Владимир Муравьев - Карамзин

• Название: Карамзин
• Автор: Владимир Муравьев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03684-0

Николай Михайлович Карамзин — великий российский историк и писатель, реформатор отечественной словесности. Создатель бессмертной повести «Бедная Лиза», он не только положил начало новому литературному направлению — сентиментализму, но и определил дальнейшие пути развития отечественной литературы. Однако главным трудом всей его жизни по праву считается двенадцатитомная «История государства Российского», подвижническая работа, в которой автор впервые во всей полноте раскрыл перед читателями масштабную картину нашего прошлого. Известный историк и литератор Владимир Муравьев не только глубоко исследовал литературные и исторические труды дворцового историографа, но и показал удивительную современность многих замечаний и выводов Карамзина. Безусловным достоинством книги является то, что автору удалось воссоздать живой облик своего героя — внимательного сына, любящего мужа, заботливого отца. Человека с большой буквы, до конца жизни преданного своему отечеству. Под редакцией и с сопроводительным аппаратом В. Муравьева в различных издательствах выходили сборники и отдельные произведения H. М. Карамзина.

знак информационной продукции 16 +

---

(Речь идет о Никите Муравьеве и князе Илье Долгоруком. — В. М.)

Друг Марса, Вакха и Венеры,
Тут Лунин дерзко предлагал
Свои решительные меры
И вдохновенно бормотал.
Читал свои Ноэли Пушкин,
Меланхолический Якушкин,
Казалось, молча обнажал
Цареубийственный кинжал.
Одну Россию в мире видя,
Преследуя свой идеал,
Хромой Тургенев им внимал
И, плети рабства ненавидя,
Предвидел в сей толпе дворян
Освободителей крестьян.
……………………………
Сначала эти заговоры
Между Лафитом и Клико
Лишь были дружеские споры,
И не входила глубоко
В сердца мятежная наука,
Все это было только скука,
Безделье молодых умов,
Забавы взрослых шалунов,
Казалось………..
Узлы к узлам……………………
И постепенно сетью тайной
Россия………………..
Наш царь дремал…………………
…………………………………

Молодым якобинцам, по мере того как в их сердца все глубже входила «мятежная наука», теория ненасильственных преобразований, развиваемая Карамзиным, представлялась не только ошибочной, но и злонамеренной. Менялось и отношение к самому Карамзину. Н. И. Тургенев пишет о своей «антипатии» и «неприязни» к нему; Никита Муравьев, перечитывая его сочинения, замечает: «Так глупо, что нет и возражений», «неправда», «дурак».

Из муравьевско-тургеневского кружка вышел ряд эпиграмм на Карамзина. Скорее всего, это было коллективное творчество, тем более что все они представляют вариации на одну тему. О принадлежности эпиграмм именно этому кружку говорит использование в одной из них слова «хам». Это слово по отношению к людям дворянского, аристократического круга в среде своих друзей-единомышленников было введено в употребление Николаем Тургеневым. Он использовал его в значении человека — раба по духу, вне зависимости от того, к какому сословию он принадлежит. В этом смысле и употреблено это слово в одной из эпиграмм, всего же их известно три.

Решившись хамом стать пред самовластья урной,
Он нам старался доказать,
Что можно думать очень дурно
И очень хорошо писать.

На плаху истину влача,
Он показал нам без пристрастья
Необходимость палача
И пользу самовластья.

В его «Истории» изящность, простота
Доказывают нам, без всякого пристрастья
Необходимость самовластья
И прелести кнута.

Автором второй эпиграммы М. И. Муравьев-Апостол в воспоминаниях, написанных в старости, назвал Пушкина, но эту версию никто не поддержал. Последняя же эпиграмма упорно приписывалась Пушкину. Сам Пушкин отрицал авторство; в заметке об «Истории…» и реакции на ее выход он говорит: «Мне приписали одну из лучших русских эпиграмм; это не лучшая черта моей жизни». Не считал Пушкина ее автором и Вяземский. Пушкинского автографа эпиграммы не существует.

Понимая психологию неофитов и адептов, Карамзин пытается сгладить отношения, просит лишь одного: признать право каждого на собственное мнение.

«Нередко случалось мне слышать, — говорил Стурдза, — упреки „Истории“ Карамзина и за то, что автор вывел из творения своего неверные и односторонние заключения. Некто, ревностный чтитель бессмертного его труда, однажды при мне выразил ему самому это замечание. Карамзин ответил на сие вопросом: „Вы, может быть, правы; но скажите, какое впечатление производит на вас моя ‘История’? Если оно не согласно с моим мнением, то в этом я не вижу беды. Добросовестный труд повествователя не теряет своего достоинства потому только, что читатели его, узнав с точностию события, разногласят с ним в выводах. Лишь бы картина была верна — пусть смотрят на нее с различных точек“».

