Андрэ Нортон - Знак кота. Гнев оборотня

• Название: Знак кота. Гнев оборотня
• Автор: Андрэ Нортон
• Издательство: Сигма-пресс, Зеленоградская книга
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1996
• ISBN: 5-85949-091-7

Почитатели таланта Андрэ Нортон наверняка давно заметили ее особую предрасположенность к кошачьему племени. И в этом сборнике представлены произведения, в которых наравне с героями-людьми действуют разумные, благородные и просто обаятельные коты, кошки и даже подрастающие котята.

Содержание:

Знак кота

Гнев оборотня

---

У меня в голове прочно сидели две мысли: первая — что особу претендента положено охранять между испытаниями и не отказывать, если он будет нуждаться в помощи во время путешествия; и вторая — узы кровного братства, скрепленные обменом жизненной влаги, хорошо знакомы всем волнам. И пусть даже в их глазах я не был воином, никто не смог бы отрицать, что Мурри принадлежит к народу, прославленному своими бойцами.

А потому я действовал так, словно всё это в порядке вещей. Я шагнул вперёд, по–прежнему направляя Мурри рукой, и они расступились передо мной без лишних слов. Хотя Канцлер и кое–кто из стражи глядели весьма мрачно.

Я привёл кота в лагерь и получил сумочку, принесённую тем, кто выполнял обязанности лекаря. Этот лекарь ограничился тем, что положил сумку наземь и отступил назад, не дав мне ни одного совета. Пришлось лечить Мурри так, как я в своё время много раз лечил скот или котти. В крепко закрытом горшочке нашлось немного пасты, я узнал её по запаху — первейшее средство при ранах. Но вылечит ли она глаза песчаного кота, я не знал. Оставалось только попробовать и поглядеть.

Подцепив пальцем пасту, я помазал ею покрытые жёлтой коростой веки. Затем взял маленький кусочек мягкой ткани из соседнего пакетика и самыми лёгкими касаниями, на какие только были способны мои пальцы, стал снимать коросту, начиная с краёв. Эта дрянь отделялась маленькими хлопьями, которые приходилось старательно убирать с век, чтобы они не попали в глаза, дело было непростое. Но наконец я снял с глаз Мурри последний кусочек отравы.

Кот по–прежнему держал глаза закрытыми. Я снова порылся в содержимом лекарской сумки и в конце концов нашёл там мягкий кулёчек. Отщипнул оттуда несколько кусочков пропитанных водой водорослей и дважды промыл глаза. Потом сел на пятки, всё ещё ощущая страх за своего больного. Сможет ли Мурри видеть? Если моё лечение не привело ни к чему…

— Брат, — мои губы с трудом выговорили эти слова, — открой глаза!

И глаза открылись. Мне они показались такими же, как обычно, — круглые жёлтые самоцветы, и лишь тонкие, с волос толщиной, линии в центре говорили о том, что это не камни.

Мурри дважды моргнул. Он поднял лапу, словно собираясь умываться, и чуть не коснулся ей носа.

— Вижу… плохо…

Я не мог взглянуть его полуослепшими глазами и потому понятия не имел, насколько хуже он видит, и останется ли это навсегда. Я набрал ещё немного влажной пасты и размазал её по полосе ткани, явно предназначенной для повязок. Мурри снова закрыл глаза, и я перевязал их как можно крепче, чтобы целебный состав попал куда следует.

И только потом сбросил выданный мне костюм. Наконец–то… На мне остались только дорожные штаны, а на груди покачивался медальон с маской кота.

За спиной у меня что–то зашуршало. Один из слуг Канцлера принёс мою одежду и положил её поодаль. Я огляделся и увидел, что стою в кругу воинов эскорта, следящих за каждым нашим действием. Лучники убрали свои сабли, мечи тоже были спрятаны в ножны, но я чувствовал их внимательные взгляды, чувствовал их беспокойство, и не только потому, что в лагере находился песчаный кот, пусть даже и искалеченный, но и из–за меня, объявившего кровное братство с их исконным врагом.

Я натянул на себя одежду и посмотрел на Канцлера.

— Я сделал то, что должен был сделать, Голос Власти, — сказал я сухо. — Так ли это?

— Это так, — его ответ был короток, он повернулся и зашагал прочь. С его уходом рассеялось и кольцо зрителей вокруг. Я обратил внимание, что двое стражников с саблями всё–таки остались, хотя и на почтительном расстоянии.

Принесли еду, и я разделил свою долю с Мурри, прежде чем отвести его в маленькую палатку, служившую мне ночлегом.

В эту ночь мы спали с ним вместе. Ночь, потому что в Сноссисе путешествуют днём, места здесь слишком предательские, чтобы пытаться пересечь страну иначе, чем при ярком свете дня, как бы мучительно тяжко это ни было.

