[626]. Вельможам, обиженным Потемкиным во время случая, пришлось повременить с местью опальному временщику.

Еще А. Г. Брикнер заметил, что письмо Екатерины к Павлу, отправленное в Берлин в конце июля и посвященное делам его предстоящей свадьбы, подверглось серьезной правке Потемкина[627]. Черновик испещрен пометами, исправлениями и вставками, сделанными князем[628]. Это показывает, как близко Григорий Александрович стоял к императрице сразу после возвращения из поездки, которую многие считали опалой.

Однако было бы иллюзией думать, что возвращение Потемкина ко двору означало его полную победу над противниками. Пока длился кризис в отношениях Екатерины и ее любимца, не утихали разговоры о скорой отставке Григория Александровича с поста вице-президента Военной коллегии. Называли разных кандидатов на его место: графа А. Г. Орлова, князя Н. В. Репнина, графа П. А. Румянцева[629]. В предвкушении освободившейся вакансии Никита Иванович Панин вызвал в Петербург своего племянника Репнина[630], чтобы тот мог оказаться в нужном месте в нужное время. Но этим честолюбивым планам не суждено было исполниться.

Корона Курляндского герцога

Угроза опалы, впервые повисшая над головой Потемкина в 1776 году, заставила его задуматься о будущем. При решении важнейших государственных дел, таких как подписание мира или борьба с пугачевщиной, он жестко проводил волю Екатерины, часто действуя вопреки пожеланиям ведущих партий. Такая позиция настроила против него многих влиятельных вельмож. До сих пор казалось, что милость императрицы будет для Григория Александровича надежным щитом. Однако уже в начале 1776 года выяснилось, что это не так. Государыня не всегда была свободна в своих шагах, а ее покровительство имело определенные границы.

Иностранные дипломаты не раз сообщали к своим дворам смутные известия о старании Потемкина получить власть над полунезависимым княжеством или герцогством в составе империи. Обобщая эти слухи, Я. Л. Барсков писал: «Ясно было, что с воцарением Павла „светлейший“ потеряет если не жизнь, то власть и, по всей вероятности, свое несметное богатство. Ему нужно было заранее обеспечить себе независимость»[631]. В течение последующих пятнадцати лет циркулировали слухи о желании князя стать Курляндским герцогом, получить польскую корону и, наконец, возглавить небольшое буферное государство Дакия, включавшее земли, отвоеванные у Турции. Мадариага считает кажущуюся легкость, с которой светлейший князь распоряжался судьбой земель, находящихся под фактическим протекторатом России, проявлением его роли «императора-консорта»[632].

Проект в отношении Курляндии действительно существовал. Впервые упоминание о нем встречается зимой 1776 года во время посещения Петербурга русским послом в Польше О. М. Штакельбергом. Курляндские дворяне, недовольные своим герцогом Пьером Бироном, обратились к Екатерине с жалобой на него, а к Потемкину с предложением занять место неугодного им сюзерена. Ситуация была щекотливой. Ведь Курляндия в качестве вассального владения входила в состав Речи Посполитой. Однако судьбу курляндского престола вот уже более полувека решали русские штыки и русские деньги.