Карамзин объясняет наиболее близкому ему из «молодых друзей» — Вяземскому — свои взгляды, но при этом не настаивает на том, чтобы тот думал так же: «Впрочем, не мешаю другим мыслить иначе. Один умный человек сказал: „Я не люблю молодых людей, которые не любят вольности; но не люблю и пожилых людей, которые любят вольность“. Если он сказал не бессмыслицу, то вы должны любить меня, а я вас. Потомство увидит, что лучше или что было лучше для России. Для меня, старика, приятнее идти в комедию, нежели в залу Национального собрания или в камеру депутатов, хотя я в душе республиканец, и таким умру».

Иногда он позволял себе подтрунить над верой молодых в политическую экономию, как в Священное Писание. «Эта наука, — говорил он, — смесь истин, известных каждому, и предположений весьма гипотетических». Ссылался на собственный опыт: «Если поживете лет сорок, многое увидите и меня вспомните». Но, как правило, встречал нежелание слышать и однажды в разговоре с Вяземским сказал поразившую того и записанную им фразу: «Он же (то есть Карамзин. — В. М.) говорил, что те, которые у нас более прочих вопиют против самодержавия, носят его в крови и лимфе». Карамзин, как психолог, уже тогда увидел в тогдашних либералах будущих диктаторов.

Члены тайного общества и вовлеченная в сферу их влияния молодежь бравировали радикализмом. «Петербург был полон людей, велегласно проповедующих правила, которые прямо вели к истреблению монархической власти», — говорит об этом времени Ф. Ф. Вигель. По обычаю времени, настроения и программа радикалов излагались стихами. Особенно популярным было тогда четверостишие, заимствованное из французской песенки эпохи революции:

Мы добрых граждан позабавим
И у позорного столпа
Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим.

Кстати, это четверостишие также приписывается Пушкину, в одних собраниях сочинений оно включается в раздел несомненных пушкинских текстов, в других — в «приписываемое Пушкину».

«Молодые друзья» все более отдалялись от Карамзина.

23 марта 1820 года Екатерина Андреевна пишет Вяземскому: «Г-н Тургенев, Александр, отправился в Москву вместе со своим братом Сергеем. Последний, очевидно, не очень-то ценил общество моего мужа, поскольку, отправляясь в Константинополь на неопределенное время, он даже не дал себе труда зайти попрощаться. Кто знает, дорогой князь Петр, кто знает, может быть, наступит время, когда, живя в одном городе, вы уж не захотите с нами встречаться, ибо для вас, либералов, не свойственно быть еще и терпимыми. Следует иметь те же взгляды, а без этого нельзя не только любить друг друга, но даже встречаться». Карамзин к этому письму сделал приписку: «Обнимаю вас, любезнейшие друзья, прочитав не без улыбки, что пишет к вам жена о либеральных, которые не либеральны даже в разговорах».

2 апреля 1820 года императору Александру управляющим Министерством внутренних дел графом В. П. Кочубеем было представлено письмо В. Н. Каразина, бывшего правителя дел главного правления училищ, лично известного царю, в котором автор предлагал меры для прекращения вольнодумства. В числе главных причин распространения антиправительственных настроений в обществе он называл стихи и эпиграммы Пушкина. Император приказал произвести расследование и наказать автора эпиграмм. В городе распространился слух, что Пушкина велено отправить в ссылку в Сибирь или заключить в Соловецком монастыре.

Как только об этом стало известно, либеральствующие друзья Пушкина — П. Я. Чаадаев, А. И. Тургенев и другие — начали хлопотать о нем. Наибольшую возможность помочь имел Карамзин. Пушкин встретился с ним. В разговоре Карамзин сказал фразу, запомнившуюся Пушкину и в 1836 году поставленную им эпиграфом к статье «Александр Радищев»: «Честному человеку не должно подвергать себя виселице». Смысл ее: не следует совершать уголовно наказуемых поступков.

Карамзин просит императрицу Елизавету Алексеевну о заступничестве за Пушкина, обращается к помощнику министра иностранных дел графу Каподистрии.

О начале и результате хлопот Карамзина рассказано им в письмах Дмитриеву. 19 апреля 1820 года: «Над здешним поэтом Пушкиным если не туча, то, по крайней мере, облако, и громоносное (это, между нами): служа под знаменами либералистов, он написал и распустил стихи на вольность, эпиграммы на властителей и проч. Это узнала полиция и проч. Опасаются следствий. Хотя я уже давно истощил все способы образумить эту беспутную голову и предал несчастного Року и Немезиде, однако ж из жалости к таланту замолвил слово, взяв с него обещание уняться. Не знаю, что будет». 7 июня: «И в прежних письмах я забыл сказать тебе, что ты, по моему мнению, не отдаешь справедливости таланту или поэмке молодого Пушкина, сравнивая ее с „Энеидою“ Осипова: в ней есть живость, легкость, остроумие, вкус; только нет искусного расположения частей, нет или мало интереса; все сметано на живую нитку. Его простили за эпиграмму и за оду на вольность: дозволили ему ехать в Крым и дали на дорогу 1000 рублей. Я просил о нем из жалости к таланту и молодости: авось будет рассудительнее, по крайней мере, дал мне слово на два года».