Уснуть удалось не сразу. Я не стал делиться своими сомнениями с Мурри. А он свернулся, положив забинтованную голову на лапы, и сразу заснул. Если наутро он не сможет видеть…

Наутро я должен был отправиться в Аженгир, в эту пустыню бесплодных солончаков, безжизненный и опасный край. Наверное, лишь обитатели этого наисуровейшего из королевств видят свою страну иначе. Ни один песчаный кот не смеет забредать туда. Ни одно животное, кроме вездесущих крыс, пожалуй. И я не посмею взять туда Мурри, как не посмею доверить его своим спутникам, чтобы они позаботились о нём, если я погибну. Но я не мог оставить его и здесь, слепым и беспомощным.

Теперь всё будет зависеть от того, помогут ли коту снадобья.

Тело моё ныло от утомления, и сон всё–таки одолел меня, несмотря на мысли, роившиеся в голове, и заботы, осаждавшие разум.

Во сне пришёл свет, но не жёсткие, бьющие в глаза лучи солнца. Свет лампы, мягкий, мерцающий, приятный и утешающий после жестокого поединка с огненной горой. Я снова стоял на полу, сделанном из полированного дерева и не мог пошевелиться. Сверху в свет лампы погрузились руки, огромные руки, они легко могли бы обхватить меня всего целиком.

Руки принесли нечто, отливавшее золотистым блеском меха. Рядом со мной опустился Мурри. На глазах не было повязки, они горели тем самым живым огнём, который я всегда видел в них. Однако когда его поставили рядом со мной, он даже не шевельнулся. Он был неподвижен, как статуя, как тот рубиновый кот, которого я вырвал из тесных объятий камня, там, на вершине горы.

Теперь руки легли передо мной, прямо на полированную поверхность, и я смог рассмотреть их. Пальцы украшали многочисленные перстни, каждый из которых мог бы послужить мне поясом. И все эти перстни были разными. На одной руке красовались перстни в виде голов: мужская голова в парике воина, женская в изукрашенной короне, голова орикса с грозными рогами, блестевшими серебром, морда яка, а так же непринуждённо свернувшаяся котти, стройное тельце которой обвивало палец. А на второй — чётко прорисованные черты кошачьей головы, наподобие той, что носил я сам, ещё одна коронованная женщина, затем не голова, не лицо, а какой–то причудливо переплетённый символ, потом кинжал, выступающий по обе стороны ободка перстня, и наконец последний, который не мог быть ничем иным, как хранящим высшие знания свитком, из тех, какие каждый род старательно стережёт в своих сокровищницах.

Руки несколько мгновений покоились неподвижно, а потом приподнялись, и пальцы зашевелились, не касаясь друг друга, словно связанные невидимой цепочкой, которую покачивают вверх–вниз. После этого темнота окутала и меня и всё вокруг, и я услышал шум пробуждающегося лагеря и рокот барабанов, всё ещё разносившийся в воздухе.

Мурри сидел у входа в нашу маленькую палатку. Его повязка по–прежнему лежала на месте. Он чуть повернул голову:

— Хочу посмотреть…

Если сможешь, подумал я, но не стал говорить этого вслух. Я потянул узел, и полоска ткани упала. Его глаза снова выглядели, как обычно, но вот сможет ли он что–нибудь увидеть…

Мурри, не мигая, глядел на меня долгим–долгим взглядом, как это делают кошки, а затем я услышал шумный вздох облегчения.

— Вижу!

Я обнял его за плечи и на мгновение зарылся лицом в шерсть. Это было для меня куда важнее, чем добыть рубинового кота из осаждаемого пламенем храма!

— Ухожу. Здесь неприветливое место… — Мурри встал на ноги и потянулся, как только что проснувшийся котти.

С его словами трудно было спорить. Но полностью ли он излечился? Может быть, наступило лишь временное облегчение, и слепота снова поразит его, как только он покинет лагерь? Тогда ему уже никто не сможет помочь. Но не успел я возразить, как он заговорил снова:

— Не пойду… в солёное место…

— А если ты… твои глаза…

— Увидимся потом… после солёного места.

И Мурри метнулся прочь. По всему лагерю копошились люди, но он в два огромных прыжка оказался за его пределами. Я ещё успел заметить, как он летит по воздуху — как могло бы показаться тем, кто не знает песчаных котов, — летит прочь. По его уверенным прыжкам я понял, что сейчас он действительно всё видит. Оставалось только надеяться, что это исцеление навсегда.

Шесть дней мы ехали через этот край неспокойной земли и огнедышащих гор. Как обычно, моя охрана молчала, разговаривая со мной только по необходимости. Однако в первое утро после ухода Мурри, к моему полному изумлению, со мной поравнялся на своём ориксе сам Канцлер.

— Кровный брат котов, — начал он без обиняков, — как ты удостоился такой награды?

В его словах проскользнула небольшая доля формальности. Они больше напоминали приказ, и я тут же почувствовал неприязнь, хотя и заставил себя не показывать виду. В конце концов, у советника Королевы Сноссиса могли быть причины считать меня низшим.